– Присаживайся, Александр. Думаю, нам многое предстоит обсудить.

Я бросил взгляд на прихожую. Пальто висело там же, ботинки притулились в углу. Всего несколько шагов до свободы. Несколько шагов по коридору, быстро одеться и навсегда покинуть это страшное место, этих страшных людей, и позабыть все их секреты…

Я неторопливо опустился в мягкое кресло. Кожаная обивка скрипнула под моим весом.

Ау

Алиска, чёрт бы её побрал, была просто-напросто сумасшедшей. Ярик раздавил очередного комара на своей щеке в кровавую кашу и, резким движением вытряхнув сигарету из пачки, закурил. Говорят, дым отгоняет кровожадных тварей. А в лесу, когда солнце уже клонится к закату, это очень даже полезно. Жаль только, что оставалось всего четыре штуки.

– Ау-у-у-у! – со злостью выдохнул парень в сгущающиеся сумерки.

Лес, как и прежде, ответил ему таинственным шёпотом листьев и посвистыванием невидимых в густых кронах птиц.

С Алиской давно уже следовало расстаться. Ещё в тот момент, когда умиление от всех её затей сменилось глухим раздражением. Поначалу, конечно, всё это было интересно: и внезапно сорваться в Тулу за пряниками, уехать на всё лето в археологическую экспедицию по знакомству, влезть в заброшенную психушку и едва не нарваться на каких-то токсикоманящих подростков… Но нельзя же так провести всю жизнь. Рано или поздно нужно сбавить обороты. Им ведь уже не по семнадцать лет.

Ярик планировал всё сказать Алисе ещё утром, за кофе. Но испугался бурной истерики со слезами и битьём посуды и позволил ей вытащить себя из дома. Расставаться с девушкой, с которой встречаешься шесть лет, три из которых живёшь вместе, в покачивающемся и скрежещущем вагоне подземки было не с руки – и он снова отложил разговор. Потом отложил ещё раз, когда они покупали билеты на электричку. И в самой электричке. А уже стоя на перроне, Ярик решил, что им нужно последнее приключение. Лебединая песня совместному безумству. Потому даже не спорил, когда Алиска расстегнула свой рюкзачок и, первая закинув в него выключенный Самсунг, строго произнесла:

– Телефоны долой! Только полное единение с природой!

И вот теперь он, жертва собственной жалости, стоит посреди леса, понятия не имея, в какой стороне железка, а его верная Нокия лежит на дне ярко-рыжего Алискиного ранца. Ярику оставалось только надеяться, что у сумасбродной девчонки хватит мозгов вызвать спасателей, а не заниматься поисками самостоятельно.

Затушив окурок о подошву кеда, Ярик присел на поваленный ствол берёзы. В августе дни всё ещё были тёплыми, так что можно было ходить в футболке, а вот вечера всё чаще выдавались уже совсем по-осеннему холодными. Радовало только то, что не было дождя. В который раз за день посмотрев на небо, которое уже утрачивало пронзительную голубизну и наливалось густой сумеречной синевой, парень пробормотал, обращаясь к своей девушке, едва не превратившейся в бывшую:

– Алиска, позвони спасателям!

Небо не ответило. И Ярик, сложив руки рупором, закричал:

– Али-и-и-иса-а-а-а! Ау-у-у-у!

Лес, казавшийся в начале прогулки таким маленьким, даже уютным, откликнулся испуганным щебетанием птиц и всё тем же загадочным шёпотом. Где-то неподалёку снялась с ветки ворона и полетела, тяжело взмахивая крыльями и возмущённо каркая. Больше никаких звуков не было, ни шуршания железной дороги, ни ответных криков. Ярик был один.

Обиднее всего было то, что потерялся он совершенно по-дурацки. Решил напугать девушку, увлёкшуюся разглядыванием какого-то особенного кустика, и неслышно отошёл на несколько шагов от тропинки, на которой они стояли. Ярик рассчитывал вернуться сразу же, как услышит её испуганный возглас, но его почему-то не последовало. Он даже успел покурить, удивляясь, чего такого прекрасного она могла разглядеть в переплетении листвы и веток. А потом пошёл обратно к ней. Вроде бы той же дорогой. Но тропинка так и не показалась. Рыжеватые волосы и яркий рюкзачок не мелькнули между деревьями.

Когда, судя по ощущениям, Ярик должен был уже вернуться к тому месту, где оставил Алису, он остановился, озираясь по сторонам. Тропинки не было. Даже не обязательно той, по которой они пришли – вообще никаких тропинок не было! Лёгкое беспокойство уже тогда зародилось в душе парня, но он его проигнорировал. Решил, что просто свернул не туда и прошёлся вдоль тропинки, не замечая её в паре метров от себя. Нужно просто повернуть направо и сделать три-четыре широких шага.

Но четыре шага превратились в шесть, потом в десять, а потом и в двадцать. Но под ногами по-прежнему был лишь мягкий ковёр из прелой листвы и шелковистой травы. Алиса пропала.

Странно, но в первую секунду Ярик подумал о случившемся именно так: Алиса пропала. Даже разозлился на неё. Словно это не он, а она решила поиграть в незнакомом лесу в прятки. И тогда он сделал то, что следовало сделать ещё несколько минут назад, крикнул зло и отрывисто:

– Лиска!

Девушка не ответила. Так начались несколько самых неприятных часов в жизни Ярика…

Между тем начинало холодать. Сидя на поваленном дереве, парень чувствовал, как пропитанная потом футболка, прилипшая к его спине, остывает. Нестерпимо зачесалась кожа под тканью. А ещё очень хотелось пить, но не было воды. Кто же берёт с собой воду, отправляясь в лес лишь на коротенькую прогулку? Не в поход же они шли, на самом деле.

Парень продолжал сидеть на месте, глядя, как медленно растут густые тени под папоротниками. Сначала они налились чернотой, а потом стали увеличиваться в размерах, выползая из-под кустарников и спеша навстречу своим более слабым братьям, которых отбрасывали берёзы и клёны. Объединяясь, эти чёрно-серые пятна всё росли и росли, приветствуя наступление ночи, когда они смогут, наконец, подняться с земли и взлететь куда выше, чем верхушки самых древних деревьев.

Пляска теней завораживала, отвлекая от невесёлых мыслей, но и напоминала о том, что до захода солнца осталось совсем немного времени. А это означало, что ночевать Ярику предстоит в лесу. О том, как поступать в такой ситуации, парень не знал. Всю жизнь он прожил в Москве, считал себя исключительно городским человеком, и о том, как следует себя вести, потерявшись в лесу, не имел ни малейшего понятия. Когда увлекавшиеся туризмом приятели спрашивали у него, что он будет делать, окажись в такой беде, он со смехом доставал из кармана мобильный и демонстрировал его, словно зажигалку древним людям. Но кое-что из разговоров с туристами вроде бы отложилось в памяти.

Первым правилом, кажется, было стоять на месте и жечь костёр, стараясь, чтобы дым поднимался как можно выше. Или это то, чего делать нельзя? А почему нельзя?

– В любом случае, – рассудил Ярик. – Со стоянием на месте уже не вышло, а без костра и дыма меня комары сожрут…

Собирал ветки он до самой темноты. Гора дров, которую он планировал использовать всю ночь, росла удручающе медленно, и в глубине души Ярик снова стал сердиться на Алису. И на себя самого тоже. Вот уж действительно, приключение так приключение! Лебединая песня… Только сейчас, покрываясь липким потом от напряжения и страха, он понял, что эта прогулка может стать их последней в самом печальном смысле. Футболка с ярким принтом, неуместно смотревшаяся в лесной чаще, совершенно не согревала и не спасала от паразитов, с наступлением темноты утроивших свои усилия в попытках добраться до его крови.

Изменился и сам лес. В ночи он сбросил личину миленького места для романтически прогулок и превратился в то, чем являлся во все времена: могучую, древнюю, угрюмую силу. В каждом визгливом крике ночной птицы, в каждом шорохе и треске теперь слышалось презрение и насмешка. Он был чужим в этом мире. Потерянный и одинокий.

Костёр немного развеял навеянную темнотой тоску и, заглушив ночные звуки потрескиванием влажных веток, отогнал страх. Кеды и рубашка медленно сохли, а благословенное тепло разливалось по телу. В какой-то момент он даже нашёл силы улыбнуться самому себе. Не в тайге же он, в конце-то концов. Утром, а то и ночью, его уже отыщут спасатели. Усадят, как в кино, возле открытых дверей машины, дадут в руки кружку горячего чая, в плед завернут… Или как там это происходит в реальной жизни? Да не важно. Главное – у него будет уже вполне весомый повод бросить Алису так, чтобы не выглядеть скотиной. Едва в лесу не угробила человека, дура! С природой у неё единение.