Он мягко высвобождает руки и, словно не хочет, чтобы я к ним снова прикасалась, засовывает в карманы. Что ему наплели в полиции? Он думает, что я могла напасть на Джоанну?

– А ты как, тетя Сара? Мне сказали, ты тоже пострадала. У тебя на шее…

Я инстинктивно прикрываю горло ладонью. Если в полиции так говорят, значит, мне верят?

– Я в порядке. Только синяки и ссадины. Все остальное у меня в голове. Просто в мыслях не укладывается – твою маму все любили. Кто мог это сделать?

Джеймс громко шмыгает носом и снова запускает руки в волосы.

– Полиция считает, кто-то из знакомых.

– Да, она узнала его, когда он шел к двери.

– Тетя Сара, она опять с кем-то встречалась? Я предупреждал ее об интернет-знакомствах – в реальности люди оказываются совсем не теми, за кого себя выдают.

– Да нет, после того донжуана на пенсии – ни с кем, насколько я знаю.

Джеймс озадаченно морщит лоб.

– Какого донжуана?

– Да так, никакого. Один ушлый старикан, который оказался на пятнадцать лет старше, чем указано у него в профиле, и встречался с разными женщинами в трех разных странах. Не волнуйся, она его быстро раскусила. Мы тогда еще здорово над ним посмеялись.

Да, посмеялись – потом. На самом деле там был не один месяц флирта в электронной переписке и походов в дорогие рестораны. Джоанна долго ничего не подозревала, а когда узнала о настоящем возрасте и истинных намерениях своего ухажера, это стало для нее жестоким ударом.

Джеймс вне себя.

– Как его звали? Ты рассказала о нем полиции? Никогда не знаешь, что у таких типов на уме! Они только и выискивают беззащитных. У мамы были кое-какие сбережения – это всегда привлекает разных негодяев.

– Да, она слишком доверяла людям, – соглашаюсь я. – Думала, что все такие же, как она, – честные и добрые. А мало ли подонков…

– Им определенно должна заинтересоваться полиция. Может, был еще кто-нибудь?

Я пожимаю плечами:

– Не знаю. Она правда с этим покончила. Я думала, может, кто-то с работы… Она говорила, что выяснила кое-что об одном человеке.

Джеймс вскидывается:

– Что? О ком?

– Понятия не имею. Она не вдавалась в подробности. Сказала только, что не знает, как поступить. Вообще-то уже прошло порядочно времени, так что, возможно, все разрешилось. Был один из начальства, которого она не терпела, Алекс как-то там, но я не уверена, что речь шла о нем.

Надо было слушать внимательнее, когда Джоанна говорила о работе, однако она называла столько разных имен, столько незнакомых мне людей, с которыми я вряд ли когда-нибудь познакомилась бы, что я просто отключалась. Да и что мне за дело до чьей-то заболевшей кошки или новой кофемашины? Сейчас я бы все отдала, чтобы вновь услышать болтовню сестры о коллегах…

– А тебе она ничего не говорила?

Джеймс качает головой с отрешенным видом:

– Я никогда толком не вникал, когда она начинала рассказывать о работе.

Он тяжело вздыхает. Мы оба виноваты – следовало слушать ее, пока была такая возможность. Я пытаюсь приободрить племянника:

– Если это как-то связано с работой, полиция обязательно его найдет.

Джоанна непременно отметила бы где-нибудь то, что узнала. Она всегда очень щепетильно относилась к своим рабочим обязанностям. Не могу представить другой причины, из-за чего кто-то решил бы причинить ей вред. Сестра была воплощением порядочности.

Джеймс стискивает кулаки и опять сует руки в карманы. Усталый и исхудавший, наверняка давно ничего не ел. Надо бы нам вместе пойти перекусить…

Из коридора доносится шум, и я замираю, насторожившись. Прижав пальцы к губам, я прислушиваюсь к тому, что происходит снаружи.

Джеймс озадаченно смотрит на меня.

– Все в порядке, тетя Сара, это просто уборка в номерах.

Кажется, ему невдомек, как мало он меня успокоил – мне невыносима мысль о том, что сюда кто-то войдет. Нет, все-таки понимает: с тяжелым вздохом он поднимается со стула и идет к двери.

– Если не хочешь, чтобы они заходили, надо просто повесить снаружи табличку «Не беспокоить». – Джеймс проделывает это одним ловким движением и потом снова запирает дверь. – Та-дам!

Он улыбается, и я вижу перед собой лицо Джоанны – у ее сына такие же ямочки на щеках. В горле встает комок, и я едва сдерживаю слезы. Заметив это, Джеймс возвращается на место и берет со столика пульт.

– Давай-ка выпьем чаю и посмотрим телевизор, тетя Сара. Я знаю, ты его не любишь, но мне нужно как-то отключить голову, понимаешь? Не думать ни о чем. И мама хотела бы, чтобы мы посидели вот так, вместе, да?

Я киваю, улыбаясь сквозь слезы. Ох, Джоанна, как бы ты гордилась сейчас своим мальчиком! Мы устраиваемся рядышком на кровати и прихлебываем чай под какое-то кулинарное шоу. В какой-то момент я засыпаю – сидя, в одежде. Когда я открываю глаза, телевизор еще работает, но звук выключен, а там, где сидел Джеймс, осталась только вмятина на кровати, еще теплая.

15 лет назад

Где-то вдалеке рокочет гром. Я жду, когда он стихнет, однако раскаты не прекращаются. Я вдруг понимаю, что шум на самом деле где-то совсем рядом. Выбравшись из кровати, бреду в комнату Джоанны и выглядываю на улицу. Перед домом № 24 опять стоит грузовик, уже третий сегодня. Здоровяк в вытертой футболке, с пятнами пота под мышками, вытаскивает из кузова старое кожаное кресло. Почему они не глушат мотор, когда машина стоит? К чему зря воздух загрязнять? Хорошо, что Джоанны нет дома – ее такие вещи просто бесят.

Погрузив кресло на тележку, мужчина везет его к двери. Заметив меня в окне, приветливо машет рукой и что-то говорит; через двойное стекло не слышно. Встревоженная, я подаюсь назад. Кто он – новый сосед? Джоанна все это время с интересом следила за его переездом, комментируя: около пятидесяти лет; никаких признаков жены или детей; похоже, занимается машинами. Сестра рассчитывает на романтические перспективы, хотя мужчина, на мой взгляд, совершенно не ее типа. Даже отсюда, сверху, я хорошо вижу его редеющие волосы – а когда он нагибается, его тыльная часть головы открывается куда сильнее, чем хотелось бы.

Однако Джоанна отчаянно жаждет кого-то найти. Ей только тридцать четыре – еще есть шанс поймать мужчину, начать все сначала; может быть, даже снова родить. Она боится остаться одна. Имя Роба нечасто всплывает в разговорах – видимо, с трауром покончено, пора двигаться дальше, пока есть такая возможность. Как-то сестра выбралась в бар с компанией родительниц, которых обычно встречает у школы, когда привозит и забирает Джеймса. Вернулась раскрасневшаяся и довольная, со слегка стеклянными от выпитого глазами, и, смеясь, рассказывала о единственном красавце-мужчине среди этого мамского коллектива, который занимается ребенком, пока жена руководит бизнес-империей в области недвижимости.

– Полюбуйся на меня – веселая вдова! – переступая на цыпочках, чтобы не разбудить сына, проговорила Джоанна.

Мне было завидно – ну еще бы. Раньше я сама любила такие походы, отрывалась по полной, просыпаясь на следующее утро с раскалывающейся головой и выслушивая жуткие рассказы о своих похождениях от девчонок. Может быть, все еще наладится и я когда-нибудь к этому вернусь? Я имею в виду не выпивку – алкоголь при нейрологических проблемах, в общем-то, противопоказан, – а друзей, веселую болтовню, радость новой влюбленности. Я ведь молода, лучшие годы еще впереди, и не урод. Однако, боюсь, личное счастье уже никогда ко мне не постучится. Наверное, на этом надо поставить крест.

Раздается стук в дверь. Выйдя к лестнице на цыпочках, я вижу за стеклом очертания чьей-то фигуры. Вот черт! Терпеть не могу непрошеных гостей, однако после того, как одна важная посылка ушла обратно, Джоанна строго-настрого велела обязательно открывать дверь. Приходится выполнять.

На пороге стоит, дружелюбно скалясь, мужчина средних лет в пропитанной потом футболке, спустившихся джинсах и грубых рабочих ботинках. На голове у него какой-то кошмар – впереди длинные, даже чересчур, кудри, а лысеющую макушку прикрывает неумелый зачес. Видимо, это и есть наш новый сосед, которого я видела из окна второго этажа.