– Бринуль, я побежала.

– Ты сегодня работаешь.

– Да, приходи сегодня вечером к нам, будем старый год провожать и встречать новый.

– Хорошо.

Ксюха похватала одежду и побежала в душ; ее большие, нежные, круглые ягодицы при этом восхитительно заколыхались.

– Можно я возьму твою зубную щетку?

– Конечно. Это будет гигиенично?

– Ой, иди в баню, а?

Брин расхохоталась и подошла к двери ванной:

– А твой язык в моей попке – это тоже, конечно же, гигиенично?

– Иди в пизду, а?

– Окей, но разве ты не должна отправляться на работу?

Сквозь шум воды послышалось что-то матерное.

Ксюха вышла через несколько минут, энергично вытирая голову мохнатым полотенцем. Поцеловала взасос Брин, спросила: “Чем будешь заниматься?”

Брин стала загибать тонкие пальчики:

– Думать о тебе. Мастурбировать. Мастурбировать и думать о тебе. Думать о тебе и мастурбировать. Потом, возможно, я захочу спать. Потом надо поменять доллары и сходить за покупками.

– В Англии же, вроде, фунты?

– Доллары – они везде, детка.

Ксюха взяла в ладони улыбающееся лицо Брин, поцеловала обе ямочки на щеках, сказала: “Счастливый ты человек”, убежала.

Брин прошлепала босыми ногами до постели, упала навзничь, взяла подушку, втянула пьянящий запах ксюхиных волос. Она почувствовала странную опустошенность и легкость. Она была счастлива, почти так же, как в тот день, когда держала на руках своего только что рожденного ребенка.

Позже бикнул Вотсап:

– Уже скучаю..чего поделываешь? :)

В ответ полетела фотка

– Ах ты, маленькая шлюшка..знаешь, Бринуль, тебе нужен нормальный мужик, чтобы вытряс из тебя все эти розовые глупости..или вытряхнул..или вытрахал…

– Мужик, это такой волосатый, плохо пахнул, много ест? :)

– Детка, как ни крути, но нет ничего лучше горячего, наполненного кровью, покрытого венами, большого стоячего хуя в твоей жопе..

– О-о..такого в моей жопе не был год..

– Вот и я о чем..все, побежала…чмоки

– Чмоки ;)

Брин приняла горячий душ, оделась потеплее, натянув, помимо прочего, черную лыжную шапку, надела тяжелые трекинговые ботинки и сделалась совершенно неотличимой от подростка, из тех, что кучкуются по вечерам возле подьездов, слушают дебильную музыку (тыц-тыц-тыц-тыцелуешь меня) и пьют упаковками эти свои ужасные энергетики. Взяла паспорт, тысячу долларов на размен, пошла изучать сумрачный город Павлово-Усад, Павлик, как его называли местные.

Брин вышла на улицу, с удовольствием вдохнула холодный влажный воздух. Падал негустой пушистый снежок. Небо не было уже таким свинцово-серым, посветлело, приподнялось на землей. Оно было все сплошь, от края до края, однотонным и ровным, словно там, наверху, небесный художник поленился придумывать что-нибудь эдакое, а просто взял большой тюбик титановых белил, надавил как следует из этого тюбика на холст, добавил малую толику черного, и размазал небрежно мастихином по всему холсту. Потом подумал немного, взял большую пушистую кисть, обмакнул чуть в лазурь, растушевал здесь немного, там чуть-чуть, и здесь – добавил капельку белил: “И так сойдет!” – вспомнился озорной хрипастый мальчишка, герой мультфильма.

Брин, сверяясь время от времени с гугл-мэпом, зашла в банк, разменяла на рубли доллары, купила в ближайшем “Магните” бутылку вина, печенья и еще по мелочи кое-чего: готовить не хотелось, тем более вечером будет застолье, по-русски, когда на столе очень-очень много всего. Она весело шагала по направлению к дому, разглядывая окрестности (много типовых, в три, четыре, пять этажей, домов, ничего примечательного), и встречных людей (люди как люди: все спешат куда-до, лица сосредоточенные, неулыбчивые, но нет, не мрачные и не злые). Тут поток мыслей Брин неожиданно прервался из-за вот какого фокуса: планета Земля выпрыгнула из-под ног, и мощно и страшно, всеми своими шестью сикстиллиардами тонн, шарахнула по спине и затылку так, что у Брин в голове взорвался белый сноп искр. “В прошлом году у нас мужик с воза упал, так у него из глаз такие искры посыпались – все сено сжег”, – откуда-то всплыло в сознании. Она лежала на спине и, приподняв голову, ошеломленно смотрела на бутылку вина, которая, выпрыгнув из пакета, весело катилась вниз под уклон, подпрыгивая на неровностях. Брин со стоном поднялась, и опять чуть не упала: под ногами был лед, припорошенный сверху снежком. “Что же вы, демоны (ксюхино слово), тротуары не чистите?” – мысленно негодовала она на неведомые коммунальные службы. Но ничего, беглую бутылку вина поймали сердобольные прохожие, вернули, отряхнули спину. “С-с-с-пасибо”. “ Иностранка, что-ль? И откуда ж такая?” “И-и-з Англии”.

Брин вернулась домой, переоделась в домашнее, налила вина, приложила к затылку пачку замороженного зеленого горошка. Включила телевизор, онлайн-кинотеатр. Советских фильмов с субтитрами не нашлось, пришлось смотреть так, без перевода, прихлебывая вино и похрумкивая печеньем. (” Вино пью, печенье жую, Плутарха читаю. Все и сжевал).

Брин, к своему удивлению, обнаружила, что, хотя она не понимает многих слов, общая канва фильма ей понятна. И вообще, если не вдумываться в каждое произнесенное героем фильма слово, можно понять, о чем он говорит. Это как плыть по течению: не надо с ним бороться, нужно спокойно в этом течении двигаться. Она подумала, что, вероятно, здорово спрогрессировала в русском за последние полгода. Все-таки носитель языка – это сила. Ай да Ксюха, ай да сукин сын.

Брин постепенно почувствовала вялость и тошноту. Встала, подошла на нетвердых ногах к зеркалу: лицо осунувшееся, бледное, зрачки расширенные. Легла снова, провалилась в сон.

Разбудил ее звонок в дверь. Брин, долго путаясь в одеяле и обрывках беспокойного сна, пыталась выбраться из постели. Выбралась наконец, открыла. Ксюха вошла, закрыла за собой дверь, стала целовать:

– Мой хороший, мой родной, здравствуй.

– Привет, Ксюха.

Ксюха оторвалась от нее и внимательно посмотрела:

– Что с тобой, Бринуль? Бледная вся, под глазами круги.

Брин, скосив глаза, пыталась шутить, что мол, мастурбировала слишком много.

– Ну-ка, в глаза мне посмотри, мастурбатор несчастный. Что случилось?

Пришлось рассказывать правду.

Ксюха прижала к себе, ощупала затылок:

– Горе ты мое луковое.

– Я долго хотела спрашивать: почему горе – луковое?

Ксюха автоматически поправила:

– Давно хотела спросить. Горе луковое, потому что от него плачут.

Брин распахнула глаза:

– Разве ты от меня плачешь?

– Постоянно, малыш.

– Почему?

– Потому что я люблю тебя.

Брин рассчиталась с Ксюхой за квартиру, продукты, за бензин, и так просто добавила, для ровного счета, несколько синих бумажек. Ксюха стала протестовать, что, мол, они, как неродные, копейки будут считать и прочее, и прочее. Брин настояла. Отправились к Ксюхе, Брин только пакет с подарками захватила с собой.

Ксюхин дом представлял собой обычное жилище среднего россиянина: двухкомнатная квартира, набитая разносортной мебелью, с кучей вещей, нужных и ненужных. Было в квартире, впрочем, чисто и уютно, и стоял запах устроеного и вполне благополучного быта: пахло ДСП, деревом, кожей, старым ковром, мандаринами, котлетами, салатами, майонезом и еще бог знает чем, но пахло вкусно и очень по-домашнему.

Костик был дома один, и он, по ходу дела, уже успел приобщиться к празднику: он был одет в джемпер в косую крупную клетку, серые брюки, неприятно поражавшие синтетической блескучестью и свежевыглаженными “стрелками”, на ногах – видавшие виды войлочные тапки; взгляд его был благостен и маслянист. (Ксюха посмотрела на мужа уничтожающе, но Костик принял в себя уже достаточно, чтобы приобрести к подобным взглядам иммунитет). Андрюхан, по его словам, решил встречать Новый год с бабушкой и дедушкой: родительские подарки, которые, по идее, должны быть распечатаны первого числа, он уже выклянчил, а у бабушки с дедушкой под елкой лежали две завернутые в блестящую цветастую бумагу коробки. “Пропер Твелв, ни хрена себе”, – заорал Костян, получив от Брин бутылку виски. Полез целоваться, щекотно тыкаясь усами в шею. Ксюха получила старое издание ее любимого Шерлока Холмса, Андрюхану под елку Брин поставила трансформера с горящими красным огнем глазами. Брин же от Костика и Ксюхи достался цветастый огромный шерстяной платок.