На мгновение Ксана хотела на хорошеньких херах оттаскать эту мадам, но успела прикусить язык. Она заглянула в перепуганные темно-карие глаза, ищущие, бегающие и, словно бы чего-то не находящие глаза и стало жутко.
– Ты как в порядке вообще? – Ксана смотрела сверху вниз на невысокую брюнетку. Вроде бы молодая, а столько седых волос на голове.
– Я?.. да… наверное, – совсем потеряно заговорила та. – Извините…
– Что случилось?
– Врач сказал аборт надо делать… – голос звучал сдавлено, охрипши.
– А ты не хочешь?
– Нет.
– Один врач?
– В смысле? – женщина непонимающие хлопала глазами полными слез.
Оксана взяла ту за плечи, хорошенько так встряхнув.
– Один врач сказал?
– Один…
– Я, конечно, всей темы не знаю, но… Пошел он тогда нахуй, – внезапно резко то ли для незнакомки, то ли для себя самой отчеканила Ксана. С каждым словом голос набирал сил. – Он не царь и Бог, чтобы решать за тебя. – может, она уже думала об Аркаше в этот момент или о херовом Стасе. – Никто за мать не смеет решать жить или умереть ее ребенку.
В этот момент что-то прояснилось во взгляде этой едва ни обезумевшей женщины. Она взяла Оксану за руки своими тонкими, холоднющими руками с прожилками вен, крепко пожала их и посмотрела решительно:
– Спасибо.
Наверное, именно сейчас они обе приняли для себя решение. Ксана поняла, что ни за что не перешагнет этот чертов порог, раз сама того не хочет.
Начало лета выдалось теплым и приятным. Было не слишком жарко, и погода радовала благосклонностью. На поляне в лесу тихо и ощущалось умиротворение, меж ветвей сновали птицы, чирикая что-то понятное им одним. Идеальная романтическая атмосфера, подходящая для небольшого пикника, особенно когда пора освежить отношения, которые за последние пару лет стали больше похожи на оголенный нерв.
Громкий детский плач взбудоражил лесных обитателей. Пятилетняя девочка мчалась через небольшой лесок на тихую поляну. Она плакала надрывно, словно произошло что-то ужасное или за ней кто-то гнался.
– Па-а-апа! – Оксана ревела и бежала к отцу, вытянув вперед руки.
Зареванная, с раскрасневшимся носом и взлохмаченными светло-русыми волосами она летела к своему спасителю. Словно маленький ураган она впорхнула в объятья отца и разревелась еще сильнее.
Евгений Станиславович очень любил дочь и готов был ради нее на все, даже пожертвовать долгожданным обедом наедине с женой.
– Ну-ну, что случилось у моей принцессы? – он обнял ее крепко-крепко большими медвежьими руками-лапами.
Оксана очень хорошо запомнила тот день и пронесла его в памяти через всю жизнь. Именно таким она всегда будет помнить папу: коренастого мишку с огромными мозолистыми руками, который всегда-всегда защищает от всех бед. Даже если эти беды в масштабах вселенной не столь велики. Просто тогда маленькая девчушка никак не хотела оставаться с бабушкой и ей показалось, что ее все бросили, и как-то разом нахлынуло такое детское горе, что стерпеть его у крошки сил не было.
– Я соскучилась! Не хочу с бабушкой сидеть дома!
Ксана хорошо помнила и отношение к ней матери, когда та недовольно скривила губы. У нее были совсем другие планы на этот день, и ребенок их портил:
– От гребанных детей одни проблемы.
В очередной раз Мария Георгиевна в соревновании за внимание Евгения отодвинута на второй план. Всегда, всегда побеждала сероглазая дочь! Не помогали никакие ухищрения: ни приготовленный заранее обед, ни лучшее платье и прическа, сделанная у профессионального парикмахера.
Евгений с легкой укоризной посмотрел на молодую разобиженную жену:
– Маша. Ну не надо. Завтра с тобой выберемся.
Та недовольно фыркнула:
– Ну да. Знаю я твои обещания.
Но Евгений уже переключил все внимание на маленькую Оксану:
– Не слушай ее, – он дотронулся указательным пальцем до кончика курносого, раскрасневшегося носа. – Ничего подобного. Ты моя маленькая принцесса и всегда ей будешь. И я всегда тебя буду любить.
Оксана не заметила, как начала молча улыбаться воспоминаниям. Скоро у нее самой будет ребенок, и она ни за что не повторит ошибок, которые делала ее мать день ото дня. Из размышлений вывел голос Аркаши, возвращая в кабинет шефа, пахнущим дорогим деревом.
– С последним рабочим днем, Оксаночка, – невесело вздохнул Аркаша, вручая белый конверт своей сотруднице. – Я там еще премию немного добавил. Тебе пригодиться сейчас.
Ксана взяла конверт и убрала в серую «тигровую» сумочку:
– Спасибо вам, Аркадий.
– Грустно, Оксан, очень грустно. Все же я желаю тебе счастья. Раз уж выбрала, действуй.
Кристина, все это время наблюдавшая за процессом, добавила свои пять копеек:
– Аркаш, и меня тогда рассчитай, – ошарашив всех заявлением.
– Чего?! – только и смог возмутиться Аркаша.
– Давай-давай, рассчитывай! – без зазрения совести подтвердила Кристина, переложив ногу на ногу с правой на левую, в короткой черной юбочке это выглядело чертовски соблазнительно.
Ксана взяла ее за руку и притянула к себе, хорошенько встряхнув:
– Кристин, ты че творишь?
Еще не хватало, чтобы лучшая подруга из-за нее потеряла работу! Но Кристина лишь отмахнулась, поправила прядку, выбившуюся из строгого черного каре:
– Я уже все решила! Мне тут без тебя теперь скучно будет.
Упертая до невозможности, едва ли ее могло что-то переубедить. Даже если решение было спонтанным и необдуманным.
Аркаша всплеснул руками от бессилия и нескрываемого разочарования, посмотрел в потолок, словно обращаясь к кому-то невидимому, что выглядело забавно и театрально:
– Нет, ну вы точно хотите меня до могилы довести! Терять сразу две лучших танцовщицы! Не щадите вы меня девочки, не щадите.
Больше спорить он не стал, лишь принялся за расчет, готовя второй прощальный белый конверт.
Вот и все. Теперь они обе совершенно свободные и абсолютно безработные. Куда идти и что делать дальше Оксана представляла смутно, но почему-то была рада принятому решению. Еще приятнее то, что Кристина выбрала остаться с ней и поддержала. Последний раз нога ее пересекла это заведение, а выход на улицу стал долгожданным глотком свободы. Лишь бы теперь эта свобода не аукнулась да костью поперек горла не встала… но все плохие мысли потом. Сейчас хотелось наслаждаться моментом.
***
Маргарита на ватных ногах остановилась в нерешительности у дверей кабинета. Она сильнее сжала в руке папку с документами, пытаясь собраться с духом. На душе неприятный осадок после общения с лечащим врачом.
– Я хочу другого врача, – набравшись смелости, заявила в тот день Маргарита в кабинете Добровольских, и повисла гнетущая пауза. Пауза казалась долгой и мучительно болезненной, хоть и продлилась, на самом деле, не больше минуты.
Такое заявление оскорбило Добровольских лично! Как он переменился в лице: пухлые щеки побагровели от злости, широкие ноздри то и дело вздувались, словно в них нагнетали насосом воздух.
– Потеряева, да ради бога! – раздраженно выкрикнул Добровольских, бросил ручку на стол. – Это ваше право. Но другие врачи скажут тоже самое, – для внушительности он пригрозил пальцем.
После неприятной беседы Маргарите выдали выписку из истории болезни, со всеми пройденными анализами и заключениями специалиста, не забыв полить грязью для пущей доходчивости и десять раз намекнуть на ее недальновидность и откровенную глупость. Теперь она, измотанная и уставшая, вновь стояла на пороге врача, на помощь которого очень надеялась, потому что больше идти не к кому.