Женщина отрицательно покачала головой.

– Отлично! Приведите его ко мне, пора надавить на принца-бастарда до поросячьего визга.

Распорядившись об наказании слуги и передав приказ графа Фарона командору Малого флота, шериф добралась до дальнего конца города, где и располагалась аверинская тюрьма. Само длинное строение было построено из серого камня, обильно обмазанного глиной. По широкому, освещенному свечными лампами коридору постоянно ходил патруль стражников, а в маленькой комнатке, находившейся в пристройке, располагался стол начальника тюрьмы, который часто лично проверял заключенных и даже вел книгу учета, куда заносил их имена, что было редкостью, ведь обычно лишь редкий военный, происходивший не из благородной семьи, умел читать и писать. Даже сама Рейвен Тейлгрим научилась этому величайшему искусству лишь будучи уже старше двадцати лет.

Совсем необязательно каждая тюрьма обязана находиться под землей и быть жуткой и мрачной как описывают барды в своих песнях. Тюрьма Аверы напоминала собой скорее простую казарму с закрепленными на окнах ржавыми решетками. Места в ней хватало всего на несколько десятков заключенных, которые либо не представляли собой никакой опасности, либо их скорая казнь уже считалась делом решенным.

Шериф Аверы довольно часто посещала тюрьму – на заднем дворе располагалось место, где приводились в исполнение вынесенные ей или графом наказания, будь то заключение в колодки, порка или что-то куда хуже. Только лишь публичные казни проводили на широкой портовой площади, дабы как можно больше людей имели возможность насладиться занимательным зрелищем. Сначала Рейвен обмолвилась несколькими словами с начальником тюрьмы, коротко спросив о здоровье его детей и семьи, а после двинулась к самой дальней клетке.

Заключенный лежал на неудобной кровати с насыпанной на ней соломой и насвистывал знакомую с детства глупую мелодию. Казалось, он лежал на свободе на сеновале, а не в стенах тюрьмы, так спокоен он был. Вору казалось, что уже наскучившие серые стены расступятся перед ним в любой момент – он всегда верил в счастливый случай. И вот, словно оправдывая его ожидания, перед клеткой предстали шериф и начальник тюрьмы. Вор резво вскочил на ноги и подошел к самым прутьям – настолько близко, чтобы новоприбывшим была видна его широкая обаятельная улыбка.

– Добро пожаловать в мою скромную уютную обитель, – он делано поклонился, взмахнув руками как воробей крыльями. – Я просто безмерно счастлив видеть вас здесь! Я бы предложил вам присесть, – он обвел взглядом пустую клетку, в которой была одна лишь старая соломенная кровать да ведро в углу, и хитро усмехнулся, – но боюсь, сидеть на этом ведре вам не захочется.

Внешне заключенный совершенно не казался опытным вором-одиночкой. Среднего роста, крепкого телосложения, он носил небольшую бородку с лихо закрученными усами, скрывавшими тонкую верхнюю губу. Ловким жестом, он откинул длинные каштановые волосы со лба и вновь усмехнулся, глядя Рейвен прямо в глаза:

– Так меня выпустят или все же казнят?

Шериф Тейлгрим только молча кивнула начальнику тюрьмы, чтобы тот отпер тяжелый замок. С назойливым скрипом дверь отворилась.

– Граф Фарон желает видеть тебя, вор, – пояснила женщина, но пленник даже не вскинул брови от удивления, будто он был знатным господином и получал подобные приглашения по десятку на день.

– Вор? Как грубо! – шутливо сморщился он. – Соловей, – представился пройдоха. – Вольный человек, красавец, ловкач, похититель сердец!

Он протянул Рейвен руку, но та отказалась принять ее, и пленник вместо рукопожатия поправил усы.

– Следуй за мной, – приказала она.

Из темной тюрьмы, вор и шериф вышли на людную улицу вечно кипящего жизнью города. Повозки медленно пытались протиснуться сквозь толпу, оборванные дети сновали под ногами, раздражая всех прохожих. Несколько торговцев в дорогих одеждах разговорились о чем-то крайне важном прямо посреди улицы, и остальным приходилось обходить их, ибо никто не решался попросить богачей подвинуться. Рейвен, заметив это, свернула в соседний переулок, боясь, что сопровождаемый ею вор воспользуется толпой и сбежит. Но Соловей, казалось, был даже заинтригован. Он шумно вдохнул своим узким с элегантной горбинкой носом и поплотней укутался в свою серую накидку с капюшоном – для одной тонкой рубашки и жилета день был слишком прохладным.

– Вот он, воздух свободы! Пахнет тухлой рыбой и немытыми ногами, – Соловей улыбнулся, но на Рейвен очарование его улыбки пока не действовало, и она молча шла вперед. – Так что хочет от меня любимый всеми граф? Если честно, шериф, я хотел сбежать этой ночью, но чутье подсказало мне остаться, и я как всегда оказался прав!

– Смотри, вор, может ты еще пожалеешь, что не воспользовался своим шансом. Я не знаю, зачем господину Фарону понадобился такой скользкий преступник как ты, – коротко ответила женщина. – Думаю, он хочет попрощаться перед казнью. Каким же дураком надо быть, чтобы залезть в спальню самого графа.

– В мою защиту скажу, что я был немного пьян. Очень пьян, если по правде… Поспорил с дураками в таверне, что обчищу Фарона, а эти предатели оповестили стражу.

Соловей пожал плечами и весело и заразительно рассмеялся, так что шериф Тейлгрим неожиданно потеряла твердое самообладание и улыбнулась. Что-то было в этом воре, что-то необычное, что располагало к нему людей. Была ли это хитрая, но все же открытая улыбка, или блестящие из-под нахмуренных бровей темные глаза, превращавшие врага в друга, или же звонкий голос, напоминавший пение птицы, Соловей вызывал доверие в любом собеседнике, даже если тот знал, что пред ним изворотливый пронырливый вор.

– Ты совсем не похож на преступников, которых я казнила, – заметила шериф уже перед самым поместьем графа.

– Дорогая моя, в этом-то и суть! Все эти кольца, браслеты, серьги, какой вор станет вешать на себя весь этот хлам? Вор должен выглядеть скрытым и неприметным? Глупости! Вор должен выглядеть так, чтобы никому и в голову не пришло, что он вор, – и Соловей лукаво подмигнул. – Смотри, был у меня один случай, шериф. Залез не в тот карман, с каждым случается. Когда обворованный обернулся – огромный бугай был, как скала – за ним стоял я и какой-то несчастный крестьянин. Так вот эта детина решила, что я уж никак не могу быть карманником – в моих ушах больше золота, чем в его кошеле! Самое тяжелое было не смеяться, когда этот бугай схватил недоумевавшего крестьянина!

Соловей так расхохотался, что Рейвен вновь не сдержала улыбки.

– А серебряная подкова на шее, это тоже для отвода глаз?

– Не, подкова – это личное, – неожиданно твердо ответил тот. – А что у тебя за история, шериф? Для правой руки богатейшего человека в городе ты не выглядишь слишком уж счастливой, уж я-то разбираюсь в людях.

Женщина резко умолкла и помрачнела, чрезмерно грубо ткнув вора в спину.

– Не твое дело. Поместье за поворотом. Даже думать не смей о побеге.

– Сбежать и пропустить разговор с самим графом? Да никогда!

Через несколько минут они вошли в охраняемое стражей здание и поднялись по огромной парадной лестнице в кабинет Руфуса Фарона, который в тот момент как раз аппетитно поедал голубиный паштет, заедая его хлебом.

– Я привела вора, как Вы просили, господин, – шериф Тейлгрим подтолкнула Соловья внутрь, и тот чрезмерно вежливо поклонился.

Фарон кинул хлеб на блюдо и привстал, чтобы рассмотреть недавнего пленника.

– Так это и есть тот умник, что залез в мою спальню посреди бела дня? Его надо было повесить не за воровство, а за ослиный ум! – и граф торжествующе засмеялся, а затем набрал полный рот паштета и с чавканьем продолжил: – Так как зовут тебя, вор?

– Вора зовут Соловьем, – поклонился вор еще ниже, словно не замечая оскорблений, и тайно обвел комнату взглядом в поисках чего-то ценного.

– Соловей? Даже имя дурацкое… Это же птица такая? У меня в паштете тоже… птицы. Бесполезные твари, только в еду и годятся. Вот лошади, это твари хорошие – пару золотых за хорошего коня дают, а то и больше.