— Такие как мы не привязываются к людям, — отрезаю я и стараюсь спрятать взгляд.

— Напротив, такие, как мы очень привязываются к людям. Мы с трудом подпускаем кого-то ближе, чем на расстояние вытянутой руки с зажатой в ней палочкой. Но если кто-то пробивается к нам под кожу… Разве мы можем устоять, перед тем, чтоб лелеять это чувство собственности? Взять, например, вашу любовь к Поттеру, пришедшую с вами рука об руку и всё-таки дождавшуюся своего часа. Или ваши друзья, знакомые с вами с детства…

-…или вы, Лукас, — перебиваю я, и что-то странное повисает между нами, — Вы тоже моя привязанность. Как и я ваша, итак, что стало с аврором?

— Что бы вы сделали, если бы в результате его действий пострадал я? — меланхолично спрашивает Фовель, никак не реагируя на мой выпад, кажется ему этот разговро нравится больше, чем должен, — Вы бы убили его?

— Ни за что, — чеканю я, и холод окатывает меня изнутри, — Есть вещи хуже смерти. Есть вещи, после которых смерть покажется благом.

— Вы ответили на свой же вопрос, — радостно говорит Фовель, но в глазах только ярость и холод.

Он долго молчит и потом четко произносит:

— Вы — не моя привязанность, Драко, — его движения спокойны и плавны, не понять, что он думает, — Как и я не ваша. Мы просто коллеги

— Немного больше, — улыбаюсь я, внезапно осознавая, что он сейчас делает. Как по-детски пытается оттолкнуть.

— Немного, — улыбкой на улыбку отвечает он, на миг сбросив все маски.

— Но, зачем он это сделал? Какой смысл ему помогать «Нокс Энигма»? — интересуюсь я.

— Смысл в том, мой хитрый мальчик, — ухмыляется Фовель, — чтобы достать тебя. Думаю, цель Акселя была помочь не столько организации, сколько Филиппу.

Я молча хмурюсь, и картина складывается у меня в голове. Мне изначально был виден интерес Акселя, но он имел не ту природу, на которую я рассчитывал. Это было совсем не то, что я представлял, мне казалось, что мальчик заинтересован мной, немного влюблен, поэтому, как мне казалось, я ощущал опасность исходившую от него. Не такую, которой веет от Фовеля или от Поттера, скорее тонкий флер раздражающей, зудящей, как писк комара.

— Неужели Аксель и Лип были любовниками? — всё-таки уточняю я.

Фовель усмехается и впивается в меня хитрым взглядом.

— Да, были — нейтрально произносит он, но видно, что он хочет увидеть мою реакцию на то, что мой бывший любовник принадлежал кому-то еще, — Они познакомились через несколько месяцев после вашего разрыва. Сначала между ними была только физика, отпечаток твоего скрытного характера лег и на него, но это не продлилось долго. Когда Филипп рассказал о тебе Акселю, они уже были вместе достаточно долго, чтобы состоялось знакомство и с «Нокс Энигма» и с Джеком. Сомневаюсь, что аврор был заинтересован в помощи именно организации, он желал помочь любовнику, хотел отомстить тебе за то, как ты поступил с Филиппом, за то, что тот продолжал тебя любить. И тогда он согласился помочь Джеку убить тебя, от организации уже ничего не осталось, кучка жалких волшебников, разбросанных далеко друг от друга и не жаждущих попасть в Азкабан. Но разве что-то может быть крепче любви брата к брату и почти безответной влюбленности мальчишки.

Слова главы Отдела тайн врезаются в меня, кажется, он специально выбирает их, чтобы задеть меня сильнее, но я не реагирую, не остается даже царапины на безупречном фасаде моего внешнего вида, хотя внутри всё бурлит и клокочет.

— Почему тогда Аксель не убил меня раньше? — спрашиваю я, и через мгновение, после того, как вопрос повисает в воздухе, мне становится смешно от озвученных слов, Фовель же не скрывает своей редакции, он громко и раскатисто смеется, кажется даже достаточно искренне.

— Это было бы достаточно сложно. Он знал на что ты способен, знал, что эта дуэль может закончиться поражением, как это знал и Джек. Только хитрость им могла помочь, только хитрость. Но Филипп до самого конца не хотел чтобы ты пострадал, старался уберечь тебя.

Я закрываю глаза и откидываю голову, вина топит меня в себе. Я предал его, убил его и, как правильно сказал Джек, никогда его не любил. Конечно, если бы на его месте был Поттер, я бы поступил иначе, я бы ни за что не отправил его в Отдел тайн, ни за что не дал бы его пытать, я бы бросил ему другой портключ, не в тюремные камеры, а в свой кабинет, в лабораторию, не смотрел бы на то, как его пытали, не искал бы в его словах скрытый смысл, слушая его показания, перемежающиеся хриплыми вскриками и кашлем, я бы ни за что не сделал с Поттером то, на что обрек Филиппа. Просто не любил, просто не сделал то, что должен был, и даже не подумал о том, каково было ему, чем он жил и как ушёл.

— Как меня нашли? — я меняю тему, стараясь больше не думать о своей роли в том, что случилось.

Фовель глубоко вдыхает, и на мгновение кажется, что он может потерять контроль, но он справляется с собой и начинает рассказывать

— Мистер Поттер соизволил взять себя в руки и воспользоваться браслетами, — пренебрежительно говорит глава Отдела, — После того, как Джек последовал за вами в воду тысячи грез, магия ослабла, и нам удалось, воспользовавшись связью браслетов, проникнуть в дом и найти вас.

— Дом был достаточно хорошо защищён, — отзываюсь я.

— Тогда на сцену выступил ваш покорный слуга, — Фовель театрально склоняет голову, — И безрассудный, но упрямый главный аврор.

— Все так просто, — мой взгляд блуждает по кабинету, останавливаясь на его владельце.

— Не совсем, — довольно кивает он и смотрит сквозь меня, — Помните, ту чашу, что приволок ваш предок в угоду Вильгельму Завоевателю?

Мой кивок ничего не решает, но я всё-таки киваю, боясь, что Фовель не захочет продолжать рассказ.

— Мы ее использовали. Сила браслетов, помноженная на желание мистера Поттера вас найти, поисковая магия самого артефакта, и мы нашли вас. Всего лишь пришлось вылезти из кожи вон и нарушить пару законов.

Странно спустя столько лет совместной работы понимать, что Лукас заботился обо мне, как умел, что им руководило желание защитить. В его глазах я вижу настоящую заботу и вновь спрашиваю себя, что на самом деле он испытывает ко мне, что заставляет его делать ради меня то, что он делает. Мне кажется, я знаю ответ, но облекать это в слова мне не хочется, иначе, это будет значить, что я причинил боль не только Филиппу, который меня любил, но и Лукасу, а ни один из них не был повинен в этой боли.

— Поттер приходил к вам каждый день. Сидел по несколько часов и непрестанно с тобой разговаривал, — слова Фовеля вырывают меня из раздумий.

Я хмыкаю и хмурюсь, стараясь не показывать то, что не хочу это обсуждать.

— Он безумно меня раздражал, — признается Фовель достаточно искренне.

— Понимаю, меня бы тоже раздражал, — отзываюсь я, и он смеётся.

— Я рад, что вы все же вместе, — говорит он, и я застываю на стуле, стараясь не измениться в лице.

— С чего ты это взял? — мой голос звучит буднично и плоско, будто я говорю о том, что приготовил чай.

— Ты похож на меня, Драко, — Фовель кажется слишком спокойным, — Я бы действовал так же, как ты. Но есть кое-что, что выдает тебя в моих глазах — ты счастлив и источаешь счастье.

Моя бровь взлетает вверх, и он неопределенно машет рукой.

— Тогда мне остаётся только признать вашу правоту, — спокойно улыбаюсь я, и Фовель кивает своим мыслям.

— Я рад, что ты обрел его, Драко, — голос начальника спокоен, но слова сочатся застарелой болью, — Не всем выпадает счастье быть с тем, в кого влюблены.

— В кого же влюблены вы? — спрашиваю я, хитро прищуриваясь. Всем телом я чувствую исходящую от него боль и сожаление, но мне это невероятно нравится, хочется упиваться его страданием, пока от него не остаётся ничего. Мы слишком похожи — едва справляемся с тем, чтоб не уничтожить все, что нам дорого.

— В одного бесконечно хитрого и омерзительного мальчишку, — говорит Фовель, и лёгкий налет веселья в словах заставляет меня улыбнуться, — Но желание разрушать всегда было сильнее меня.