Планета двух зеркал – так ее жители называли Юнону. У ног бесконечные моря, озера и реки разделяли небольшие горные островки земли, а подняв глаза к небу, можно было утонуть в сине-голубом океане с россыпями ярких звезд, часть из которых была видна даже днем. Самая яркая звезда, вокруг которой вращалась планета, была так далека, что освещала ее не ярче, чем Земля освещается Солнцем на рассвете, за это ей дали имя Холодная. Небольшой белый фонарик изо дня в день рисовал дугу на небе, затмевая своим блеском миллионы своих собратьев. Но как только диск Холодной клонился к горизонту, на небе вспыхивали тысячи созвездий, так, что ночь больше походила на сумерки.

Жизнь на Юноне, как и вся вселенная, строилась по шаблонам от камня до живого организма. Идентичность с другими обитаемыми планетами прослеживалась во всем: от строения до разнообразия ее флоры и фауны. Цикличность жизни, как витка спирали, диктовала общие правила для каждой звездной системы: от новорожденных до превзошедших все вообразимые границы научного знания.

Одна из разумных цивилизаций населяла планету соседней Костанианской системы. По преданиям некоторые ее представители знали особенные законы мироздания, могли управлять энергией и пространством. Но как оказалось, и они не были способны спасти свой мир от разрушения.

Жители Юноны были потомками беженцев, покинувших умирающую планету в поисках нового дома. Огромные космические корабли, с годами поросшие лесами, как память исчезали, рассыпаясь на части. Все, что осталось от великой цивилизации – скромные технологии, облегчающие быт и величественные сооружения, возведенные переселенцами.

Лен родился в минуты затмения, когда спутник Юноны Нолен заслонил собой Холодную. Серповидные тени опускались на землю, листья на деревьях как живые свернулись, словно в испуге. Ветер в обыкновении затих вместе со всем живым вокруг. С исчезновением Холодной жизнь на Юноне словно замирала на несколько минут.

Все женщины мечтали родить ребенка в затмение. «Нолен закрывает Юноне глаза», – так говорили всегда. Слово в слово повторяла эту фраза Реона, когда ждала появления на свет своего первенца. Сквозь слезы она глядела в окно и умоляла помощницу сделать хоть что-нибудь, пока последний отблеск света скрывался за черным диском.

– Успели, это невероятное счастье, Нолен закрыл Юноне глаза! – восторженно шептала женщина, передавая младенца в руки отца. – Дайте ему имя, скорее!

– Пусть носит имя своего покровителя.

– Это лучшее имя, которое только может быть, но Нолен … и Нелон… так называют почти всех детей, рожденных ночью, хоть их и мало, но все же. – женщина провела рукой по голове мальчика, остановившись на пряди светлых волос. – Может Реон? В честь матери? Думайте скорее, или пусть она сама даст имя.

– Лен, его имя Лен Грост.

Отец Лена часто напоминал ему про день его рождения и почему дал ему это имя, и почему все в округе считали его исключительным ребенком. Сам он был назван в честь своего отца – Дэвон. Это имя должно было ему принести удачу, потому что прежний владелец имени смог выжить в страшной катастрофе, в которой падение моста оборвало жизни нескольких десятков человек. Как и большая доля жителей Юноны, он был рожден в месяц затмения, и как бы не желали родители, он не дотерпел один день. Чтобы отдать частичку своей удачи, дед Лена назвал своего сына собственным именем.

Рожденным в затмение детям были открыты все двери, лучшие дома знаний считали своей честью обучать таких детей, потому что, как правило, они доживали до старости и могли передавать свой опыт дальше. «Юнона не видела их и не придет за ними в самый неподходящий момент», – еще одни слова, которые повторяли все ее жители.

За шестьсот с лишним лет новой истории среди таких людей не было ни одной смерти от хищников. «Особенные» люди чувствовали приближение катаклизмов и легче переносили болезни. Ими восхищались и ими гордились, их мнение всегда было весомее других, даже старших членов семьи. Но и отношение к ним было самое требовательное, их начинали обучать раньше остальных детей и еще до исполнения десяти лет их забирали в подготовительный центр – Холодный Дом, который определял всю их дальнейшую жизнь. Остальные дети обучались только по желанию родителей и своими силами, но весьма упорно, так как управители Холодного Дома принимали всех, кто мог показать обширные знания и дисциплину.

– Скоро, я думаю, не станет и нас с твоей матерью, – говорил отец Лена в его восьмую годовщину, сидя на деревянной лестнице у дома.

Раскидистые ветви деревьев с серебряными листьями закрывали голубое дневное небо, отбрасывая извилистые тени. Мать Лена неподалеку срезала пушистые фиолетовые цветы, изредка виднеясь из-за густых зарослей.

– Ты всегда это говоришь, я помню: не надо плакать, все мы волны одного потока и возвращаемся туда, откуда пришли, там мы и встретимся снова… – без особого интереса Лен слушал своего отца, то и дело отвлекаясь на проползающих мимо жуков. – Они тоже часть цикла, может мы превратимся в жуков?

Дэвон рассмеялся и обнял сына.

– Напомни мне слова песни, которую ты слышал от Реоны? Что просит она у Юноны и что обещает?

– Просит парочку лет и обещает потом быть ее верным слугой, обещает…

– Так вот, – Дэвон прервал сына. – Посмотри на деревья. Это не просто ее слуги, это она сама, ее глаза и уши. Все живые существа и остальная материя, которые ты видишь – это часть ее души и тела. Она управляет всем, как ты собственными пальцами. А мы не ее часть, и не похоже, что когда-то будем.

– Поэтому так много людей умирает? Если мы чужие, как мы станем ее частью?

– В том и дело, Лен, этот жук – ее творение. Что она создала, то она и заберет – бесконечный цикл движения энергии. Возможно, вон то дерево было тысячью таких же жуков, а после своей смерти оно вдохнет себя в тела еще тысячи. В этом цикле мы лишние, и все высокие дома посвящают свои труды поиску решения наших проблем.

Лен окинул взглядом сад и родителей, словно пытаясь изучить и запомнить каждую мелочь.

– Я уже собрал вещи, два дня еще?

– Да, два… – Дэвон поймал взгляд сына. – Твоя мерка прилетит на белую площадь, с тобой еще летит одна девочка. Думаю, тебе будет веселее, и быстрее пройдет этот год, ну а если ее родители согласятся, мы сможем делить оплату за мерку на двоих и видеть вас чаще.

– Было бы хорошо. Можно я схожу к берегу?

Дэвон одобрительно кивнул и Лен ушел со двора. Двигаясь вниз по улице, вымощенной камнем, он представлял, какие звери могли бы получиться из теней на дороге. Сегодня он намеревался попрощаться с друзьями, которые были как обычно на старой лестнице к берегу. Это была единственная часть в четвертом секторе, напоминающая красивые улицы главных секторов, в один из которых он скоро отправится, возможно, на всю жизнь.

Всего на Юноне их было сформировано восемь, по количеству самых больших материковых зон. Два сектора были преимущественно необитаемы и представляли собой добывающие горные промыслы.

Сектора представляли собой колонии во главе Круглого Дома во втором секторе. В остальных административные Дома распределяли между собой возможности в изучении планеты, технологичного производства и обучения. Каждый из Домов выделялся особой красотой, построенные из дорогого камня и металла они могли насчитывать несколько этажей. Улицы, окружающие Дома, были очень широкие и гладкие, их окраины окаймляли красивые оградки, а по линиям двигались наземные мерки.

В четвертый сектор, в котором жил Лен, территориально входили равнинный полуостров и островное нагорье. На острове добывали ценные металлы и по мосту люди разъезжались на свои рабочие места. Белая площадь, с которой начинался мост, была единственным облагороженным местом в округе. На ней днем и ночью выгружались и загружались пассажирские мерки. Старые гудящие машины в движении слегка возвышались над землей, поднимая клубы пыли, и могли двигаться только над ровной поверхностью. Они вмещали в себя больше десяти человек и развозили их по разным концам моста. Новые идеально гладкие и почти бесшумные мерки Лен видел только в шестом секторе.