Четыре чудовищные черные лошади несутся по лесу ко мне, – головы опущены, дым клубится из раздувающихся ноздрей – разрывая заросли ежевики и ветви, как ленту на праздничной вечеринке. Они не оставляют после себя ничего, кроме огня и выжженной земли, а их безликие, скрытые плащами седоки, направляют свое оружие – меч, косу, булаву и пылающий факел – в бесцветное небо.

– Уэс! – послышался голос Рейн.

Я кручу головой влево и вправо, но не нахожу ее, пока не поворачиваюсь назад. Она упала в заросли колючего кустарника. Я успеваю заметить лишь лицо и ореол черных волос, прежде чем лианы смыкаются вокруг Рейн и затягивают ее.

– Уэээээс!

– Нет! – я бегу к ней, но лианы хватают меня за ноги. Их шипы впиваются в мою одежду и кожу, как рыболовные крючки, и тоже затягивают меня.

Деревья трещат, скрипят и рушатся вокруг меня; жар от приближающегося огня усиливается. Я изо всех сил пытаюсь освободиться. Разрезаю руки, вырывая колючие лозы из тела. Ругаюсь. Толчок, рывок, удар – бросаюсь на них снова и снова, и с каждым толчком, рывком и ударом приближаюсь к тому месту, где исчезла Рейн.

Мое зрение затуманено. Все вокруг кажется красным. Голова вот-вот взорвется. Мои руки изодраны в клочья и бессильно свисают с плеч. Я делаю последний рывок и наконец освобождаюсь. Спотыкаясь, иду к тому месту, где в последний раз видел Рейн. Зову ее. Каждый шаг мучителен. И когда наконец добираюсь туда, моей девочки уже нет.

Не осталось ничего, кроме лужи воды.

Измученный, растерянный, отчаявшийся, я всматриваюсь в нее – но нахожу лишь свое собственное безумное, окровавленное лицо.

Затем изображение разбивается гигантским черным копытом.

ГЛАВА

X

21 апреля. Рейн

– Уэс, Уэс, проснись. Это всего лишь ночной кошмар. Ты в порядке. Ты здесь.

Уэс спит сидя. Его здоровое плечо и голова прижаты к стене, а старое одеяло натянуто до самого подбородка. Он так громко выкрикнул мое имя во сне, что разбудил меня. К счастью, я спала недолго, так что мои всадники еще не появились, но, судя по всему, его посланцы ада сейчас как раз с ним. Лицо парня напряжено, как будто ему больно, и он тяжело дышит через нос.

– Уэс! – хочу встряхнуть его, но боюсь дотронуться до плеча. Я перевязала парня перед тем, как мы легли спать прошлой ночью. Рана выглядела довольно скверно. Решаю потрясти его за ноги. – Уэс! Просыпайся!

Глаза парня резко распахиваются. Его взгляд пронзает меня, как лазерный луч. В них настороженность и тревога.

Я поднимаю руки.

– Эй! С тобой все хорошо. Это был просто кошмар. Ты в безопасности.

Уэс моргает. Его глаза обшаривают все помещение, территорую снаружи, а затем снова останавливаются на мне. Он все еще тяжело дышит, но его челюсть немного расслабляется.

– С тобой все хорошо, – повторяю я.

Уэс делает глубокий вдох и проводит рукой по лицу:

– Черт. Сколько сейчас времени?

– Ну, не знаю. Я перестала носить с собой телефон, когда вышки сотовой связи отключились. – Выглядываю на улицу и замечаю слабое оранжевое марево там, где верхушки деревьев сливаются с небом. – Может быть, шесть тридцать? Солнце уже встает.

Уэс кивает и выпрямляется, массируя голову в том месте, которым прижимался к стене всю ночь.

– Очень плохой сон, да? – спрашиваю я, глядя на его измученный вид.

Он потягивается, насколько это возможно в ограниченном пространстве, и смотрит на меня сонным взглядом:

– Нет, не весь.

Что-то в его тоне или, может быть, во взгляде заставляет мои щеки покраснеть.

– Оу, ну тогда хорошо. – Я поворачиваюсь и начинаю рыться в рюкзаке, пытаясь скрыть свой румянец.

– Ты подправила прическу? – Не поднимаю глаз, но чувствую на себе его взгляд. – Твои волосы блестят.

– Оу, – я улыбаюсь, – да, я проснулась, когда услышала, что моя мама вернулась домой, и пошла туда, чтобы поздороваться. Ну и решила, что пока там, то могу принять душ, почистить зубы и переодеться... – мой голос замолкает, когда понимаю, что несу чушь.

Смотрю на свои узкие джинсы и походные ботинки. Колючий жар ползет по шее. Я хотела надеть что-нибудь милое, но для леса. Ну, типа, сервайвел-шик. А теперь жалею, что не надела на голову мешок.

Уэс наклоняется вперед, чтобы взглянуть на мои волосы, которые я расправила утюжком и подравняла ножницами после того, как сама же их отфигачила предыдущей ночью.

– Ты что, накрасилась?

– Да, а что?

«О боже!» – кричу я.

– Ну, ты просто выглядишь… по-другому.

– Ну и что с того? – Я достаю из рюкзака дорожный набор туалетных принадлежностей и полотенце и пихаю их ему в грудь.

– Ты можешь пойти и принять душ с помощью шланга.

– Черт, – смеется Уэс, – холодно.

– Еще как! – ухмыляюсь я. – Вперед. Мне бы не хотелось, чтобы ты упустил свой драгоценный дневной свет, – я возвращаю ему его же вчерашние слова, когда он ползет мимо меня к двери.

– Ты не присоединишься?

– Чтобы посмотреть, как ты моешься? Нет, спасибо, – я выразительно закатываю глаза и стараюсь притвориться, что его идеально высеченный пресс вызывает у меня отвращение.

– Это хорошо, потому что будет серьезная усадка.

Я смеюсь, когда Уэс спускается по лестнице. И тут кое-что вспоминаю. Как только он оказывается внизу, я высовываюсь из домика и бросаю ему на лицо гавайскую рубашку.

Уэс стягивает с головы ярко-синюю ткань и подносит к носу.

– Черт возьми! Ты ее постирала?

– Да. Теперь она пахнет лучше, но эта кровь уже не отойдет.

От улыбки, засиявшей не его лице, по всему моему телу пробегает дрожь.

– Спасибо. – Уэс перекидывает рубашку через плечо и бросает на меня порочный взгляд. – Ты точно не хочешь потереть мне спинку?

– Ха! И увидеть, как ты сморщиваешься? Я пас.

Уэс пожимает плечами и с косой улыбочкой на лице идет через двор к дому. В ту же секунду, как он скрывается из вида, я выдыхаю воздух, который сдерживала, и сую руку под худи. Схватив бутылочку с гидрокодоном, которую спрятала в бюстгальтере, вытряхиваю на ладонь маленькую белую таблетку. Затем бросаю ее в рот, отпивая из бутылки с водой, и понимаю, что жидкость льется внутрь слишком быстро, из-за того, что дрожит рука.

Лучше возьму две.

ГЛАВА

XI

Уэс

Мне все равно, насколько тяжел этот рюкзак – после сна, который я видел сегодня, Рейн несет его, и она сидит сзади.

Надеваю шлем на подсушенные полотенцем волосы, но не тороплюсь заводить мотоцикл. Боюсь, что звук мотора заставит этого дерьмового папашу Рейн выбежать на улицу, но, возможно, она все-таки говорила правду о том, что он глухой.

Возможно, о матери Рейн тоже говорила правду.

Я оглядываюсь в поисках легендарного мотоцикла ее мамы – «черного», но его нигде не видно. Думаю, она могла завести его в гараж, но, судя по виду, дверь давно не работает.

Я снимаю шлем и поворачиваюсь к Рейн, которая пытается залезть на заднее сиденье с этим здоровенным рюкзаком:

– А что твоя мама сказала о грязном мотоцикле на подъездной дорожке?

– А? – Рейн кряхтит и пытается перекинуть ногу через сиденье.

– Твоя мама? Она спрашивала о моем байке? Ей пришлось бы объехать его, чтобы попасть в гараж.

– А, да. – Рейн крепко обхватывает меня руками, чтобы не упасть назад. – Я сказала ей, что разрешила другу остаться в доме на дереве.

Не могу сказать, лжет она или нет. Слова звучат убедительно, а ее глаза такие нереально красивые. Может быть, все дело в этой туши для ресниц. Я чертовски ненавижу это. Мне не нужно, чтобы Рейн выглядела еще горячей. Мне нужно, чтобы она стала уродливее, и я мог, черт возьми, сосредоточиться на выживании в ближайшие два дня.

– Разве тебе не нужно зайти внутрь и попрощаться с ней?