Игнат Савельевич оказался полиглотом. На полках я обнаружил издания на самых разных языках: английском, немецком, испанском, латыни… Некоторые я и вовсе затруднялся определить. Символы, напечатанные на загибающихся от старости листах, больше всего походили на клинопись или петроглифы. Мне и представить было сложно, что их можно читать, тем более, без словарей или развёрнутых комментариев специалистов. Некоторые же книги представляли собой отксерокопированные страницы, собранные в папки. На обложке одной из них я и прочёл название, от которого мои руки покрылись гусиной кожей: «Necronomicon». Я повертел находку в руках и засунул на полку, не раскрывая, со странной смесью гадливости и страха.
Остаток вечера я посвятил перелистыванию трактата на английском, который повествовал о демонах, только и желающих, что запустить свои когти и зубы в души праведников. Мой взгляд скользил по иллюстрациям, неожиданно анатомически точным и реалистичным, время от времени возвращаясь к полке с «Некрономиконом».
А ночью вернулось сияние.
Я поднялся с кровати. Звона не было, но странное беспокойство толкало меня прочь из спальни. Покачиваясь и морщась от сквозняков, медленных в патоке воздуха, я вышел в коридор. Кто-то был в доме. Присутствие ощущалось ясно, будто комнаты особняка стали частью моего тела, и я мог чувствовать зуд, когда чужие стопы топтали половицы. Прилипая к полу, словно попавшая в ловушку муха, я гонялся за неуловимой тенью, мечтал поймать её, со странной истомой мечтал о моменте, когда мои руки лягут на плечи нарушителя спокойствия… Ровно до той поры, пока не проснулся в своей кровати, потный, дрожащий от усталости и совершенно разбитый.
*
Роза Михайловна поглядела на меня, когда я спустился к обеду, и мне почудилось, что в глазах её зажглись незнакомые прежде лукавые огоньки, но я решил, что это просто игра воображения. Пожилая женщина явно хранила какие-то тайны и обожала разговаривать со мной полунамёками, но вряд ли получала от этого удовольствие. В тот миг я рассудил, что ею движет ревность человека, прожившего всю жизнь в доме и вынужденного принять кого-то постороннего, как нового хозяина. Либо так она выражала свою тоску по деду – презрением ко мне. В любом случае, я вовсе не горел желанием снова вступать с ней в перепалку.
Да и к обязанностям своим она относилась внимательно: когда в соседней комнате зазвонил телефон, тут же поднялась и отправилась ответить на вызов. Вернулась она буквально через минуту:
– Александр, это вас.
– Меня? Кто? Родственники?
– Близкий друг Игната Савельевича.
Пожав плечами, я подошёл к телефонному аппарату. Трубка легла в ладонь привычно, будто я уже не раз пользовался ей. Голова слегка закружилась, и я почти услышал, как из динамика доносятся щелчки и шипение, через которые пробивается слабый, смутно знакомый голос…
Но шипение в трубке было иным. Такие звуки появляются на линии, когда звонившего отделяют от тебя тысячи километров.
– Слушаю.
На другом конце провода кто-то завозился, заворчал недовольно. Потом раздался глубокий хриплый голос с лёгким акцентом. Слова булькали, слетая с языка незнакомца, как будто ему в глотку влили воды.
– Александер? Меня зовут Нейтан Марш. Из Портлендских Маршей, если это вам о чём-то говорит. Другая ветвь семейства.
– Здравствуйте. Нет, простите…
– Не важно. Важно другое, Александер. Вы уже приняли наследие вашего деда?
Наследие? Должно быть, иностранец перепутал близкие по звучанию слова: «наследие» и «наследство».
– Да, Нейтан. Наследие Игната Савельевича уже моё…
Мой собеседник заквакал что-то торопливо, но я не смог разобрать ни слова, потому что сильная сухая рука вдруг вырвала у меня трубку. Роза Михайловна, едва не отталкивая меня плечом, торопливо проговорила в неё:
– Мистер Марш? Это Роза, Роуз. Нет, ещё нет. Александр ошибся. Пока ещё нет.
Она быстро опустила трубку на рычаг и вздрогнула, словно резко вспомнив, что я стою рядом.
– Александр, – она замялась. – Прошу меня извинить. Мистер Марш – друг и коллега вашего…
– Я знаю, кто это. Видел его имя в записях.Это ведь он прислал деду «Некрономикон»?
Роза Михайловна напряглась, но тут же улыбнулась, расслабленно пригладила волосы. Самообладание уже полностью к ней вернулось.
– Вы знаете уже куда больше, чем я полагала. Но поверьте, пока что вам лучше отвечать отрицательно на такие вопросы. Ещё раз прошу прощения за грубость. Со временем вы поймёте.
Сбитый с толку и разозлённый, я направился прямиком в библиотеку и из чистого упрямства схватил с полки «Некрономикон», распахнул его на середине и попытался прочесть.
И не понял ни единого слова, не понял даже, на каком языке он написан.
*
В спальню я отправился прямо перед ужином, мимоходом бросив экономке, что не голоден. Она, к моему облегчению, никак это не прокомментировала.
Без сил повалившись на кровать, я замер, уставившись в бревенчатый потолок. Уехать! Вот что мне нужно делать! Уехать подальше от этого дома. Не в Москву, где вся родня, а в Питер. Или в Сочи, к тёплому морю. Или во Владивосток к морю холодному. Куда угодно, благо денег теперь хватит даже на эмиграцию в другую страну. И пусть чёртова старуха остаётся тут в одиночестве, болтает по телефону с незнакомцами, больше квакающими, чем говорящими, да обсуждает с ними тайны, которые не каждому дано понять.
От этого решения мне даже стало легче дышать. Хорошо, когда точно знаешь, что будешь делать на следующий день. Я расслабился и повернулся на бок, мой взгляд тут же упал на прикроватный столик, на котором валялась очередная старая книга. Я с отвращением зашвырнул хрупкий томик в угол, не реагируя на жалобное шуршание страниц. И тут же провалился в сон.
Сияние вернулось. Разумеется, оно вернулось. Я был даже готов к очередному пробуждению в бредовом сне, насколько вообще возможно быть готовым к подобному.
А в старом особняке снова кто-то был. Зуд, охватывающий моё тело при каждом шаге постороннего, не позволял в этом сомневаться. Уже привычно я вышел за дверь. В разноцветной пульсации света мелькнуло что-то. Оно показалось мне кислотно-зелёным, но я понимал, что лёгкую ткань, полу какой-то длинной одежды, быстро скрывшуюся на лестнице за углом, окрасило свечение, бившее в окна.
Преодолевая сопротивление воздуха, я бросился следом. Ноги приходилось отлеплять от пола с таким усилием, что казалось удивительным, как я не оставляю на досках ошмётки плоти. Боль, странная, щекочущая, пробегала по икрам, заставляя дрожать колени. Но зуд, гуляющий по телу, был сильнее. Он гнал меня вперёд.
С нижней ступени лестницы я смог разглядеть, кого преследую. Девушка. Молодая девушка в белом платье из лёгкой материи, шагая легко и быстро, скрылась в гостиной. Я поспешил следом. В голове с трудом ворочались мысли о невозможности такой встречи. Откуда в этой глуши, ночью, холодной осенью возьмётся девушка, да ещё и так неподходяще одетая? Родственница экономки? Но почему она пригласила кого-то, не предупредив меня?
Но вопросы ускользали от моего внимания, размывались, гасли. Моё сознание было далеко от этого места, подсвеченного неземным свечением. Я двигался, стараясь настигнуть незнакомку, но делал это автоматически, не задумываясь о том, что стану делать после. Мой разум плыл в темноте полубезумия, и вспышки мыслей разрезали её всё реже и реже.
Я втащил своё тяжёлое, неповоротливое тело в гостиную – неизвестная шмыгнула на кухню. Стоило мне ввалиться следом – платье мелькнуло, скрываясь в очередном дверном проёме. Я не знал, куда ведёт эта дверь, но даже не подумал останавливаться. Помогая себе руками, как человек, бредущий в глубокой воде, я рванулся вперёд, ещё вперёд, и ещё, оттолкнулся от газовой плиты…
Лестница была крутой, но короткой. Четыре или пять ступеней, упиравшихся в тяжёлую дверь из необструганных досок. Она распахнулась, и моему взгляду открылась странная просторная комната. Снова бесконечные деревянные шкафы вдоль стен, как в библиотеке, снова ряды книжных корешков, но уже не сплошные. Их разрывали стеклянные баночки, пузырьки и бутылки, холщовые мешочки, отливающие медью приборы странного вида. На одной из полок виднелось нечто, больше всего похожее на несколько высушенных человеческих голов, волосы которых были связаны в одну косу, свисавшую до самого пола. Я торопливо отвёл взгляд и только тогда заметил.
