Маргарита ждала супруга в приемной городской поликлиники. Он должен появиться с минуты на минуту. Рита не знала, что в эти самые секунды Олег ехал за серым седаном, горел зеленый свет. Он посмотрел на пересекающую дорогу и убедился, что нет никакого придурка.

Рита не знала и то, что седан уже въехал на Старшевскую улицу, когда Олег на своем белом «Опеле» оказался на середине перекрестка. На бешенной скорости по скользкой дороге в него влетел чужой автомобиль, красный свет для которого ничего не значил или его просто занесло, или не стоило опрокидывать лишнюю рюмку перед поездкой. Так или иначе, причина случившегося уже была не столь важна, куда важнее последствия. Мощный удар пришелся на правую сторону авто. Олег не успел понять, откуда вылетела машина, и была ли это вообще машина? Он инстинктивно вывернул руль, отчаянно пытаясь остаться на дороге. Бешеный скрежет тормозов. Истошно заскрипел искореженный металл. Машину не удалось удержать на дороге, она перелетела через бордюр и по инерции закружилась в бешенном хороводе, оторвавшиеся детали белого «Опеля» разлетелись по проезжей части. В грудь больно врезался ремень безопасности, не позволив водителю барахтаться в кабине. Кувырок, еще один. В одно мгновение мелькало голубое небо, сменяясь летящей навстречу землей. Олег выставил вперед руки, стараясь прикрыться от устремившегося на него разбитого лобового стекла. Он слышал хруст собственных костей, грудь словно сжалась так, что нельзя вдохнуть. Удар в голову. Виски сдавило чем-то тяжелым. Движение разом прекратил бетонный столб, словно нож, разрезавший разбитый автомобиль пополам.

Молчаливое ожидание угнетало. Маргарита терпеть не могла больничный запах, от него начинало тошнить: смесь терпких лекарств и болезни. От бело-голубых стен веяло холодом и неприязнью. Она мельком глянула на наручные часы, сорок три минуты Рита прождала своей очереди. Коридор пуст, лишь изредка проходили посетители или медицинский персонал, и все одноликие незнакомцы различались одним: кто-то мельком смотрел на сидевшую на холодном железном стуле женщину, ожидающую очереди, кто-то не глядя шел мимо. Рите оставалось лишь слушать стук шагов, то приближающихся, то удаляющихся, чувствуя себя не в своей тарелке.

Наконец-то распахнулась дверь в приемный кабинет, откуда вышла последняя женщина, бывшая перед ней. Маргарита посмотрела вдаль длинного коридора, Олега не было.

Следом за женщиной выглянула уставшая медсестра:

– Потеряева, проходите, – голос звучал монотонно с налетом усталости.

Не будь Рита последней в очереди, она постеснялась бы спросить, но коридор пустовал:

– А я могу еще подождать? Мой муж не успевает немного…

– Нет, у нас все по записи, – все тем же сухим голосом продолжила медсестра. – Или проходите или записывайтесь на другое время.

Пришлось смириться. Ждать еще целую неделю не лучший вариант, к тому же врач настоятельно рекомендовал провериться. Что ж, значит, вечером они вместе посмотрят первые снимки с ультразвукового исследования. Рита неуверенно вошла в кабинет, последний раз выглянув в коридор перед тем, как закрыть за собой дверь. К горлу подступало неприятное, липкое ощущение тошноты. С Олегом было бы сейчас гораздо спокойнее.

Гинеколог Добровольских сидел за столом и не обратил внимания на вошедшую пациенту, он продолжал что-то записывать в историю болезни. Болезненно худощавая медсестра устроилась за тем же столом напротив врача.

Рита жалась на пороге, не осмеливаясь пройти, пока не вмешалась медсестра.

– Потеряева, чего встали? – она даже не пыталась скрыть раздражения в голосе от нерасторопности пациентки. – Проходите. Садитесь, – нарочито деловито она указала на стул.

Рита села на указанное место, как-то слишком сильно прижав сумочку к коленям. Добровольских не отрывался от записей, лишь периодически тяжело, с сапом вздыхал и делал грузный выдох через широкие ноздри. Ожидание угнетало. Душащие больничные стены, запах, сап врача. Перелистнул страницу. Снова сап. Глубокий шумный вдох. Рита не выдержала и робко поинтересовалась:

– Как у меня с анализами?

Добровольских наконец-то перевел на нее слегка удивленный взгляд, от того, что его посмели прервать, выжидающе посмотрел секунд десять, закрыл папку с документами.

– Плохо, Маргарита Николаевна, плохо.

– Что случилось? – тошнота усилилась, сердце заколотилось от тревоги.

Врач грузно поднялся со стула:

– Давайте-ка ложитесь, сейчас на УЗИ все вам покажу.

Риту затрясло от страха, руки вмиг стали мокрыми не хотели слушаться, в горле стоял тошнотный ком. Она легла на кушетку, оголив живот, по которому еще невозможно было сказать о том, что там уже живет крохотный человек.

На экране показался непонятный плод, едва ли в нем можно разглядеть ребенка.

– Да, вот сейчас уже хорошо видно, – Добровольских водил аппаратом, стараясь подобрать лучший ракурс.

Рита отчаянно вглядывалась в монитор, но не понимала совершенно ничего.

– Что именно видно? – тревога нарастала.

– Проблемы с сердцем, – врач сделал снимок, и изображение замерло на экране.

– Какого плана проблемы?..

– Большие. У вашего плода дефект межжелудочковой перегородки, в сердце множество изъянов.

В груди сжался тугой, болезненный ком. Из глубины сознания подкрадывалась тихая паника, готовая в любое мгновение наброситься оголодавшим зверем и сожрать целиком, без остатка.

– Вытирайтесь. Вставайте, – голос Добровольских не менялся.

Руки предательски тряслись. Маргарита неловко вытерла холодный гель с живота. Через минуту, показавшуюся вечностью, она вновь сидела на стуле, прокручивая в голове каждое слово доктора.

– У вас довольно маленький срок. Но пока не поздно, настоятельно рекомендую рассмотреть вариант аборта.

– Аборта?.. – голос Риты осип, в горле пересохло.

– Потеряева, ну, сами подумайте. Порок тяжелый. Был бы легкий случай, другое дело. А с такими дефектами шансов нет. Больше сами намучаетесь, – врач заглянул в блокнот, смочил слюной пальцы и пролистал пару страниц. – Можем записать на конец недели.

От нахлынувших эмоций, растерянности и страха голос задрожал, глаза заблестели от слез:

– Я… мне надо с мужем поговорить. Он еще не приехал? – Рита с такой надеждой посмотрела на медсестру, словно на спасительную соломинку.

Медсестра сделала тяжелый, протяжных вдох, словно ее попросили о чем-то невероятно сложном и едва выполнимом, но в коридор в итоге выглянула:

– В коридоре никого нет.

Добровольских поторапливал, чуть настойчивее произнес, может, даже громче, чем требовалось:

– Так записывать будем?

Рита смотрела на него заторможенным взглядом, губы дрожали, голос, словно не свой:

– Спасибо. Не сегодня.

– Маргарита Николаевна, лучше не затягивайте с решением, это я вам как врач говорю.

– Я могу идти?

Врач махнул рукой, досадно, с немым упреком, покачал головой. Видел он подобных пациенток, которые не желали его слушать, считая, что они разбираются в медицине куда лучше его. Конечно, ничего подобного вслух Потеряева не говорила, но по ее надменному, как ему показалось, виду, и так все было понятно.

– До свидания.

***

Дверной звонок оборвали полгода назад, теперь каждый гость считал своим долгом настойчиво и громко стучать в дверь, словно стараясь возвестить весь подъезд о своем приходе. Очередной гость поздним вечером настырно барабанил в полую деревяшку, когда Оксана собиралась лечь спать. Она бы и рада проигнорировать этот стук, да только соседи потом вынесут мозг за столь позднее беспокойство, а прибавления проблем и очередного перемывания костей хотелось меньше всего.