Часть первая
Конец осени 622 года
Глава первая
Орнуэл, Орнуэл-город
Холодный ветер острыми иглами колол лицо юной девушки. Она шла медленно, с трудом передвигая ноги, ведь тяжелые кандалы на голенях позволяли делать лишь маленькие шажки в направлении неминуемой участи, что ожидала ее в конце короткого пути. Ее аккуратный носик в последний раз вдохнул холодный орнуэльский воздух, и девушка вдруг вспомнила, как впервые прибыла в эту показавшуюся ей тогда дикой и неприветливой страну, и неожиданно улыбнулась сквозь слезы. Предводитель отряда, что сопровождал несчастную осужденную, поймал взгляд больших, влажных от ветра и слез глаз, и виновато отвернулся. Обычно, когда он сопровождал пленников, он не чувствовал ни укоров совести, ни жалости – это были преступники, заслужившие наказания. Однако, провожая на эшафот это маленькое безвинное создание, старающееся улыбаться несмотря на тяжелую судьбу, солдат чувствовал укор совести и не мог произнести ни слова.
Огромная толпа собралась, чтобы поглазеть на сегодняшнюю казнь. То было раннее утро, и, стоило солдатам показаться вдали, люди как по мановению руки умолкли и с уважением и грустью взирали на несчастную белокурую девушку. Она гордо глядела вперед, но из аквамариновых глаз ее текли непрошенные слезы. И вот она предстала перед горбатой старухой-виселицей. Ее распущенные локоны и белое платье, напоминавшее саван, развивались на ветру, когда она медленно ступала по прочно сколоченным ступеням эшафота. Туго затянутая петля раскачивалась от порывов ветра, а виселица ворчливо заскрипела своими досками под весом маленьких босых ножек.
Кто-то в плотной толпе не сдержал чувств и оклеймил стражников убийцами. Солдаты оглянулись в поисках кричащего, а потом опустили взгляд – выкрик не был так далек от правды. Они даже не смели смотреть в сторону несчастной осужденной. Даже королевский палач отказался проводить эту казнь. За место него на эшафот взбежала худая женская фигура в черном плаще и черном капюшоне, скрывавшем лицо. Она грубо натянула петлю на тонкую шею осужденной. Тугой узел сомкнулся на узком горле.
Белокурая девушка подавила слезы и со смиренной улыбкой обернулась к фигуре в черном.
– Прежде чем моя душа покинет тело, я желала бы сказать несколько слов людям. Я ведь еще их королева.
– Ненадолго… – холодно ответила та.
– Добрый народ Орнуэла! Мой народ! Я прибыла в вашу страну одиноким и несчастным ребенком. Я чувствовала себя как соловей, запертый в клетке. Но совсем скоро я познала и любовь, и счастье. Вы, все вы окутали меня теплом и заботой. Вы приняли королеву, которая даже не говорила на вашем языке. Вы приняли меня с добротой, на которую способны только жители Орнуэла. Я бесконечно благодарна вам за это! – комок, застрявший в горле, заставил ее замолчать, и на глаза вновь навернулись непрошенные слезы. – Я не хочу умирать… – прошептала она фигуре в черном, но та не ответила. Королева сглотнула и продолжила. – Я не виновна… Видят Хранители, я не виновна. Но волей судьбы я паду жертвой этим холодным утром… – она сделала шаг вперед, к краю эшафота. – Я молю вас, заклинаю вас, не дайте подлецам разрушить наш Орнуэл!
В это мгновение фигура в черном толкнула королеву в спину, и маленькое стройное тело, утяжеленное железными путами, рухнуло вниз. Пальчики ее ног не доставали до земли несколько дюймов, руки повисли вдоль тела словно плети. Прелестная даже в смерти голова упала на грудь. Хруст шеи раздался страшным эхом по всей площади. Оцепеневшая толпа не шевелилась. Белокурые локоны бездвижно поникли словно бутон подснежника, и даже холодный ветер не смел притронуться к преждевременно сорванному цветку. Над головами застывшего народа прогремел звон полуденного колокола.
После хладнокровной казни наступил тяжелый, все еще холодный и мрачно тихий вечер. Маршал Орнуэла Алистер де лан Ретц спешил в Зал Советов Королевской цитадели. Он был уже не молод, и желтоватого цвета кожа его лица выглядела в темноте еще более заветренной чем на ярком орнуэльском солнце. Замковый коридор казался небывало узок, извилист, еще более неуютно выглядящий в свете факела, который нес де лан Ретц. Затхлый, однако привычный запах еще долго будет преследовать маршала Орнуэла. Но он не жалел, что поздней ночью созвал совет.
Со скрипом плохо смазанных петель маршал отворил дверь в Зал Советов. В отличии от коридора это была ярко освещенная свечами комната. В самом сердце располагался старый стол темного дерева, с резными ножками, стоящий на набросанных на пол шкурах медведей. Перед столом кресло того же дерева, спинка и сиденье обиты бархатом синего цвета. Железные подсвечники выглядели словно обуглившиеся руки с горящими пальцами-свечами. Горячий воск, стекающий по ним, капал на каменный пол, где застывал причудливым узором. Единственным источником естественного света была луна необычного, алого цвета, светящая в бойницу, узкое оконце без стекла, в которое задувал разъяренный ночной ветер, грозя каждым своим порывом задуть все свечи. В свете луны лица присутствующих казались усталыми и озлобленными.
Особенно изможденным смотрелось узкое лицо Бальтазара Гаркуна, наставника и учителя самого принца-регента Магнуса. Жизнь худощавого уродливого старика должна была завершиться много лет назад, но поддерживалась неестественным образом в сухом и рассыпающемся теле посредством известных одному ему обрядов. Гаркун хоть и не чувствовал холода, но кутался в бордовый плащ, из которого высовывалась одна лишь сухая, мертвой хваткой сжимавшая спинку стоявшего пред ним кресла рука. Бесцветная, будто восковая, она могла бы принадлежать восставшему из могилы скелету. Его длинные пепельные волосы спускались ниже плеч, тонкая длинная козлиная борода, спутанная и серая, как камни стен, удлиняла узкое лицо Гаркуна, а черные глаза, горбатый тонкий нос и нахмуренные брови делали его похожим на коршуна. Кожа ментора принца была бледной и тонкой. Вены черной паучьей сетью покрывали его хищное лицо и тело.
Гаркун прищурился, разглядывая вошедшего маршала.
– Я слышал, казнь прошла успешно?
Де лан Ретц скривился и стиснул зубы. Казнь не далась ему легко.
– Я только что сжег останки королевы Мирабель на площади перед Старой башней… Люди бузят.
– Бузят? – вскинул одну бровь старик. – Королева изменила их королю с каким-то уличным бродягой!
– Людям все равно… Никто не видел короля Уильяма долгие годы, разумеется, королева нашла себе любовника. Ее в народе любили. Вы хоть и Хранитель Печати Королевства, Гаркун, но народ Орнуэла для Вас, да и для меня тоже – загадка.
– Люди должны понимать, что она сама навлекла на себя гнев принца-регента. Мы поступили верно, осудив ее на казнь.
– Я этого не отрицаю. Нужно было казнить заодно всех ее приспешников! И ее любовника тоже. Жаль только мерзавец дал деру… – маршал резко умолк, а затем извлек несколько свитков и бросил их на стол. – Довольно о королеве и предателях. Есть более неотлучные дела, требующие Вашего слова, Ваше Величество.
Доселе молчавший юноша поддался вперед и с недоверием развернул один из старых свитков.
– Вы считаете, эти старые карты помогут нам победить Империю?
Голос Магнуса де Рейна звучал хоть и строго, но все же это был гнусавый голос юноши, не прожившего и четверти века. Этот человек, нынешний правитель Орнуэла, был так же молод, как и жесток. О нем ходили слухи, якобы он убил своего отца из мести и из зависти довел младшего брата до безумия. Несмотря на то, что покойный король Лайонел – отец принца Магнуса – велел ему отречься от престола в пользу брата, тот все равно немыслимым образом добился власти, и сидел теперь, в своем чрезмерно дорогом наряде фиолетовых и бордовых цветов в кресле, подаренном когда-то его отцу. Он был высок и силен, умел обращаться с мечем и жаждал одних лишь побед. Крепкое телосложение, густые брови как у матери и большой рот выдавали человека не чистых дворянских кровей. Принц любил украшения, носил множество колец и ожерелий и тонкую корону, поверх которой лежало несколько прядей темно-коричневых волос. В такой поздний час Магнус мирился с холодом в Зале Советов только чтобы выслушать предложение своего маршала. Ему не терпелось вернуться в постель к любовнице, из согревающих объятий которой его беспощадно вырвал Гаркун.
