– А с чего ты решил, что я хочу тебе помогать?

– А кто спрашивал твое мнение? – Пуф. И вся мягкость испарилась.

– Блин, Уэс! Ты не должен быть таким придурком. Ты мог бы просто вежливо попросить, понимаешь?

Уэс вытаскивает мой пистолет из кобуры и с самодовольной улыбкой направляет его мне в голову.

– Я не обязан просить вежливо. Я тот, у кого пистолет*.

Я закатываю глаза и скрещиваю руки на груди.

– Знаешь, что мне нравится в глоках? – улыбка Уэса перерастает в презрительную усмешку. – Предохранитель находится прямо здесь. – Он постукивает указательным пальцем по спусковому крючку. Тук, тук, тук. – Тебе даже не нужно взводить курок, чтобы выстрелить. Ты просто... жмешь.

– Фу! Отлично! Я тебе помогу! – я вскидываю руки вверх. – Можно обойтись без драматизма. – Уэс усмехается, засовывая пистолет обратно в кобуру. Это напоминает мне о том, как он выглядел на детской площадке. Темные ресницы веером. Идеальная улыбка. Хрипловатый смех. Только на этот раз смотреть на него не больно.

Потому что теперь он хочет, чтобы я осталась.

– Мне нужен бензин, – заявляет Уэс, бросая еще один быстрый взгляд на свою рану.

Очень болит, должно быть.

– Бензозаправки здесь все пустые. Единственный способ получить бензин сейчас – это перекачать его.

– Круто. – Уэс забирается обратно на мотоцикл и смотрит на меня. – Знаешь, где мы можем найти шланг?

– И повязку? – я бросаю взгляд на испорченный рукав его гавайской рубашки.

– Ага.

– Да, – сглатываю я, пытаясь избавиться от комка в горле, – знаю.

***

пистолет* – здесь рифма: I'm the one with the gun

ГЛАВА

VI

Уэс

Рейн направляет меня по тропинке обратно через парк до самой библиотеки, напротив которой расположен старый добрый «Бургер Пэлас».

– Не могу поверить, что машина все еще горит, – Рейн перекрикивает шум двигателя, когда мы проезжаем мимо дымящегося седана на стоянке, – она дымит весь день!

Девочка говорит мне объехать библиотеку и указывает на просвет среди деревьев, где тропа продолжается. Я направляюсь к нему, но краем глаза замечаю какое-то движение. Поворачиваю голову и тянусь за пистолетом, но расслабляюсь, когда вижу, что это всего лишь парень, которому другой чувак делает минет.

– Простите! – хихикая, кричит Рейн испуганным парням, когда мы ныряем обратно в сосны.

Эта часть тропы не так хорошо проторена, поэтому я сбрасываю скорость и впервые за весь день не чувствую, что бегу куда-то или от чего-то. Делаю глубокий вдох, желая через шлем ощутить хвойный аромат… и чувствую, как теплое тело Рейн содрогается от смеха.

Затем молодая ветка ударяет по поврежденному плечу, и я обдумываю возможность спалить весь этот гребаный лес дотла.

– Туда! – палец Рейн указывает на светлый участок впереди. – Это мой дом!

Ее дом? Это должно быть интересно. Я уверен, что ее родители будут очень рады тому, что их драгоценная Рейнбоу приведет домой на ужин вооруженного бездомного парня с кровоточащей раной.

Тропа приводит на задний двор небольшого деревянного двухэтажного дома, который выглядит так, будто его не красили с тех пор, как Юг проиграл гражданскую войну. Когда-то он был голубым.

С течением времени и под воздействием осадков дом стал серым. Он покрыт плесенью и испещрен дятловыми дырочками.

Я подъезжаю к нему и паркуюсь на подъездной дорожке рядом со ржавым пикапом «шевроле» 90-х годов.

Ожидаю, что в любую минуту из дома может выскочить мужик средних лет с пивным животом и дробовиком, жуя табак и крича мне: «Убирайся, мерзавец!»

Может быть, пока оставить шлем на голове и подождать…

Рейн спрыгивает с байка и бежит к крану, находящемуся с боковой стороны дома. Она поворачивает ручку и подносит ко рту конец зеленого садового шланга. Глаза у нее закрываются от удовольствия, заставляя меня понять, как сильно я сам хочу пить. Не знаю, выпил ли что-нибудь за весь день.

Подхожу к ней и жду своей очереди, замечая, что волосы Рейн с одной стороны намокли. Хочу протянуть руку и заправить эту часть за ухо, но не делаю этого. Подобное движение – жест бойфренда, а я не хочу, чтобы эта киска получила неверное представление о нас.

Я не употребляю понятие «нас». Всё, что «нас» делает – причиняет боль и убивает, поэтому добавляю букву «e» в конец слова «us» (нас) и получаю – «use» (использовать, юзать).

Мои приемные родители использовали меня, чтобы взять деньги у государства. Я использовал их, чтобы получить еду, воду и кров. Девочки в школе использовали меня, чтобы наполнить свои маленькие нуждающиеся во внимании щелочки и заставить друг дружку завидовать. Я использовал их теплые местечки, чтобы устроить свой член.

Ребята использовали меня, чтобы получить наркотики или оружие, приобрести популярность, или ответы для теста по истории на следующей неделе. Я взял с них чертову кучу денег за это. Так устроен мир и, глядя на то, как Рейн пьет из струи, сжимая шланг в кулаке, а в уголке приоткрытого рта виден кончик маленького розового язычка – я думаю еще о нескольких новых способах использовать ее.

Словно услышав мои непотребные мысли, Рейн поднимает на меня свои большие голубые глаза.

Я ухмыляюсь, глядя на нее:

– С кранами в доме какие-то проблемы?

Рейн отдергивает шланг ото рта и кашляет.

– Ты в порядке?

– Да, я просто… – она снова кашляет, вытирая рот тыльной стороной рукава. – Я потеряла ключи, помнишь? Не могу туда попасть.

– Чей это грузовик? Неужели тебя не могут впустить? – я указываю большим пальцем в сторону ржавого ведра на колесах.

– Моего отца, но... – ее лицо бледнеет, а глаза бегают в разные стороны.

Придумывает ложь.

– Он глухой и весь день торчит в своей мужской пещере наверху, так что не услышит моего стука.

– И не увидит, как ты стучишь, – добавляю я.

– Именно, – Рейн театрально пожимает плечами.

– А где твоя мама? – Я беру у нее шланг и пью, ожидая, пока она выдумает очередную дерьмовую историю.

– На работе.

Я делаю глубокий вдох между глотками:

– Ложь. Никто не работает.

– Нет, правда! – тон ее голоса повышается, и брови взлетают вверх. – Она медсестра в отделении интенсивной терапии. Больница все еще открыта.

Я смотрю на нее с сомнением:

– А как она туда добирается?

– На мотоцикле.

– И как называется мотоцикл?

Рейн заливается румянцем:

– Не знаю. Черный!

Я смеюсь и выключаю воду. На кончике моего языка вертится дюжина остроумных ответов, но решаю промолчать. Если эта девочка не хочет, чтобы я знал, что она живет одна, – а это довольно очевидно из ее дерьмовых ответов – позволю ей думать, что поверил в эти сказки.

Кроме того, – не могу винить ее. Я уверен, что приглашение незнакомца в ваш дом после того, как он наставил на вас пистолет, входит в первую десятку из списка дерьма, которое одиноких девушек учат не делать.

А приглашение незнакомого мужчины в дом после того, как он дважды наставил на вас пистолет, – вероятно, входит в топ-5.

Занервничав, Рейн поворачивает голову в сторону «шевроле»:

– Ты можешь выкачать бензин из грузовика моего отца. По дорогам сейчас все равно невозможно ездить. Они превратились в груды металлолома. Я думаю использовать этот... – ее глаза снова устремляются на меня, когда я со щелчком открываю свой новый карманный нож и отрезаю около пяти футов шланга, – шланг.

      – Спасибо, – усмехаюсь я. Подойдя к машине со шлангом в руке, разрезаю его на две части – длинную и короткую. Затем снимаю крышку топливного бака и вставляю обе трубки в отверстие. – Подержи это, ладно?

Рейн бежит вприпрыжку. Так, словно ее задница в огне. Я нахожу интересным то, что она совершенно неспособна следовать указаниям, если только это не просьба о помощи.