– Мама заболела первой, ее просто не привезли домой после раскопок и забрали в изолятор, я остался той ночью с близнецами один. Нона начала плакать, а потом и Нил, у нее болела голова, и все вокруг светилось белым, как она говорила мне, а Нил не мог разглядеть собственные пальцы. Я вызвал врачей, они приехали в костюмах, осмотрели младших и повели их в перевозчик, а потом осмотрели меня и сказали что я тоже болен. Сказали, что мама уже не вернется, и теперь я должен быть сильным и помочь младшим, потому что лекарство кончилось, а к тому времени, когда его привезут, последствия будут уже необратимы.
Было видно с каким трудом Джетом вспоминает свое прошлое. Он не рассказывал об этом никому кроме Саят, и тогда не хотел. Он словно производил огромное усилие, произнося каждое слово. Боль, обида и злость, а может и все сразу – эти эмоции на лице парня было трудно отличить.
– Ты бы понял, что они от тебя хотят? – неожиданно он снова обратился к Лену.
– Нет.
– А я понял… они хотели, чтобы я держал их за руки и успокаивал, пока нам делают инъекции. – бьющееся стекло зазвенело громче испуганного визга Юноны. – Как ты думаешь, что страшнее, знать, что ты сейчас умрешь, или смотреть на смерть своих близких?!
Вслед за стеклянными статуэтками на полу распласталась тумба, на которой они стояли.
– Как ты думаешь, Лен, кто утонул первый?! КТО?!
Саят, умытая слезами, бросилась ему на грудь.
– Прошу тебя, остановись, прошу… – она вцепилась в него пальцами, пытаясь прижать к стене.
– Я не знаю, кто из них уснул первый, не знаю… – бушующий зверь словно вернулся в себя и перестал наконец сдерживать слезы, обняв Саят, он смотрел в стену. – Я испугался и убежал в сторону Ровной реки, сидел там, пока не понял, что вижу свечение. Кто-то рядом стоял, но я уже не мог разглядеть. Я хотел умыться, но не различил высоту и потянулся руками с обрыва. Говорят, меня нашли в застое на извилине, с полным ртом ила, без сознания, но живого. Я прожил в изоляторе несколько месяцев, пока ко мне не пришел человек из Холодного Дома. И вот я здесь, Лен, как видишь. Тогда в застое не нашли водоросли, меня спасло что-то другое…
– Прости.
– Я соберу осколки.
С того дня Саят и Юнона поклялись друг другу помирить мальчиков, во что бы то не стало, ведь они росли вместе и нужны друг другу. И у них это получилось, и как-то, само собой у Юноны вышло влюбить в себя Лена. Может она и воспринимала это как тесную дружбу, пока все не решил один поцелуй. Лен долго планировал его, и может, рассчитывал на что-то большее в шестнадцать лет, но застигнутая врасплох и шокированная Юна вытолкнула его из комнаты, вот только уже через короткое время поняла, что ее дрожь не унимается вовсе не от неожиданности. Когда, одумавшись, она бросилась бежать за ним, Лен все еще стоял за дверью, даже не думая уходить.
Теперь все было иначе, с их первого поцелуя прошло всего два года, но они оба уже не чувствовали себя детьми. Лену казалось, что он видит морщину на лбу, а Юнона грезила днем, когда их обоих признают самодостаточными, тогда они вступят в законный союз и уже никто не в праве будет их разлучить. Для этого им оставалось всего полгода перед официальным распределением, но Лен никак не мог сдать экзамен на достижение самостоятельного статуса. Вопросы и задания каждый раз были разные. Вердикт можно получить только после беседы со всеми старшими Дома, а недавняя вылазка в центр испортила все. Джетом уже получил свою независимость и ждал приезда представителей остальных Домов, чтобы решить, какому из них он посвятит свою жизнь. Лену же все еще нельзя было выбирать, и забрать его мог любой Дом против воли.
«Незрелым» запрещалось выходить за территорию Дома в ночные часы и пересекать некоторые проходы, но он легко справлялся с этой проблемой при помощи соседа по комнате, по имени Амнир. Этот четырнадцатилетний мальчик – сын одного ученого в Черной Скале, доме-производителе большинства технологий, получил самостоятельный статус уже в тринадцать лет. Отец Амнира предоставил ему возможность заработка на постояльцах Холодного Дома. В одну из своих поездок домой мальчик получил от отца декодировщик от сигнального маячка, который вшивался всем детям в секторах, ради безопасности и контроля. Чип отключали или заменяли по решению совета и признанию ребенка дееспособной и зрелой ячейкой общества. Эта ненавистная Лену капсула в плече активировала тревожные системы на границах Дома и на входах с ограничениями. Те, кто допускал нарушения, подвергались дисциплинарным наказаниям и лишению на ближайший год права сдавать экзамен для подтверждения самодостаточности, или другими словами взросления.
В ту ночь Джетом предложил своим друзьям пойти на Лиственную площадь и посмотреть трансляцию с праздника в третьем секторе. Лену не очень хотелось тратить на это время, но и отпускать Юну с Джетомом он тоже не хотел. Когда они вернулись, их уже ждала охрана. Юна, как и Джетом с Саят, заслужила свое право в семнадцать лет. Но Лен оказался виновен, так как свободного статуса, по неведомым ему причинам, на тот момент он не имел. И вот, по прошествии года, новая попытка снова вышла неудачной. Одиннадцать человек в зале совета будто не были заинтересованы дать ему шанс. А вопросы Герана – самого старшего человека в совете, как казалось Лену, несли унизительный подтекст.
– На раскопках вы видите, что одному из сотрудников стало плохо, расскажите, что вы предпримите?
– Ну для начала, я обученный специалист, причем, как вы же говорите, с большими возможностями, что мне делать на раскопках…
– До свидания, Лен. Следующее собеседование вы будете проводить в вашем будущем Доме-попечителе.
– Следующее? Вы серьезно…попечителе… – Лен встал со стула, сделал пару шагов и остановился. – Как вы можете так долго игнорировать меня? Вы лишаете меня выбора и сами заставляете нарушать закон.
– Лен Грост…мальчик… мы безусловно огорчились бы, если бы вы выбрали себе не то дело, с вашими то возможностями. Но вы сами делаете обществу услугу, и за вас решат старшие других Домов. Мы уверены, – продолжал старик Геран. – На общем совете избиратели смогут лучше оценить ваши способности и направить вас на истинный путь. Все вы здесь не просто особенные, на ваши плечи ляжет тяжкое бремя и от вас зависит спасение цивилизации. Разве мы можем отпустить такого человека как вы, позволив вам спустить все возможности на создание семьи?
– Семьи? О чем вы?
– Здесь не так много учеников, чтобы мы путали ваши имена. У нас есть глаза, чтобы увидеть, как и с кем вы проводите свое время. Юноне Канн дали право выбора исключительно по ее заслугам. Весь наш совет, как и она, хорошо представляет ее деятелем Круглого Дома и, чтобы не возникло споров у Общего Совета, мы позволили себе проложить для нее дорогу.
– А мне предлагаете тащиться против воли?
– Мы лишь позволили себе положить на чаши весов ваше желание завести семью и ваши возможности в решении главных наших проблем. Вы ведь понимаете, о каких проблемах мы говорим?
– Я могу сделать вид, что не понимаю?
– Можете, и можете как нарушитель закона жить в лесу без средств к существованию, и даже если выживите, вы знаете, что скоро нас ждет.
Лен не стал никому рассказывать об этом разговоре, с каждым провалом Юна утешала его, но это была последняя возможность. Влюбленным оставалось надеяться лишь на Синий Дом, продолжающий биосферное изучение планеты, который как и Круглый, находился на территории второго сектора. Но с той же долей вероятности его могли забрать и в Костанианский дом, изучающий наследие цивилизации, который находился в самом отдаленном восьмом секторе.
Лен постоянно размышлял обо всем, что с ним происходит. Мысли о прошлом и будущем никогда не покидали его сознание, а события происходящие днем продолжались в его снах, из-за чего выспаться было невозможно. Задачи которые не решались днем атаковали его мозг ночью, разговоры доводились его воображением до конца. Стоило затосковать по дому, и гарантированно во сне он оказывался там, мог говорить с Реоной и Дэвоном или спуститься к морю и ощутить холодную воду и текучий песок под ногами. Иногда все казалось таким реальным, что можно было потерять рассудок, и перепутать реальность со сном.
