– И в морг мы ещё пойдём, на экскурсию. – Добавила она.

– Ну что, на литературу? – « Бутербродники», собрав пожитки, поплелись на второй этаж.

Преподаватель, Белла Сергеевна, женщина лет пятидесяти, подтянутая, со вкусом одетая, знакомила класс с темой урока:

– Владимир Маяковский!

По классу прокатился ропот недовольства.

– Что это за стихи? А трактор в поле тыр-тыр-тыр, а мы, товарищи, за мир!

–У него нет таких строк. Не любите Маяковского?

– Фу, кошмар, нет! – раздались голоса.

С загадочной полуулыбкой, глядя куда-то в бесконечность, Белла Сергеевна произнесла:

– Его нельзя не любить!

Видимо, тон её голоса прозвучал так интригующе, что класс замер. Белла Сергеевна продолжала:

– Красавец мужчина, высокий, под два метра, статный. А взгляд? Жгучий, пронизывающий, завораживающий! И паинькой он никогда не был, одни жёлтые штаны чего стоили.

Аудитория – женская, и эффект – потрясающий. Девчонки слушали, открыв рот.

– Писал сценарии к фильмам и сам в них снимался, «Барышня и хулиган», например. А его муза, Лиля Брик? Он посвятил ей почти все свои произведения, хотя она была замужем.

Загадочным шёпотом учительница поведала:

– Тройственный союз, Маяковский, Лиля Брик и её муж.

Девчонки недоверчиво переглянулись.

– Да-да, тогда это было модно. А когда художник Репин восхитился броской внешностью Маяковского, а особенно его пышной шевелюрой, и пригласил для написания портрета, поэт пришёл обритым наголо. « Где же ваши вдохновенные волосы?» – посетовал Репин и картину так и не написал.

Девичьи лица расплылись в улыбках.

– Необузданные страсти кипели в его душе, не мог он писать обычные стихи о лютиках-цветочках! Только свой стиль, даже размер стихотворный свой. Вот хотя бы на смерть Есенина: «Пустота… Летите, в звёзды врезываясь…», каждое слово словно выстрел, его стихи – это он сам!

Ещё долго и с чувством Белла Сергеевна вела разговор о жизни и смерти Маяковского, его творчестве. Эта речь не могла не оставить следа в душах, пусть даже не во всех. Настя сидела завороженная.

– Да, – шептала она на ухо Ире,– такого в школе не расскажут!

Опустив глаза в учебник, она словно впервые увидела знакомые строчки.

После занятий Настя с Ириной обсуждали услышанное.

– Всё равно стихи странные, словно спотыкаешься и много непонятного, – сетовала Ира.

– Возможно, но так смотреть на произведения! Как на человека, вот интересно. Только вот, жизнь втроём, думаешь это правда?

– Вряд ли она станет выдумывать такие вещи.

– Что на выходных делаешь?

– Завтра, как обычно, на дачу.

– Тогда до понедельника.

–Пока!

Настя всматривалась в прохожих, разглядывала мужчин. Какие там жёлтые штаны? Всё серо-чёрное или синее с лампасами.

-Папа, эта Белла Сергеевна такая замечательная! Никогда не думала о книге, как о душе человека. Только изложение фактов, событий, – Настя засмеялась, – с политической точки зрения. Или любовь к природе родной страны. Всё! Другой трактовки не было!

– Рад, что нашелся человек, который открыл тебе глаза. Но всё-таки она сплетница, эта твоя Белла Сергеевна.

Вечером, когда мама вернулась с работы, Настя подбежала к ней:

– Ой, какой интересный день сегодня был! Маяковский…

Мама перебила недовольным голосом:

– Песок тут в прихожей, что подмести не можешь!

– Да? А я не заметила.

– Ну конечно, где тебе замечать! Ещё и жрать готовить нужно. У других дети как дети, и уберут, и приготовят, а с тебя как не было толку, так и нет!

– Так ты же сама меня на кухню не пускала, я же пыталась научиться, а ты расшумелась, что я продукты перевожу, велела больше ничего не трогать! А как же научиться, если не трогать?

– Другие же умеют!

– Так, наверное, их учит кто-то. Давай вместе готовить, я и научусь.

– Хм, нужна ты мне на кухне!

– Ну вот, приехали! – Возмущённо ответила Настя, разведя руками.

– Это ты как с матерью разговариваешь, а? – Зло глядя на дочь, вопрошала мать, – поговори мне ещё, вылетишь из дома и иди куда хочешь!

Настя со страхом посмотрела на маму, серьёзно она говорит или нет? Промолчала.

– То-то, помалкивай!

Настя ушла в спальню, чтобы не попадаться матери на глаза.

До следующего утра они не разговаривали.

Настя проснулась от громкого бряцания посуды на кухне. Услышала мамин голос, она что-то вполголоса ворчала.

«Вот сейчас встану, она опять чем-нибудь будет недовольна. Лучше притворюсь, что сплю, полежу подольше».

Через некоторое время раздался мамин голос:

– Ну, что разлеглась? До обеда валяться будешь? Суббота, убираться пора!

Настя ползала с тряпкой по углам комнаты. Мать ходила следом:

– Ну как ты моешь? А!? Живей надо, шевелись! Да не пропускай!

Настя цепенела, просто впадала в ступор, от бесконечных замечаний, и даже простое дело становилось невыполнимым. Вскоре с уборкой было покончено, мать продолжала ворчать:

– В магазин сходить надо, а ты опять что-нибудь не то купишь!

–Ты список напиши.

– Что список? Разбираться надо в том, что покупаешь! Придётся самой.

– Но как же научиться разбираться, если не покупать?

– Другие –то могут!

– Так не с неба же им знания свалились!

– Да просто ты бестолочь, вот и всё!

У Насти перехватило дыхание, в груди всё сжалось в комочек и вырвалось вдруг:

– Да просто ты не любишь меня!

– А за что тебя любить? За что?! Что в тебе хорошего-то?

Слёзы хлынули из глаз, срывающимся голосом Настя лепетала:

– Я уеду!

–Это куда же?

– К тёте!

– Ты думаешь, тебя там ждут? Никому ты не нужна! Слышишь? Ни-ко-му!

Мать взглянула на часы.

–Ну вот, в магазин я уже не успеваю! На работу пора!

Она поспешила в спальню, не глядя на дочь. Настя села в кресло, глотая слёзы. «Никому, никому не нужна,»– снова и снова слова звенели в голове и стук сердца. Звуки извне с трудом проникали в сознание. И всё-таки она услышала, как закрылась входная дверь.

Настя стремительно бросилась в кухню. В голове по-прежнему стучало, шумело и … скрипка? Почему скрипка? Этот высокий звук.

«Вот оно. Ящик под подоконником. Здесь мама хранит лекарства. Это от давления, подойдёт».

Настя, тяжело дыша, высыпала содержимое тёмного флакончика на ладонь, маленькие белые таблетки. «Всё будет быстро, просто засну, когда она придёт с работы, будет уже поздно». Перебирая их, посмотрела в окно, налила в стакан воды. Тополь. Сияющее золото листьев на фоне ярко-синего осеннего неба. Ветер слегка шевелил листву, солнце отражалось от неё, играя бликами. Слух постепенно возвращался. Шелест, такой знакомый, любимый. Голоса – дети играют на площадке. Чирикают воробьи на фонарном столбе. Настя вдохнула эту жизнь, впустила её в себя. Стало легче дышать. Глотнула воды из стакана. Словно что-то спустилось на неё. Умиротворение? Такое длинное слово. Нечто большее было во всём, что она сейчас видела. Не умея понять, что, она всеми силами цеплялась за желание разгадать, в чём тут дело. Взглянув на таблетки, и снова на улицу, она собрала их обратно в стеклянную баночку, закрыв, вернула на место. Сил не осталось совсем, добравшись до дивана, она провалилась в сон.

В понедельник, после занятий, мать встретила Настю у порога.

– Пошли в универмаг.

–Зачем?

– Да зарплату половину деньгами выдали, остальное – талонами на вещи. Тянули бумажки, кому что достанется. Я ковёр вытянула!

–А нам нужен ковёр?

– Молчи уже! Лучше, чем торшер какой-нибудь. Хотела постельное бельё, но женщины ходили получать, – дрянное, ткань, как марля.

Ковёр оказался четырёхметровый. Тащить пришлось две остановки, – в автобус с ним не влезешь. Лавируя между пешеходами, мать и дочь уверенно продвигались к цели, стараясь не потерять весомую часть зарплаты по дороге.