Затем так же внезапно, как началось, всё останавливается. Звон в моих ушах появляется мгновением позже. Кто-то выстрелил из пистолета. Или из долбаной пушки, судя по звуку.

В помещении становится тихо, и толпа замирает, но я не поднимаю глаз.

Это может быть просто уловка. Кто-то один пытается отвлечь меня, чтобы другой мог украсть таблетки. Это может…

Я вздрагиваю, когда горячее металлическое дуло пистолета обжигает мне висок.

– Она пойдет со мной, – слышу голос незнакомца как раз перед тем, как чья-то твердая рука хватает меня за плечо и рывком поднимает на ноги.

Я стою в оцепенении и смотрю в лицо нападавшим. У них даже не хватает порядочности выглядеть пристыженными. На самом деле они вообще на меня не смотрят. Их глаза, несколько пистолетов и по крайней мере одна винтовка направлены на человека, держащего пистолет у моей головы. Они в бешенстве, но не потому, что он собирается похитить меня, а потому что забирает таблетки.

– Кто ты такой, черт возьми? – мистер Лэфан, наш бывший почтальон рычит из глубины толпы. Один его глаз прищурен – мужчина держит бандита на прицеле.

Мой похититель пожимает плечами и ведет меня обратно к двери.

– Это ведь не имеет никакого значения, правда?

Я наблюдаю, как блеск гнева в глазах каждого заволакивается отчаянием, когда они понимают смысл сказанного.

Сегодня двадцатое апреля. Ничто больше не имеет значения.

Я не сопротивляюсь, даже не оборачиваюсь и не смотрю на него. Я позволяю ему увести меня за здание и молюсь о том, чтобы он сделал быстро то, что собирается сделать.

Так старалась не привлекать внимание.

По дороге я понимаю, что хромаю, но кажется, не могу определить место своей травмы. Во рту привкус крови, но боли не ощущаю. А мое тело кажется таким воздушным и легким, хотя на меня только что набросилась половина города.

Черт, этот гидрокодон – какое-то мощное дерьмо.

Я хихикаю над абсурдностью ситуации, когда бандит ведет меня к припаркованному грязному байку, придерживая за плечо.

– Что такого смешного? – спрашивает он, когда мы останавливаемся. Его голос мягкий, как и прикосновение.

Когда я собираюсь ответить ему, то чуть не захлебываюсь собственной слюной. Слова замирают на языке, когда смотрю в глаза цвета зеленого мха – глаза парня не на много старше меня.

Высокий, офигенно красивый молодой человек, который должен быть на плакате в моей спальне, а не похищать меня из «Бургер Пэлас».

Я ожидала, что мой похититель окажется каким-нибудь немолодым, с пивным брюшком, седобородым, лысым мужиком, а не таким…

Этот парень просто совершенство. Как будто его родители были настолько богаты, что пошли к врачу и выбрали его ДНК из списка еще до того, как он был зачат – высокие скулы, прямой нос, мягкие глаза, решительные брови и полные губы, которые красавчик покусывает по привычке.

      Но в остальном он совсем не выглядит богато. На нем белая рубчатая майка под синей цветастой гавайской рубашкой, дырявые джинсы, а неухоженные каштановые волосы, заправленные за ухо, выглядят так, словно они уже много лет не видели ножниц.

С другой стороны, мои волосы…

Я пробегаю пальцами по своим обрубленным локонам, и внезапно чувствую себя очень неловко из-за своего непривлекательного вида.

Мой похититель приподнимает свои темные брови, демонстрируя, что все еще ждет ответа на заданный вопрос.

Я размышляю о болеутоляющих таблетках, которые заставили меня хихикать и вспоминаю обо всем том барахле, которое вытащила из кармана вместе с маленькой оранжевой бутылочкой.

– Вот дерьмо! – ахаю я, отчаянно похлопывая себя по низу живота и проверяя содержимое кармана. – Я оставила все свои деньги на прилавке! И мои ключи! – морщусь и щиплю себя за переносицу. – Господи, какая же я идиотка!

– У тебя все еще есть те таблетки? – парень приподнимает одну сторону расстегнутой рубашки и засовывает пистолет в коричневую кожаную кобуру.

– Эм... да... – я еще крепче сжимаю в кулаке пластиковую бутылочку.

– Хорошо, – он указывает мне подбородком в сторону грязного мотоцикла позади меня, – забирайся.

– А куда мы едем?

Он поправляет свою рубашку и кидает на меня странный взгляд.

Я так давно не видела, чтобы кто-то вел себя нормально: лишь красные опухшие глаза, отчаянные взгляды, скрежещущие зубы негодующей толпы; паническое подергивание от страха или отстраненные блаженные взгляды, вызванные наркотиками, что его спокойствие и собранность чертовски сбивают меня с толку.

– За покупками.

Я хмурюсь, когда он проходит мимо меня:

– За покупками?

Незнакомец останавливается у мотоцикла и надевает на голову черный шлем, игнорируя мой вопрос.

– Шлем. Да неужели? – фыркаю я. – Нам осталось жить всего три дня, а он беспокоится о правилах безопасности. Ты что, один из лайферов?

Лайфер – термин, который придумали масс медиа несколько месяцев назад для этих отвратительно-оптимистичных членов нашего общества, которые просто отказываются верить, что конец близок. Вы вполне можете выделить их из толпы по глупым, улыбающимся лицам и радостным приветствиям. Но сейчас они выглядят точно так же, как и все мы – безумные, грустные, испуганные или потрясенные.

– Я не лайфер. У меня просто есть дерьмо, которое я должен делать, и оно не будет сделано, если мои мозги разлетятся по всему асфальту. – Парень садится на черно-оранжевый байк и поворачивает ко мне свое лицо в шлеме. – Запрыгивай.

Я просчитываю свои варианты. Я точно не могу вернуться в ресторан и попросить о помощи. И не в том состоянии, чтобы драться. Возможно, я смогу бросить обезболивающее в одну сторону и бежать так быстро, как только мои измученные ноги побегут, – в другую, что может сработать, если все, что он хочет, это таблетки. А что потом? Хромать домой и выживать на супе из блинного сиропа, пока за мной не придут четыре всадника апокалипсиса?

Да уж лучше быть похищенной.

ГЛАВА

II

Рейн

Я сажусь сзади и обхватываю своего похитителя руками за талию, как это делают девушки в кино. Мне никогда раньше не приходилось ездить на мотоцикле, или на грязном байке, или как там он называется, но это неплохо, что у меня есть повод обнять этого красавчика. Я вздыхаю и прижимаюсь щекой к желтому гибискусу на спине его гавайской рубашки. Знаю, что это не настоящее объятие, но все равно чувствую себя чертовски хорошо. Наверное, я никого не обнимала с тех пор, как...

      Какое-то воспоминание где-то глубоко внутри гложет меня. Должно быть, что-то грустное – это я могу сказать по тому, что становится все труднее дышать. Поэтому заталкиваю его обратно ко всем остальным. Если смогу продержать их взаперти до 23 апреля, мне больше никогда не придется переживать их.

Лайфер давит на рычаг, и мы стартуем. Я вскрикиваю, когда байк делает резкий поворот, и вцепляюсь в парня крепче правой рукой, чтобы левой показать «Бургер Пэлас» средний палец.

Я улыбаюсь, все еще прижимаясь щекой к его спине, и гадаю, как он пахнет. Всё, что я ощущаю, – это запах разлитого бензина из разбитых и брошенных машин, вокруг которых мы петляем на высокой скорости. Это, и иногда вонь из переполненного мусором бачка.

Налево, направо, налево, налево, направо.

Плавное движение и хриплый рев мотора возбуждают и успокаивают одновременно. Я хочу, чтобы это длилось вечно, но через несколько мгновений мой пилот сбрасывает скорость и поворачивает направо, въезжая на стоянку «Хаккаби Фудз».

Кто-то с помощью баллончика нарисовал букву F поверх H на вывеске, так что теперь она читается: «Факкаби Фудз», но я слишком напугана, чтобы восхищаться своим творением.

Продуктовый магазин? Нет, нет, нет, нет. Так вот почему он взял меня с собой? Чтобы предложить девочку ради еды? Вот дерьмо!

Парковка почти пуста, за исключением нескольких мотоциклов и пары грузовиков доставки, которые либо застряли, либо были угнаны и брошены здесь. Мы останавливаемся рядом с хлебным фургоном, и я чувствую, как кровь начинает пульсировать внутри.