Сверху послышались стоны и скрип.

Заставив себя ухватиться за липкие перила, Вера шагнула на ступень и рванула вверх.

Локти задевали металл, воздуха не хватало. Выскочив в коридор, она прислушалась.

Было тихо.

Вера побежала к родительской спальне, вдыхая затхлый, кислый от пота воздух.

«Вика, бедная моя Вика» – стучало в голове, когда Вера остановилась у полуоткрытой белой двери.

Отец стоял в глубине комнаты, спиной к ней. Развернувшись на пол-оборота смотрел в скрытый дверью угол. Он был в одних трусах, а на лице застыла похотливая полуулыбка.

Это был человек с ее рисунка.

На низкой кровати застыла мать. Она сидела на коленях спиной к отцу. Выпятив голый зад и упираясь локтями в бледный матрац, послушно ждала, опустив голову на ладони.

Вера боялась пошевелиться.

– Видишь, – хрипло начал он. – Это естественно и совсем не страшно. Так делают все мужчины с женщинами.

Отец дышал ровно и глубоко. Мелкие капли пота скользили по лбу и спине.

– Тебе было хорошо, Анна?

– Хорошо, – выдохнула она рыхло, без понимания.

– Не бойся, – он положил ладонь матери на бедро и небрежно толкнул, как надоедливую куклу. Мать повалилась на бок, качаясь в кровати. Голова вывернулась в сторону двери. Ужас застыл на красивом, усталом лице, когда мутный взгляд выхватил загнанную в угол дочь. Дрожащей рукой она схватила покрывало и потянула на себя. Глупо уставилась на мужа.

– Герман…

– Помолчи, – он ядовито рявкнул. – Наша дочь учится. Ведь так?

Вера ощутила испуганный кивок за дверью.

Ей захотелось броситься в комнату и ударить отца. Бить его, пока рукам хватит сил. Но не смогла двинуть и пальцем.

Еще она чувствовала страх и отчаяние сестры, ее отвращение и ужас. Чувствовала, как теплые слезы текут по щекам Вики и ее собственным.

– Запомни, что видела, – отец наклонился. – Не реви. Это просто урок. – Натянув трусы, он резко отпустил резинку, шлепая себя по животу. Гадко улыбнулся.

– Не криви личико.

Выгнув грудь вперед, завел руки за спину, сцепив пальцы потянулся на носках. Раздался противный хруст.

– Ты дала мне красивых дочерей, Анна.

Неожиданно он посмотрел прямо в глаза Вере. Хищные зрачки округлились.

Она попятилась. «Этого не может быть!» Слабость размяла тело. «Это лишь сон, сон», – зашептала Вера, чувствуя, как холодеют пальцы на руках.

– Но у Вики красота особенная. Да, Анна?

– Да, – пробормотала мать.

– Хочешь побыть на месте мамы? – вопрос хлестнул Вере по ушам.

«Он не посмеет».

– Нет? – губы разошлись, обнажая ровные зубы. – Конечно. Какой я идиот, – он ударил себя в лоб ладонью. Звонкий шлепок болтнул воздух. – Тебе нужно время. Время подумать. Но… – он присел на корточки. – Думай быстрее, или мне придется научить Веру, – голос был холоден и строг. Лицо его вытянулось, брови сошлись, скулы напряглись, как у бойцовской собаки. – Ты ведь не хочешь этого? – повисла пауза. – Отлично, – снова приторная улыбка.

– А теперь беги, – он поднялся, отступая.

Вера расставила ноги, ища опору, пол зашатался, фигуры поплыли.

– И помни, – голос отца перебил гул в ушах. – Никто не должен знать о нашем уроке. Иначе на месте мамы окажется твоя сестра.

Вера вываливалась из сна. Все вокруг смялось в бесцветный ком. Последнее, что ей удалось схватить – это детский силуэт в голубом платьице, бегущий по коридору.

Так сестры узнали своего отца.

30

Она проснулась от холода. Еще тонкие лучи солнца окрасили мастерскую в желтое. Шея и спина затекли, мышцы застыли в напряжении.

Вера открыла глаза. Свет обступал мольберт, бросая на пол квадратную тень. Рисунок на холсте снова был прежним. Ни лица, ни петли.

Голова была ясна, а мысли спокойны. Она полулежала на кресле, завалившись набок и подобрав под себя ноги.

Вера медленно поднялась. Колючее онемение стиснуло икры.

Большая стрелка на часах поравнялась с шестеркой.

Она была выжата до капли, как тряпка, перекрученная сильными руками. Чувства притупились.

Теперь все ясно. Они с Викой действительно были и остаются едины, и не деться ей никуда. Это было понятно еще тогда, в день ее смерти. С бледным лицом, перескакивая ступени, мчась вниз, подальше от мертвого тела, Вера уже знала, что сестра уютно дрейфует в море ее надломленного сознания. Она дремала, ожидая своего часа.

Почти насилуя свою больную жену на глазах дочери, отец «преподал урок», и Вика усвоила его, не дав Вере оказаться на месте матери. И что получила – предательство.

Но даже теперь Вера металась. Сын и муж, ради которых стоит бороться, и сестра, которой она обязана всем.

Именно поэтому сегодня вечером она снова сядет в кресло и услышит шипящий голос.

31

Андрей в очередной раз свернул вправо на засыпанную гравием дорогу. Камни затрещали под колесами. Выровняв руль, он прибавил газу. Достал из бардачка флешку, стянул зубами крышку и вставил в проигрыватель. На дисплее высветился длинный список исполнителей. Он выбрал «Печаль» Кино.

Мягкие басы заполнили пространство. Закрутив руль влево и качаясь на ухабах, мысленно запел.

Уже час Андрей наворачивал круги в поселке далеко от дома, симулируя очередное собеседование.

Он снова крутанул баранку. Улица показалась очень знакомой, особенно в сумерках. Высокие дома, аккуратные деревья и асфальт вместо уезженной колеи. «ул. Вишневая», прочел он табличку на заборе.

Нога резко легла на тормоз. Завизжали покрышки, Андрея бросило на руль. Автомобиль замер в клубах пыли. Выдохнув, он сел как прежде, касаясь затылком подголовника.

Дальше по улице жил Фикус.

Андрей сощурил глаза и пожалел, что друга нет рядом. «Нахрена я сюда приперся? – думал он. – Пора ехать домой – к жене и сыну. Разобраться, наконец, с работой. Делать что-нибудь в конце концов!». Даже Илья в положении гораздо худшем принял решение. Трудное, неприятное, но верное. «Надо разворачиваться и ехать домой», – он положил ладони на руль, нога поглаживала педаль газа. Но вместо разворота машина медленно покатилась вперед.

Протянув метров пятьсот, Андрей съехал на узкую обочину.

И вроде жив и здоров,

И вроде жить не тужить.

Так откуда взялась печаль? –

тянул Цой последние строки. Его многомерный голос оборвался, и Андрей заглушил мотор. Слева блестел крышей дом Ильи.

Вышел из машины. За ветвями черешни разглядел окна второго этажа. Два темных квадрата.

Он всегда приезжал к нему в сумерках – как и сейчас.

Легкий ветер принес запах сухой травы и пыли. Послышался лай соседского пса. Пространство казалось мутным, а свет уходящего солнца – густым и серым.

Много четких, людских следов покрывали землю перед стальными воротами и калиткой. Хромированная кнопка звонка излучала слабый блеск.

Андрею захотелось выпить. Сесть напротив Ильи, погрузившись в мягкое кресло, и ввалить в горло стопку теплого, горючего коньяка. Закурить и налить снова. Обсудить прошлое, помолчать и влить очередную порцию.

Иногда они ловили себя на мысли, что рассуждают как измотанные старики. Вспоминая кривые остовы прошлого, не замечая впереди ничего, кроме солнца, умирающего за горизонтом, и бледных, сжимающихся лучей.

Настроение Ильи передавалось Андрею. Имея сына, он тащил прошлое, часто вспоминал отца и его последние дни. Где-то глубоко он еще был одиноким сыном своего умершего отца.

«Вы кончились, парни, – твердил голос внутри, – впереди лишь сумерки уходящие во мрак».

Андрей сплюнул, поднимая облачко пыли. «Пора уезжать и больше не возвращаться. Заводить новых друзей и забывать старых». Он вернулся к машине, бросая короткий взгляд на окна.

Моргнул желтый свет в окне справа. Сердце дернулось. За тюлем выросла тучная фигура и тут же провалилась вниз, исчезая за линией подоконника. Следом в проеме закачался высокий горбатый силуэт. Он двигался то вправо, то влево, всплескивая руками. Резко остановившись, человек подскочил к окну и быстро задернул шторы.