Раннее утро. Тишина. Вся природа в немом ожидании. Ни малейшего ветерка. Воздух прохладен и слегка сыроват. Видимость отличная. Я сижу сзади сарая на своем НП (наблюдательный пункт) и наслаждаюсь спокойной картиной природы. Наш сарай на самом краю высокой горы, а внизу застыл, как зеркало, Днепр. За рекой – широкий луг, а за ним – темный сосновый лес, возбуждающий мое любопытство своими тайнами. Лес закрывает весь горизонт.

Ежедневно из-за этого леса появляется солнечный красный шар. Зрелище необыкновенное. Но пока его еще нет. Из моего НП раскрывается широкая картина заднепровья и даже часть города. Справа, за густыми кронами старых ветел, которые растут внизу вдоль дамбы, видна часть Днепровского моста с его высокими решетчатыми стенками. Слева от шоссе, которое начинается от моста на левом берегу Днепра, как будто на искусственном возвышении, стоит дом и сарай путевого обходчика. Рядом с домом, еще левее – широкое устье небольшого притока Днепра Комаринки, который зигзагообразно прорезает луг до самого леса. С правой стороны этой речушки протянулось булыжное шоссе, которое видно мне до самого леса. Там шоссе поворачивает влево, вдоль края леса. Этот отрезок шоссе виден мне частично сквозь частые деревья могучих дубов, темные толстые стволы которых видны даже издали. Шоссе у нас знаменитое – до самой Москвы.

Напротив меня по ту сторону Днепра – заливной луг, где каждое лето дважды косят траву на сено. Отсюда луг кажется совсем ровным до самого леса. В действительности, там есть, хоть и в небольших размерах, возвышенности, низменности, ямы и бугры. Я исходил его весь вдоль и поперек. Луг прекрасен в любое время года. Ранней весной его закрывает паводок и из-под воды торчат отдельные унылые островки. Поздней весной он покрыт цветущими ароматными травами. Каких только трав и цветов там нет! Полевой хвощ и пырей, лисохвост и овсяница, клевер с красными и белыми головками и лютики, ромашки и колокольчики, – всех не перечислить. Одно только можно сказать, что луг в конце весны прекрасен как мягким колоритом разнотравья, так и приятным букетом запахов.

А как приятно полежать в гуще этого разнотравья! Летом, когда идет сенокос и вокруг распространяется запах подсохших трав, на лугу появляется множество копен сена. Осенью луг весь остриженный, и только кое-где на возвышенностях стоят большие стога сена. Зимой он покрыт белоснежной скатертью. Берега у реки обрывистые и глинистые, постоянно разрушающиеся. На этих обрывах бесчисленное количество круглых отверстий – ласточкины гнезда. Даже из моего НП они виднеются как родимые пятна отвесного берега.

Немного выше по реке в луг врезается довольно большой залив, всеми называемый «Старик». Говорят, что когда-то здесь проходил сильный боковой рукав Днепра, а затем наносные пески преградили ему путь, и остался от него этот залив, постепенно мелеющий и зарастающий тиной. Я его часто навещаю, удивляясь длиннющим водорослям, их большим овальным листьям и особенно желтым кубышкам и белым кувшинкам. Если утром или днем заехать на лодке в этот залив, то можно увидеть много цветов, а вечером – ни одного: белые кувшинки на ночь закрываются и спят так же как люди.

Еще выше по реке, за Стариком, берег Днепра густо зарос высоким кустарником лозы, а еще дальше видны, хотя и не так ясно, опять луга, леса и где-то далеко, чуть ли не на горизонте, какая-то деревушка, вернее ее окраина. Слева от моего НП по правому городскому берегу Днепра я вижу почти безлюдный участок горы с резкой крутизной, а дальше гора становится пологой, и на склоне ее расположены убогие домики, наполовину врезанные в скат горы с одинокими маленькими окошками в сторону Днепра. В них живет беднота. Затем гора делает крутой поворот к Днепру, и поэтому выше мне Днепр не виден. От крайней линии выступающей горы до моего берега в этой дугообразной естественной лагуне образовалась песчаная конусообразная отмель, которая год от года растет и ширится. Еще в начале нашего века у этого изгиба реки была глубокая вода, и какой-то предприимчивый рогачевец построил здесь купальни: отдельно для мужчин и отдельно для женщин. За небольшую плату люди охотно ходили сюда купаться. Мама рассказывала, что в бытность своей молодости она тоже посещала эти купальни.

Глядя на эту растущую песчаную косу, даже не верится, что здесь когда-то свободно перекатывались волны Днепра. Постепенно Днепр стал наносить песок в эту заводь и появилась песчаная коса, которая росла из года в год, и, уплотняясь, становилась все выше и шире, и на ней стала расти трава и лоза. Сейчас острие косы уже недалеко от нашей дамбы. Между косой и берегом образовался узкий залив, где прописалась на местожительство бесчисленная семья лягушек. По вечерам они устраивают настоящие концерты, которые слышны по всему днепровскому раздолью. Во время последнего разлива реки в этом месте уже виднелся приличный островок, заросший лозой.

Теперь вы примерно представляете, какой изумительный обзор открывался с моего наблюдательного пункта. Идея НП пришла ко мне неожиданно, когда я зачем-то с трудом пробился сквозь чертополох к задней стенке нашего сарая, который нависал прямо над обрывом. Оглянувшись, я вдруг отметил про себя, что отсюда обзор местности гораздо шире и интересней, чем со двора. Не откладывая это дело в долгий ящик, я принес лопату, расчистил себе местечко и два узких выхода: к нашему двору и к козьей тропинке вдоль горы. Это было не так просто для восьмилетнего мальчишки. Вокруг были непролазные колючие растения и обжигающая крапива, а на мне были только трусы. Пришлось потрудиться в поте лица. Но зато потом я испытывал величайшее удовольствие от моего НП: я мог теперь видеть все и всех, а меня никто не видел.

О, вы наверно знаете, как интересно наблюдать за людьми, когда они думают, что их никто не видит! И, с другой стороны, мне казалось, что мой НП к тому же еще и неприступная крепость. Сами посудите: кто мог решиться лезть сюда сквозь заросли чертополоха и крапивы? Ниже подо мной была глубокая яма. Там раньше соседи брали глину для домашних нужд. Но наш хозяин дома Симон Ривкин стал каждый раз кричать им, что скоро из-за них сарай рухнет в Днепр, и все прекратили копаться в нашей горе. Нашли другое место. Теперь наш сарай не рухнет, хотя, если хорошо присмотреться, то какой-то уклон в сторону обрыва у него есть. Но тогда я меньше всего об этом думал. Я целыми днями пропадал на моем НП и никак не мог насмотреться на давно виданные картины. С НП все смотрелось как будто бы впервые.

И еще одно обстоятельство меня очень радовало: никто не знал о моем НП. Это было необходимо, чтобы мне не мешали. Однажды, примостившись ранним утром на моем НП, я убедился, как хитер наш дальний сосед. Рано утром он спустился к берегу реки, перевернул и столкнул на воду свою «душегубку» (так называют у нас дубленный челнок), положил в нее удочки и сеть и подъехал к тому месту, где река уже всего. Там он забросил сеть в реку и в ожидании улова стал ловить рыбу удочками. Соседи спускаются с горы и, наверно, думают: "Какой заядлый любитель-рыболов Иван Терентьевич – с утра пораньше сидит на реке с удочками". А Иван Терентьевич через каждые полчаса вытягивает сеть и бросает пойманную рыбу на дно лодки в ту половину, где вода плещется. И так несколько раз: забросит сеть – смотришь, полную корзину с рыбой несет домой.

Через полчаса жена «удачливого» рыбака уже стучится к нам в дом с вопросом, не нужна ли нам свежая рыба. И мама покупает молодых щук, потому что они действительно свежие, и из них получится отличная фаршированная рыба. А что это за рыба, известно только тем, кто ее пробовал. Когда в доме пахнет фаршированной рыбой, то кажется, что сегодня не обычный день, а праздничный.

Однажды, когда я выгнал корову в стадо и хотел уже вернуться в дом досматривать свои утренние сны, я услышал, что кто-то под горой пилит дрова. А какие под горой могут быть дрова? Может топляков за ночь натаскали? Я конечно, забыв про сон, немедленно побежал на свой НП. И что же я увидел?