Мы почти не разговариваем. Джеймс сидит, сгорбившись над телефоном, и изучает свою статистику в ультрамарафоне. Он показывает мне приложение, где записывался весь его маршрут с отметками высоты над уровнем моря и темп передвижения.

– Вот здесь я замедлился, – показывает племянник, тыча в какие-то числа. – Видишь, как упала скорость? Примерно с двадцать восьмой мили.

– Неудивительно, ты ведь уже такое расстояние преодолел…

– Нет, не в том дело! – Он пролистывает еще ряд каких-то показателей. – Я ведь готовился, тренировался. Посмотри на время. Это было как раз в ту ночь, когда мама – ну, в общем… Я будто сердцем почувствовал – что-то случилось.

Я пожимаю плечами. Терпеть не могу всю эту мистику.

– Просто ночью возможности организма снижаются, вот и все, Джеймс.

Он явно уязвлен, и я внутренне отвешиваю сама себе хорошего пинка. Ну конечно, мальчику хочется думать, что он ощутил какую-то магическую связь с умирающей матерью. Он ищет утешения и ободрения, а я даже на это не способна.

– Вообще, ты прав, – пытаюсь я исправить положение. – Действительно, странно. Наверняка твоя мама думала в тот момент о тебе, и ты это почувствовал.

Просветлев, Джеймс кивает, по-прежнему не отрываясь от экрана. Я не против, мне приятно уже просто быть рядом. Проверить бы свою почту с телефона племянника… нет, не хочу просить. Лучше не надоедать лишний раз, а то как бы он не стал избегать меня. Он уже и так пару раз заговаривал о том, что надо возвращаться, что его ждет работа…

– Уверена, тебе дадут еще время, Джеймс, – успокаиваю я. Обойдутся без него на заправке еще несколько дней. – Они же понимают, в каких ты обстоятельствах.

Он хмурится:

– Мне нельзя потерять это место.

– Джеймс, ты сейчас просто не в состоянии работать, – говорю я, касаясь его предплечья и следя, чтобы мой тон не перешел в умоляющий. – Я помогу тебе. Ты не один. Нам нужно держаться вместе – мы ведь семья.

Ничего не отвечая, он отодвигает руку и принимается за свой заказ – картошку фри с беконом. Мальчик всегда был малоежкой. Мне самой казалось, что я и кусочка не смогу проглотить, но сейчас я только что не вылизываю свою тарелку из-под пресного карри с курицей и риса.

– Обдумай все хорошенько, – говорю я снова, стараясь не давить на племянника. – Не решай ничего сегодня. Утро вечера мудренее.

– Думаю, на работе мне будет легче. Я не могу сидеть сложа руки, тетя Сара.

Фраза повисает между нами дурно пахнущим облачком. Уверена, он ничего такого не имел в виду, но я не могу не принять ее на свой счет – я ведь не занята ничем полезным уже много лет, чтобы не сказать десятилетий. Судя по покрасневшему лицу Джеймса, он и сам осознал свою промашку.

– Как ты теперь будешь, тетя Сара? – спрашивает он мягко. – Я имею в виду, без мамы. Справишься одна?

Я вцепляюсь ногтями в бедро, в свою презренную, бесполезную плоть. Надо быть храброй. Нельзя садиться на шею этому чистому душой мальчику, у которого вся жизнь впереди.

– Ну, возьму пока паузу, а там видно будет, – говорю я. Можно подумать, это как-то отличается от предыдущих двадцати лет моей жизни. – Сейчас столько дел – уборка дома, похороны…

Не надо было об этом. Джеймс бледнеет и еще больше уходит в себя. От горя он совсем спал с лица, скулы и подбородок заострились, под глазами круги. Я хотела бы обнять племянника, поплакать вместе с ним, но мы оба стараемся приободрить друг друга и не подаем виду, что едва держимся. На самом деле и у него, наверное, подушка мокрая от слез.

– Ты останешься жить в доме? Ну, знаешь, после всего…

Я как раз почему-то только что решила, что да, останусь. Куда мне еще податься? «В тюрьму», – шепчет какой-то голос у меня в голове. Заставляю его умолкнуть. Нужно верить, что полиция на верном пути и выслеживает настоящего убийцу; судя по всему, они уже изучили телефон и электронную почту Джоанны – как-то же они вышли на донжуанистого пенсионера. Сейчас, наверное, проверяют тех, с кем она работает, раскапывают всю подноготную. Джоанна была специалистом по кадрам, она могла знать то, что люди предпочли бы любой ценой удержать в секрете. Наверняка разыскать виновного – лишь вопрос времени. Однако даже если его поймают, смогу ли я чувствовать себя дома в безопасности, не останется ли он для меня навсегда местом, связанным со смертью и насилием?

– Не знаю, – неуверенно говорю я. В голове у меня вновь раскручиваются картины того вечера. На спине проступает холодный пот.

– Я уверен, мама обо всем позаботилась заранее – ну, в смысле ипотеки и прочего, – замечает Джеймс, вновь склоняясь над телефоном. – Она бы не оставила тебя без крыши над головой.

Я вскидываюсь. Так вот он о чем? Думает, что жить там мне будет не по карману? Действительно, у меня есть кое-какие сбережения, но надолго ли их хватит? Я даже не представляю, как много надо выплачивать по ипотеке или во сколько примерно обходятся коммунальные услуги за месяц. Джоанна, наверное, тоже что-то откладывала, но ее деньги, скорее всего, полностью перейдут к Джеймсу… У меня холодеет внутри от кошмарной перспективы – не останусь ли я в итоге на улице? Господи, какая я же наивная дура! Я совершенно не приспособлена к жизни без сестры!

Джеймс снова что-то говорит. Его голос доходит до меня как с другого конца ледяной пустыни.

– …В общем, я был бы очень признателен, если бы ты взяла это на себя, тетя Сара. Я пока просто не в состоянии туда войти.

Кажется, это он по-прежнему о доме. Я откашливаюсь:

– Конечно, Джеймс, не беспокойся. Я обо всем позабочусь.

Его лицо разглаживается, напряжение спадает. Он еще слишком молод, чтобы справиться с этим.

– Спасибо, тетя Сара. Знаю, я веду себя как тряпка, но я просто не могу. И не волнуйся – наверняка мама предусмотрела, чтобы ты не осталась без опеки. Застраховалась на все случаи жизни и так далее. Как она всегда говорила – надейся на лучшее…

– …готовься к худшему, – заканчиваем мы вместе, улыбаясь.

Джоанна была из тех, кто все планирует, составляет списки дел и покупок, у кого всегда с собой запасная одежда, влажные салфетки и что-нибудь перекусить, кто следит за прогнозом погоды и покупает автостраховку. Однако я сомневаюсь, чтобы среди других непредвиденных обстоятельств сестра предусмотрела и такое. Да и кто мог предвидеть подобное – что два самых близких ей человека будут торчать в дешевом отеле, пока место ее убийства изучают и фотографируют криминалисты, отыскивая улики. Нет, Джоанна, хоть ты и старалась исключить из своей жизни любые риски и неожиданности, избежать встречи не с тем человеком, который обошел все твои меры безопасности, тебе не удалось.

Вечером заглядывает Алан. Они с Джеймсом поддерживают отношения, и очень здорово, что племянник сохранил эту необычную дружбу. По сравнению с постоянно меняющейся кучкой чудиков, с которыми он живет (взять ту же Синеву!), Алан выглядит надежной опорой. Он мальчику как отец и хорошо на него влияет. А я наконец-то могу нормально выпить – пинта пива Алану, бокал риохи мне и стакан лимонада Джеймсу.

Алан кое-что придумал. Он считает, что полиция действует неправильно и нам самим нужно искать возможных свидетелей. Уж не знаю, когда он успел стать экспертом в криминалистике и расследованиях, но Джеймс слушает его раскрыв рот.

– Они опросили всех в округе, вплоть до Элм-авеню, – заявляет Алан, – но вот Поляк Боб из Брод-оукс – ну, знаете, с Клермонт-драйв – говорит, что до того конца они вообще не дошли. А если подумать, туда-то преступник и побежал бы, потому что там проскочишь межеулком…

– Чем?

– Межеулком – коротким проулком между дворами. Так на севере говорят. Старинное слово, незаслуженно забытое, я бы сказал… Впрочем, я отвлекся. В общем, смысл в том, что полиция работает явно спустя рукава. Они должны были прочесать все улицы в этой части города, со всеми поговорить. Кто-то должен был его видеть. На участках могли остаться следы ног. Там между Брод-оукс и домами на Стейшен-роуд проскочил, в машину запрыгнул, на шоссе выехал, и все, нет тебя.