– Вот так встреча… Ну, здорово, что ли?..

***

Только очень далёкий от этого жестокого мира человек думает, что рукопашный бой это то, когда дерутся руками. Удивительно, но таких немало. На самом же деле в ход идут и ноги, и голова, и даже плечи, а особняком стоит применение всевозможных подручных средств: от пробегающей мимо кошки, до оттягивающей карман мелочи.

У Игоряна комплекс наставника – он любит учить и поучать. Но я не завидовал его навыкам. Но восхищался ими. Стандартно, по вечерам, трижды в неделю мы встречались и шли в Нижний парк, где на небольшой полянке, плотными кустами отгороженной от посторонних взглядов, у нас была оборудована тренировочная площадка.

Ствол старой берёзы, в обхват толщиной, обмотан каким-то тряпьём. На нижнем её суку, толстом и корявом, подвешен мешок, а точнее три – один в другом, набитый смесью песка с опилками. Чуть в стороне, за неимением иных деревьев, П-образная конструкция, проще говоря – перекладина на двух столбах, к которой подвешены разные мелкие предметы. Позже рядом с ней появились ещё три столба, стоящих равнобедренным треугольником, если смотреть на них сверху.

Наша тренировка начиналась всегда стандартно: после разминки, по сто ударов каждой ногой по стволу. Это Вам не «Кровавый спорт» с Ван Дамом – били не голенью, а подъёмом стопы, по-каратистски. Чего, казалось бы, проще, чем дерево пинать? Ан нет, сердце из груди рвётся и ноги болят. А после, перерывчик – пульс и дыхание в норму приводили. Затем Игорян брал «лапу» – длинный шест с тряпичным набалдашником на конце – тыкал ей в меня, и командовал: «Бей!». С невообразимой скоростью «лапа» выписывала восьмёрки, то пролетая перед моим носом, то увязая в ногах. Я старался попасть, но получалось плохо – не успевал, и «лапа» била меня чаще, чем я её.

– Твоя главная ошибка в том, что ты следишь за движениями противника, пытаешься угадать, догнать, – говорил Игорян. – Ты просто теряешь время, которого у тебя нет. Играешь по правилам. Поэтому проигрываешь. А с врагом надо идти на сближение. Резко, как кобра, выстреливаешь вперёд и бьёшь – пусть коряво, но сильно, и лучше по месту.

– По какому? – глупо спросил я.

– По самому уязвимому в конкретной ситуации. Принцип прост – кулаком в корпус, основанием ладони, – он провёл пальцем по тому месту, где ладонь переходит в запястье, и сделал характерное, имитирующее удар, движение, – в голову. Накоротке также хорошо пойдут удары ребром ладони и локтем. Цель прежняя – голова.

Рекомендованные удары я отрабатывал на мешке. Кожа на костяшках пальцев между тренировками не успевала заживать, отчего всегда была чуть содранная и красная. После нескольких десятков ударов раны снова открывались, и становилось больно. Мой организм боли сопротивлялся, что естественно, и сила ударов с каждым разом всё падала, что оказывалось заметным со стороны и нешуточно злило Игоряна.

– Не так! Всё не так! – рычал он, отталкивая меня в сторону, и лично приступая к избиению. – Быстрее! Сильнее! Боли нет!!! Страха нет!!! Жалости к себе нет, нет, нет!!!

Под его молниеносными ударами мешок не раскачивался и не вращался вокруг оси, как у меня, он просто раз за разом содрогался, будто в конвульсиях. Обычно это заканчивалось тем, что из мешка начинало сыпаться содержимое, или в очередной раз обрывалась стропа, и «тушка» с глухим шлепком падала на вусмерть утоптанную землю. А после Игорян говорил:

– Вот так надо! А ты танцуешь, как боксёр на ринге. Будешь так же на улице отплясывать – получишь по жбану, и привет! А главное запомни: к боли нельзя привыкнуть, но её можно научиться терпеть. Сломаешь себя – сломаешь кого угодно. И никакой жалости, ни к кому! Или ты, или тебя – по-другому не бывает. И принцип всегда один – не убить, так покалечить. Жизнь – не спорт, и в бою правил нет…

…Время шло. Когда мой сенсей счёл мои стандартные удары удовлетворительными, он открыл для меня новые горизонты творчества, поставив в очередь на отработку удары локтем, ребром ладони и головой. Именно в такой последовательности: сам он предпочитал два последних, я же безобразнейшим образом влюбился в локоть. Может быть я не самый способный ученик, но поверьте, что трудно не уверовать в собственную силу, когда твои удары ломают добротный кондовый инвентарь и наставник не скрывает самодовольной улыбки. Бывало, что мы по три-четыре раза за тренировку пересыпали и перевязывали мешок. Я неоднократно предлагал сделать живучий чехол из брезента или дерматина, но Игорян всегда отказывался, гораздо позже признавшись, что если бы тот не рвался, то я бы не поверил в себя.

При этом мы активно использовали перекладину, на которой болтались бутылки, консервные банки, и деревянный круг. Игорян наставлял:

– Использовать можно абсолютно всё. Например, мелочь из кармана можно бросить в лицо одному и в тот же момент атаковать второго. Можно носить с собой стопку смотанных скотчем двух-пятирублёвок, или шарик железный, или «Зиппо», в крайнем случае, если не жалко, даже часы на браслете сгодятся и телефон – на расстоянии до трёх метров можно бросать весьма точно и сильно. В морду зарядишь – считай, что противника нет.

Я тренировал меткость маленькими камушками. Тренировал долго и усердно, с матами и отвратными результатами. Дело шло плохо. Игорян, пятирублёвой монетой с трёх метров разбивавший пивную бутылку, злил.

– И не забывай про ключи, – говорил он. – Длинный ключ, зажатый между средним и указательным пальцами, или в кулаке, при этом торчащий снизу – очень опасная штука. Цели те же, что при работе пальцами и открытой ладонью – глаза, шея, висок.

С тех пор нашему мешку совсем поплохело.

Особенно буйные картины рисовало моё писательское воображение, когда он рассказывал про столовые принадлежности и прочие элементы сервировки. Так, за последние годы обойдя все окрестные заведения, а в некоторых и подебоширив, я никогда не задумывался о том, что вилки могут летать и втыкаться не хуже ножей, или, например, что можно кинуть в человека стаканом, пепельницей и даже тарелкой, которую надо бросать вертикально; всегда знал про «розочку», но никогда и в мыслях не было попробовать её сделать; а уж о том, что поваленного противника можно «связать» стулом или задушить скатертью, я и подумать не мог.

Короче, понятие о богатстве стола обрело в моём сознании совсем иной смысл.

Где-то через полгода мне открылась тайна трёх столбов. Оказалось, что они имитируют трёх противников. Я спросил:

– Почему именно трёх?

– С двумя тактика другая, – ответил Игорян, – а с четырьмя и более – та же. С двумя проще: не даёшь зайти за спину и бьёшь ближайшего, а дальше – по ситуации. С тремя сложнее, и если не лохи, то обступят, а у тебя будет не больше секунды чтобы вырваться. Тут действовать надо так…

Он вошёл в центр образованного столбами треугольника, несколько секунд постоял, смотря в землю, резко выдохнул и… то, что произошло дальше, было похоже на лезгинку или на танец с саблями. Вскинув локти, он рванулся вперёд. Сначала ударил левым, а затем, разворачиваясь назад, правым. После чего сделал короткий шаг вперёд и, крутнувшись вокруг оси, левой пяткой ударил по столбу на уровне своей головы. Вкопанный на полметра столб едва не вырвало из земли. А Игорян сказал:

– Можно так. Красиво, но глупо. И ты так не делай: во-первых, левая часть у тебя не развита, а во-вторых, ногами желательно бить только по ногам…

После этого мы долго сидели за импровизированным столиком, наспех склоченным из пенька и трухлявой фанеры, и курили. Он инструктировал. Я внимательно впитывал.

Я и по сей день помню его отрывистые колючие фразы, ржавыми постулатами вколоченные в моё мировоззрение: «Нападаешь на толпу – бей ближайшего. Вычислишь самого опасного – бей его. Обступили – иди на прорыв. Драки избегай любой ценой. Можешь убежать – беги. Бегство – не позор, если никого не бросаешь. Победитель тот, кто достиг цели. Твоя цель – остаться живым и невредимым…».