– Вина! – вскричал граф свои пронзительным голосом.

Прислужник ринулся выполнять приказ, но в своем рвении угодить случайно оборонил несколько капель на шитую золотой нитью скатерть.

– Бестолковое отродье! – граф неожиданно прытко схватил юношу за ухо и грубо ткнул носом в два красных пятна. – Каждая капля, – закричал он, – каждая капля этого вина стоит больше чем твоя жизнь, скотина! Мне привезли его из самой Империи. Во всем свете не более пятидесяти бутылок, а ты смеешь пролить две капли на скатерть, принадлежавшую еще моему отцу, а до него моему деду?!

Голос Фарона сорвался, и он отпустил слугу, который поспешил выбежать из комнаты, пока склочный господин не вспомнил о наказании. Граф перевел дыхание и тяжело упал на огромное кресло, вытащив из кармана меховой мантии дорогостоящий шелковый платок с гербом и вытерев им выступивший на одутловатом, дряблом лице и покрытой старческими пятнами лысине пот. Затем он плюнул на платок и несколько минут усердно тер им въедливые винные пятна, только увеличив их в несколько раз. Его движения казались то слишком медленными, то излишне быстрыми, дерганными и нервными.

Фарон хрипло выругался и поковырял изъеденную оспой будто молью небритую толстую щеку.

– Я распоряжусь, чтобы мальчика выпороли. Десять плетей будет достаточно, – раздался грубоватый женский голос.

– Да-да, шериф, выпороть его… Двадцать плетей! И пусть возьмут самую тяжелую нагайку на конюшне!

– Я распоряжусь, – безучастно повторила шериф Тейлгрим.

Граф поманил свою подручную и указал пальцем на скомканное письмо. Пока та читала, он недовольно пил бесценное вино из своего золотого кубка, причмокивая губами будто знаток и пристально наблюдая за жестким, словно выточенным из камня лицом женщины. Вскоре шериф поставила свечу на стол, вернула письмо Фарону и по-военному выпрямилась, готовая выслушать приказ.

– Это наглость! – граф гулко поставил кубок на стол, выплеснув часть содержимого на скатерть и даже не обратив на это внимание. – Этот бастард отказывает мне в титуле герцога! Мне, кто вот уже четыре года один оплачивает эту скудоумную войну! А какая прибыль? Почему эти обленившиеся, тупые солдаты никак не возьмут мечи за нужный конец и не разграбят пару имперских деревень? Да если бы не мое золото, они воевали бы палками и жрали желуди словно свиньи!

Шериф кивнула. Будучи правой рукой графа, это было ее обязанностью, подтверждать каждое его слово. Рейвен Тейлгрим почти всю свою жизнь, большую из своих тридцати семи лет часть провела на службе. Она помнила одни лишь казармы, изнурительные походы да бесконечную череду смертей, научившую ее не перечить приказам. Разумеется, она часто задумывалась над ними, в последние месяцы даже чаще обычного, но никогда не смела перечить. Она была солдатом внутри и солдатом снаружи. Прямой подбородок, выпирающие скулы и узкие ноздри, даже нависшие над грязно-зелеными глазами бровные дуги, почти скрывшие веки, соответствовали характеру человека, чьей привычкой было беспрекословно подчиняться любому приказанию, каким бы жестоким и бессердечным оно ни было. Даже свои темные волосы с рано появившейся проседью она каждое утро собирала в тугой узел на затылке, чтобы ни одна прядь на попадала на глубоко запавшие глаза и не помешала в возможном бою. Все же, несмотря на многие недостатки внешности, Рейвен Тейлгрим все равно не вызывала отвращения, даже напротив, при взгляде на усталое, измученное борьбой между собственной совестью и солдатским чувством долга лицо шериф вызывала у встречного невольную жалость.

– Ты прочла, что этот бастард пишет в конце? «… прошу Вас, уважаемый граф, ссудить Нам, Вашему принцу-регенту, следующие сто золотых монет для поддержания армии.» Сто золотых, глазам не верю! Лучше бы этого бастарда убили как и его отца… – он сморщил свое толстое лицо, став похожим на рассерженного хряка в дорогом платье. – От той, кто служил с этим святошей де Маззаром, все равно не добьешься путного, но я все же спрошу тебя, шериф – что мне делать теперь?

Шериф Тейлгрим задумалась. Она научилась терпеть мерзкий высокомерный характер своего господина и почти уже не обращала внимания на его нападки. Усталая женщина действительно долгое время служила бок-обок с Эрнестом де Маззаром – сначала в составе Серебряных стрел, а после здесь, в Авере, став при нем шерифом. Когда де Маззар вошел у принца-регента Магнуса в немилость и сменился Руфусом Фароном, Рейвен Тейлгрим осталась при должности, с ледяной стойкостью оборвав все связи с опальным графом – она всегда ставила долг превыше дружбы и даже любви. Фарон, в свою очередь, долго сомневался в верности своей помощницы – до тех пор, пока она не спасла его от покушения. С тех пор граф доверял ей все тайны своего дома. Именно шериф Тейлгрим собирала от имени графа налоги, проводила суды и выносила вердикты, передавала приказы графской армии и флоту, а также договаривалась с пиратами, разбойниками и контрабандистами, работавшими на Фарона. Хотя последнее и не входило в типичные обязанности шерифа, для Рейвен Тейлгрим оно стало частью повседневной рутины.

– Я дала бы принцу Магнусу деньги. Может, после смерти императора Вален ослабнет, и тогда…

– Смерти императора недостаточно, чтобы ослабить империю, нужно вырезать весь Круг Мудрых, чтобы Вален поперхнулся собственной костью. Однако ты права, шериф, без моих денег Орнуэл окажется в большой опасности, а имперцы только и ждут, чтобы залезть своими грязными руками в мои сокровища! «Лучше уж потерять одного коня, чем сгноить весь табун,» – говаривал мой дед, – Фарон фыркнул и откинулся на спинку кресла, поставив кубок с вином себе на живот. – Ладно, шериф, пошлите гонца в замок Рэнт, пусть казначей выделит принцу сотню монет, но ни бронзовиком больше, понятно?! С этим дармоедством нужно что-то делать… – задумчиво протянул он. – Вот был бы я герцогом…

Шериф кивнула и двинулась к выходу, чтобы выполнить приказ, но граф недовольно остановил ее.

– Как дела у Небывалых?

Небывалыми называла себя крупная шайка пиратов и контрабандистов, базировавшихся на Медвежьем острове недалеко от берегов графства Авера. Оттуда, они нападали на плохо вооруженные торговые корабли, взимая с них плату, но не трогая груз – таков был уговор с Руфусом Фароном. Небывалые заменяли таким образом таможенный налог, отмененный сто лет назад «Пактом о ненападении и торговле», ибо граф не мог смириться, что лоттернийские купцы не платят ни монеты, швартуясь в его порту. Бывалые торговцы либо шли с сопровождением охраны, либо попросту запасались несколькими полновесными мешочками золота для откупа, а неопытные всеми средствами пытались избежать встречи с пиратами. Все же, придуманная Руфусом Фароном система оказалась действенной только в начале – вскоре пиратская натура взяла верх, и Небывалые начали не только взимать налоги, но и нападать даже на суда под гордым орнуэльским флагом, за несколько лет став бичом северного берега королевства. Они все еще исправно платили Фарону за покровительство, но власть над ними граф почти постерял.

– Мои люди забрали из пещеры очередной сундук с золотом, – ответила шериф Тейлгрим. – Но он был полон лишь на половину. Капитан Небывалых отказывается от встречи. Если Вы позволите мне собрать отряд и навестить Медвежий остров…

– Никогда не доверяй треклятым пиратам… – выругался Фарон. – Они как щенки от дурной суки. Всегда норовят укусит руку того, кто их кормит. Неполный сундук, говоришь? И это после того, как в моем порту тридцать два дня простояло шесть кораблей Лоттернийского торгового дома?! Нет, шериф, одного отряда будет мало, нужно напугать этих пиратов, проучить мерзавцев! Я Руфус Фарон, самый влиятельный человек во всем Орнуэле, никто не посмеет обводить меня вокруг пальца! Разыщи командора де Хофлоу. Пусть Малый флот обстреляет остров, но никого не убивает – в конце концов, эти пиратские отрепья полезней живыми.

– Я распоряжусь, – ответила Рейвен Тейлгрим.

– И последнее, шериф. Этого скользкого вора, что сидит в тюрьме, уже казнили?