В самом центре помещения стоял металлический стол, похожий не то на разделочный, не то на прозекторский. Девушка сидела на краю стола. Её тёмные глаза и острые черты лица показались знакомыми, но вспомнить, где мы встречались, у меня так и не получилось. Я помотал головой, сам себе, но словно отвечая на её взгляд, пылавший странным ледяным пламенем. И всё равно сделал шаг. Потом ещё один.

Когда мне оставался последний шаг, она легла на стол и сама задрала подол платья, не говоря ни слова, не меняя выражения лица. Последняя искра рассудка, ещё тлевшая под сводами черепной коробки, угасла. Последний шаг оказался пройден, и я даже не знал в какой момент. То, что последовало дальше… Звериная случка, быстрая и яростная, не больше того. Без яркой вспышки в финале – вместо неё мне на плечи легла тяжёлая усталость. Глаза защипало, веки отяжелели. Я едва не завалился вперёд, прямо на девушку, всё ещё лежащую на столе, но сумел вовремя оттолкнуться руками. Мои колени, дрогнув, подогнулись, и я упал спиной на холодный кафельный пол, ударившись затылком. Мир пошёл кругом, тошнота подкатила к горлу, кровь зашумела в ушах.

Перед моими глазами стали вспыхивать странные картины. Я в один миг оказался у себя в кровати, и надо мной склонялись лица. Странные, незнакомые, большей частью принадлежащие старикам. Потом, после краткого мига темноты, осталась только Роза Михайловна.

– Всё будет хорошо! – пророкотала она странно медленно, и так громко, что у меня заныли зубы.

Затем комната опустела. Мигание участилось. Роза Михайловна и незнакомцы появлялись снова, но уже не успевали сказать ни единого слова. Сердце билось в груди всё тяжелее, словно кровь моя загустела и едва текла по венам.

Я проснулся с громким протяжным стоном. Новый сон вымотал меня, страшная ломота выкручивала мышцы, но вчерашнее намерение оставалось прежним. Уехать!

Раскачиваясь, как древний старик, я поднялся с кровати, опираясь на столик, с которого накануне сбросил книгу. Ноги проколола тупая боль от пяток до самых ягодиц. Потеряв равновесие, я шагнул вперёд, бросил тело в сторону, уцепился пальцами за оконную раму и замер. Замер, с удивлением глядя на совершенно голые деревья сада, укрытые пушистым снегом – настоящим, зимним, уже явно прилежавшимся и не собирающимся таять.

Я потряс головой. Растёр лицо руками, не до конца веря в увиденное. Кошмар продолжается? Вывалившись из одной реальности, лишь отдалённо похожей на привычную, я сразу же попал в другую? Чтобы убедиться, что это не так, я потоптался на месте, прислушиваясь к своим ощущениям. Стопы не липли к полу. Зуда, пробирающего до кишок, не было.

 Путь до двери, который я обычно преодолевал в три шага, занял куда больше времени. Повиснув на ручке, я буквально вывалился в коридор, в последний миг удержавшись от падения. Лоб уже покрыли крупные капли пота, пальцы рук дрожали. Борясь со слабостью, я добрался до лестницы и замер, прислушиваясь.

Снизу раздавались голоса. Нейтан Марш, из портлендских Маршей, вещал квакающим густым баритоном:

– День сегодня, Роуз! Три месяца минуло! Что делать, если Александер не придёт в себя до вечера? Уже будет поздно!

– Всё хорошо, Нейтан, – отвечала ему экономка, и тон её был скорее дружеским, нежели тоном прислуги перед старым другом хозяина. – Игнат всё рассчитал, и я доверяю его словам. Доверься и ты.

– Моё беспокойство, – парировал Марш, – Вполне обоснованно хотя бы потому, что я уже, находясь на другом конце света, совершил преступление. Я знаю вас, русских. Русские не прощают осквернения…

Роза Михайловна вдруг шикнула на него:

– Тихо!

Они замолчали. Я, не в силах больше оставаться на месте, пополз вниз по ступеням, грудью наваливаясь на перила и медленно перебирая по ним сухими ладонями. Никто не двинулся мне навстречу, но, стоило мне появиться на пороге гостиной, экономка и её гость тут же вскочили с кресел.

– Прелесть, прелесть! – зарокотал Марш. – Беру свои слова назад, Игнат рассчитал всё великолепно!

Он двинулся в мою сторону, и я непроизвольно отпрянул. Нейтан был уродлив. По-настоящему уродлив, а не как люди, пострадавшие от несчастного случая. Его вытаращенные глаза смотрели в разные стороны, как будто стремились разъехаться к вискам. Волос на голове почти не было, а те немногие, что ещё остались, торчали клочьями рядом с чудовищного вида наростами и буграми. Не обращая внимания на моё вялое сопротивление, монстр протянул ко мне руки и легко, как ребёнка, закинул на плечо.

– Не бойтесь, Александр, – прокомментировала Роза Михайловна. – Всё самое страшное уже позади. Осталось немного.

Марш тащил меня без церемоний, как мешок картошки. Лбом я с каждым шагом бился о его поясницу, кошмарная лапища до боли сжимала бёдра. Костистое плечо врезалось в низ живота.

То, что мы направляемся в подвал, я понял сразу, но что ждало меня внизу, оказалось хуже всех посещавших меня кошмаров.

Сперва я почувствовал трупный смрад. Густая вонь ударила по ноздрям, вызывая тошноту, но в то же время отрезвляя. Я задёргался активнее, в ответ на что Марш, не замедляя шага, хлопнул меня по ягодицам.

– Тихо, Александер! – бросил монстр. – Не время для игры.

Я послушно обмяк, понимая, что, какая бы судьба меня ни ожидала, мне остаётся только одно – безропотно её принять. Чудовище поднесло меня к креслу, которого раньше не было в комнате, и небрежно бросило на жёсткое сидение. Толстые пальцы с неожиданной быстротой и ловкостью захлестнули ремни на моих запястьях и лодыжках.

– Смотреть не обязательно, Александер! – прокомментировал Нейтан. – Ты молодец уже что тут!

Он отошёл в сторону… И я тут же закрыл глаза. Потому что зрелище, открывшееся мне, было отвратительно, и я побоялся сойти с ума, разглядывая его слишком долго. На прозекторском столе лежал Игнат Савельевич. Месяцы под землёй не пощадили его. Даже секунды хватило, чтоб разглядеть, как расцвётшая зеленью и синевой кожа обрюзгла, как она сползла с костей. Превратившиеся в жидкое желе мышцы больше не держали форму. Нос старика провалился внутрь черепа, губы разошлись в стороны, обнажая крепкие белые зубы. А прямо возле его головы, головы сгнившего трупа, стояло другое кресло, отдалённо похожее на гинекологическое. В нём, с любовью глядя на труп между раздвинутых ног, сидела Роза Михайловна, полностью обнажённая.

Я с силой сжал веки, и в наступившей багровой темноте раздался голос пожилой женщины:

– Ты уверен, что всё сделаешь правильно, Нейтан?

– Учился у лучших гинекологов, Роуз! – проквакал в ответ здоровяк. – Уверена, что это первенец Александера?

– Несомненно.

Голова закружилась так сильно, что я едва ощутил иголку, впившуюся в запястье. Кто-то наполнил шприц и тут же воткнул второй мне в другую руку. Затем перешёл к венам на ногах. Когда игла пятого шприца вошла мне в горло, я почувствовал, что голова снова идёт кругом и попытался сказать, что мучитель должен остановиться, но не смог. Вместо слов из моего рта вылетела только лишь желчь, обжёгшая носоглотку.

И я умер.

*

Из окна лился мягкий лунный свет.

Сияния не было. Жидкое серебро заполняло комнату, подкармливало тени в углах, гладило меня по лицу.

Поднявшись на ноги, я пошёл было к окну, чтобы проверить, лежит ли на улице снег, но в последний момент передумал. Незачем кормить безумие. Света оказалось достаточно, чтобы одеться, не зажигая лампу. Я кое-как привёл себя в порядок и вышел из комнаты.

Тишина.

В коридоре было темно, но лестницу вниз я нашёл без труда. Спустился по ней, не издав ни единого скрипа. На свет плясавшего в камине пламени прошёл в гостиную.

Игнат Савельевич сидел в глубоком кресле, которое до него занимал Марш. Никаких следов разложения. Никакой вони. Ни единого следа, что этот человек умирал и восставал из мёртвых. На подлокотнике сидела Роза Михайловна, обнимая старика за плечи.

Они оба радостно улыбнулись, увидев меня. Игнат Савельевич указал на свободное кресло: