Другие теоретики полагали, что профессии могут способствовать социальному порядку и политической стабильности. Толкотт Парсонс писал, что профессии являются «механизмами социального контроля»: они «социализируют»… приводят их (молодое поколение) обратно в социум, когда они показывают девиантное поведение[53]. В 1933 году Александр Карр-Сондерс и Пол Уилсон заявляли, что профессии являются «стабильными элементами общества», отмечая:
«Старая формула давит на них; они наследуют, сохраняют и передают традицию. Они знают, что ничего нельзя достигнуть в их сфере разрушением или революцией, и перекладывают этот подход на другие сферы. Профессиональные ассоциации являются стабилизирующими элементами в обществе. Они порождают жизненные модели, привычки мышления и стандарты принятия решений, что придает им свойства центров сопротивления грубым силам, которые угрожают стабильной и мирной эволюции»[54].
Здесь снова видны сходства с идеями Дюркгейма, который пишет, что путем укрепления «профессиональных групп и корпораций» в обществе «вся ширина социального полотна, угрозы которому ослабеют, будет скреплена накрепко и станет сильнее»[55].
Теоретики такого плана, обеспокоенные различными функциями профессий, – или корректировкой дисбаланса при распределении знаний, или укреплением моральных устоев в обществе, или удержанием социального порядка, – известны как функционалисты. Часто социологи отмечают, что функционалисты обнаружили сходства роли профессий в нашем обществе с ролью отдельных органов в функционировании наших тел: каждый выполняет конкретную функцию, вносит вклад в здоровье целого и является необходимым, в своем роде незаменимым элементом.
Другая группа теоретиков занималась больше вопросами отличительных характеристик профессий, чем их отдельными функциями. Подобно зоологам, пытающимся определить и классифицировать различные типы животных и растений, эти социологи фокусировались на тщательном документировании характерных черт профессий, составляя всесторонние чек-листы важных характеристик и определяющих черт профессий, организуя эти субъекты в таксономии. Эти теоретики широко известны как трейтисты[56]. Тем не менее, хотя их мысли оказали влияние на огромное количество работ на тему профессий – конкурирующие списки определяющих черт рассеяны в литературе, – их коллективные усилия являются в лучшем случае незавершенными. Проблема состоит в том, что почти нет аргументов о том, какими являются определяющие черты. Социолог Теренс Джонсон, резюмируя их усилия в начале 1970-х (когда энтузиазм к сбору характеристик приближался к пику), иронично отметил, что «результатом [их работы] стал настолько глубокий хаос, что нет тех, кто бы не согласился с наличием хаоса»[57]. Современник Джонсона и тоже социолог Джеффри Миллерсон изучил к тому времени работы двадцати одного теоретика и обнаружил двадцать три определяющие черты профессий, но не нашел ни одной, с которой бы согласились все авторы[58].
Эксклюзивность и сговор
Для большинства социологов, которые подвергли профессии тщательному исследованию, тем не менее было что-то более ценное, чем изучение их функций и характеристик. Вместо этого, и с разных углов зрения, основной областью интереса стала эксклюзивность профессий. Совместная увлеченность социологов заключалась в стремлении ответить на вопрос, почему и как профессии смогли изолировать и оградить массивное пространство знаний и соответствующих услуг таким образом, что другие (не профессионалы) оказались лишены возможности вовлечения, кроме как в роли получателя услуг. На самом деле эта характеристика великого договора является больше, чем областью увлеченности теоретиков. Здесь также прослеживаются следы негодования. Дональд Шён, заявляя, что «договор приближается к расторжению», требует объяснений того, «почему мы должны продолжать предоставлять им [профессиям] исключительные права и привилегии?»[59]. Социолог Кит Макдональд задается вопросом: «Как подобные профессии умудрились убедить общество предоставить им привилегированное положение?»[60]
Эти авторы обнаружили, что повторяют идею другого теоретика классической социологии, Макса Вебера, социального «закрытия». Вебер предложил раннее и влиятельное обоснование того, как и почему определенные группы сблизились для «установления правового порядка, ограничивающего конкуренцию через формальные монополии»[61]. В контексте профессий он четко отметил, что «каждая бюрократическая структура стремится увеличить преимущество информированных профессионалов, сохраняя их знания и намерения в секрете»[62].
Теоретики предложили множество обоснований этой эксклюзивности. Некоторые заявили, что она является следствием классовой системы, элитизма или коллективного инстинкта самосохранения. Другие увидели в ней естественное следствие экономического прогресса. Социолог и бывший президент Американской социологической ассоциации Уильям Гуд заявил, что «общества в процессе индустриализации – это общества в процессе профессионализации»[63]. По его мнению, по этой причине тенденция к «профессионализации» неизбежна[64].
При этом другие социологи увидели в росте эксклюзивности более губительную тенденцию. Наиболее объемный современный труд на тему эксклюзивности The Rise of Professionalism архимонополиста Магали Ларсон написан в этом духе[65]. По ее мнению, профессии не только наслаждаются монополией на экономическую деятельность, которую Ларсон называет «рыночной монополией», но также – на статус и привилегии – «социальной монополией»[66]. При этом Ларсон отмечает, что профессии не просто радуются статусу и престижу, но, отмечая собственную работу, они активно манипулируют нашими идеями о статусе и престиже, чтобы те находили отражение в их деятельности. Идея того, что власть профессий выходит за пределы рынка, широко распространена среди социологов. Эверетт Хьюз высказал аналогичную точку зрения несколькими годами ранее Ларсон:
«Профессии, возможно, в большей степени, чем другие типы занятости, требуют широкий правовой, моральный и интеллектуальный мандат. Не только практики, которые благодаря принятию в узкий круг профессии индивидуально пользуются лицензией на осуществление деятельности, другим недоступной, но сообща они позволяют себе указывать обществу, что хорошо и правильно в широких и жизненно значимых аспектах жизни»[67].
Другие были еще более бескомпромиссны в своих исследованиях эксклюзивности. Эта группа может быть громко названа «теоретиками заговора», и они могли похвастаться тем, что драматург и критик Джордж Бернард Шоу был их наиболее знаменитым амбассадором. Высказывание Шоу о том, что «всякая профессия – это заговор против непосвященного», стало их девизом[68]. Для таких мыслителей и активистов мертвая хватка профессий вокруг знаний отражает больше, чем просто грубую жажду власти, богатства, престижа, классового превосходства, эксклюзивности или инстинкта самосохранения, а является коварной и согласованной программой введения в заблуждение: сознательными и систематическими действиями для мистификации и утаивания, с целью удержания того, что было названо «тиранией» экспертов[69]. Стэнли Фиш, теоретик в области права и литературы, выразил это следующим образом:
