— Да, хотел бы я встретить весть о кончине брата в борделе. Но, увы и ах, — Нил засмеялся горько и посмотрел на сестру как на ту, кто вообще ничего не смыслил и не мог понять его чувств. — Когда я услышал этот звон, у меня было стойкое желание уйти вслед за своими старшими братьями.

— Да что ты такое городишь… — опешила Сейла.

Он посмотрел на неё с отчаянием, желанием проболтаться обо всём и быть принятым. Но как его легкомысленная сестрица могла понять, что на душе у того, кто всегда возвращался в замок в пьяном и беззаботном веселье? Она ведь, наверно, считала, что ему чужды и грусть, и скорбь, раз он такой вечно пьяный и радостный. Но таким его делала одна лишь Стелла. А Стелла…

— Она умерла, ты знаешь? Та женщина, которую ты видела в тот раз. Я… был готов отдать ей собственную душу, но она отвергла её и просто лишилась своей, понимаешь?

Сейла подошла и влепила ему пощёчину. Нил опешил, наблюдая на её лице гримасу дикой злости.

— Думай, о чём говоришь! — крикнула она, потому что поднявшийся ветер на утёсе почти заглушал её голос и размётывал волосы по лицу. — Твои братья все до единого благородно пожертвовали своими жизнями, пойдя на это во благо нашего государства! А ты хотел лишить себя жизни просто из-за какой-то проститутки!

— Она не проститутка! — выкрикнул он в гневе и оттолкнул девушку.

Сейла оступилась и, не удержав равновесие, шатко накренилась в сторону обрыва. Нил замер на секунду в ступоре. Она, махнув руками, всё же сумела выровняться. Обернувшись и посмотрев, что за бездна простирается за её спиной, принцесса рухнула на колени и шумно выдохнула. Нил испуганно подскочил к ней и взял за плечи.

— Ты в порядке?! Я… Это вышло непреднамеренно, я ни в коем случае не желал тебе зла! — Нил резко обнял Сейлу с облегчением. — Пожалуйста, прости меня! Я был неправ, я поступил очень глупо.

От одной мысли, что он потеряет ещё и сестру, к тому же, убьёт её собственными руками, сердце Нила почти что замерло. Если бы это случилось, он бы точно не пережил и тотчас же бросился следом. Он, право, был глупцом и готов был броситься, как и прежде. Наверно, это могло стать его дурной привычкой. Сейла же в шоке лишь молчала. Но, придя в себя, она помотала головой, выбрасывая ужасные мысли, и обняла Нила в ответ.

— И ты меня прости, пожалуйста. Я тоже была не права, — она посмотрела ему в глаза — там всё ещё разливался отчаянный страх. Ей нужно было успокоиться самой и успокоить его. — Пожалуйста, расскажи мне, как она погибла.

— Она… — Нил запнулся, прикусив губу. — Болезнь сожгла её за считанные дни. Я был рядом всё это время и наблюдал, как она тает на глазах. Я считал, что был близок к тому, чтобы освободить её от этой неблагодарной работы и позаботиться о ней, но я жестоко ошибался. Я не мог поверить в это. Я действительно… на самом деле любил её, как никого другого. Только её одну.

Сейла заплакала. Её младший брат так быстро вырос. Она обняла его крепко и рассказала шёпотом, словно это было самое сокровенное, что она могла сказать:

— Я тоже очень сильно любила Шейна и не могла поверить. Я, признаться, до сих пор не верю в это, но… что я могу сделать, а? Что я могу сделать, пока я заперта здесь, а он где-то там? Я даже письмо не могу отправить, не могу посмотреть на его лицо и не знаю, что с ним случилось и как именно он мог погибнуть. Мне не дано даже этого знания. И, конечно, наша любовь несравнима. Но я понимаю твою боль. Я понимаю, Нил. И я хочу разделить её с тобой.

Брат и сестра, стоя на обрыве на коленях у могилы матери под бушующим ветром, горько плачут в объятиях друг друга.

***

Мальчишкой он часто наблюдал, как рыцари размахивают мечами, ломая ими твёрдую броню, но никогда прежде не доводилось ему видеть, как меч вонзается в мягкую человеческую плоть. Замок словно опустел и погрузился в сон. Не было ни стражи, ни слуг, ни снующих без дела принцесс. Последние никогда не были подобны Сейле и всегда сидели в своих норах, даже если за окном сжигали их собственную мать — столь велико было их безразличие. Потому что они никогда не видели её понимающей, потому что после рождения Шаба, по слухам, Эдея и стала такой. И он всегда винил себя за это, в любом возрасте, а потому приклеился к матери, как банный лист, даже если она не хотела его видеть. Он хотел заслужить не только её любовь — в первую очередь он хотел добиться её прощения.

«И добьюсь. Как только покончу с королём», — думал он, в ярости проносясь по коридорам. В темноту подземелий, а там — кинжал. Чуть более длинный, чем Шаб рассчитывал, но тем лучше. Его мысли были так черны и ужасны, что порой он сам содрогался от них, но ни разу не поколебался в своём решении идти до конца. Нужно было лишь найти короля. Он не посмел бы сбежать из замка. Не считал нужным сбегать, потому что не думал, будто совершил злодеяние. Но и Шаб тоже не считал, что совершает злодеяние — и в том были они ужасно похожи. Ни одного слуги не было у Шаба на пути, ни одной живой души, чтобы задать вопрос. А ведь замок столь огромен. Но сейчас принца это не колышет, и он настойчиво заглядывает в каждую комнату. Этаж за этажом, словно сумасшедший, он мечется из одного конца в другой. А замок мертвенный: в нём пустота и тишина. Тишина, нарушаемая лишь женским смехом…

Женским. Смехом. Шаб обернулся. Звук доносился из конца коридора. Он шёл тихо, чтобы не спугнуть: на носках, вцепившись в рукоять и затаив дыхание. Стал под дверью, послушал немного, а потом резко вломился и направил меч на присутствующих. Служанки громко заорали от испуга, звон стекла наполнил комнату. Бокалы с разлитым вином разбитыми лежали на полу, а три служанки, решившие тайком скрасить свой вечер одним из королевских запасов, зажались по углам и молили Шаба не убивать их. Он разочарованно вздохнул и опустил меч. И внезапно его охватила ужасная злость. Они празднуют кончину Эдеи? Или Шейна? Что не придётся теперь ухаживать за больной королевой, а истеричный принц с манией серебряных кубков больше никогда домой не вернётся?

— Да как вы смеете…

— Ваше Высочество, прошу, помилуйте, — девушки упали на колени с мольбой. — Сохраните наши жизни!

— Вы знаете, где найти короля? — хорошо обдумав, спросил он.

Девушки едва заметно переглянулись и ничего не ответили. Шаб ухмыльнулся про себя: «Вот же сучки продажные».

— Если скажете, я не только не заберу ваши жизни, но и сам никогда никому не расскажу о том, что вы позволили сегодня сделать.

Они снова переглянулись. Глупые курицы, думали, что он совсем недалёкий и не заметит этого. У них же всё на лицах написано. И этот страх в глазах — даже им было нетрудно понять, какие у принца намерения. Одна из служанок кивнула остальным и позволила себе указать ему дорогу. Король не у себя в покоях, а в покоях их придворной дамы, и это она взяла вино из запасов, а им лишь позволила закончить начатое.

— Спасибо, — Шаб ухмыльнулся.

Служанки поклонились ему и не успели опомниться, как он захлопнул двери и подпёр их тяжелым предметом. Они знают, что он собрался сделать, но так не смогут никого предупредить. А когда их найдут, то жестоко накажут за вино, и никто уже не станет слушать их последние слова. Он ведь обещал, что не расскажет, но про то, чтобы показать, речи не шло.

Шаб направился в покои придворной дамы и резко, не таясь и боле ничего не стесняясь, распахнул двери. Зрелище было отвратительным: на полу и кровати валялось около пяти бутылок, а голые и пьяные король и дама были в самом разгаре любовных утех. Но предупреждающий удар Шаба мечом о стол заставил их взбодриться и обратить на него внимание. Кувыркания сразу же прекратились: служанка громко заорала и укуталась в простынь, а король, несмотря на вино и чрезмерный вес, очень даже резво вскочил с кровати, не прикрываясь. Шаб смерил их оценивающим взглядом, взглядом победителя.

— Как смеешь ты, мальчишка, врываться ко мне без спроса да ещё и наставлять на меня меч?! — гневно выкрикнул король. Стоя, в чём мать родила, он явно не понимал своего положения.