Пролог

Во всех своих коллективах, больших и малых, дружеских и рабочих, я всегда заводил разговор о бабах, с целью втянуть людей в спор, а если получится, то и перетянуть на свою сторону.

Ни разу не получилось. И это не странно. А причиной тому – мужская глупость и женская ограниченность.

Вот, например, приглянулась человеку баба, и он её захотел. Теперь на каждом углу он кричать готов о том, что она красивая. Но разве это действительно так? Разве может он понять и самому себе признаться, что захотел самую что ни на есть посредственность? Ну конечно же – нет! Тут ум нужен и смелость. Это как умение посмеяться над собой и не бояться показаться нелепым. Поэтому он, как и большинство баб, никогда не сможет жить по правде. А правда проста: женщина красивая и женщина сексуальная – это две разные женщины.

Сексуальные – притягивают доступностью, пусть и мнимой. Красивые – недоступностью. Поэтому первые могут смело забыть о красивых и долгих ухаживаниях, романтике и искренности – в отношении них ставятся другие цели. У красавиц же другая беда – с ними не может быть страсти. Да-да, именно так, и не надо никого обманывать. Разве может нормальный человек от души и со всеми фантазийными извращениями отжарить «почти что богиню», к которой и прикоснуться-то страшновато, которой любоваться слаще всего вообще на расстоянии? Ну конечно же – нет! К ним даже не подойдут лишний раз, не заговорят – страшно. Поэтому: засыпают комплиментами и трахают – обман; не трахают – значит, не хотят, что само по себе бабу уже не очень комплиментирует. Для бабского понимания всё это очень сложно и алогично. Для «беспилотного аппарата», по самые брови заливаемого тестостероном, очевидно – он готов вдуть той, что быстрее и беспроблемнее даст.

Получается что? Сексуальных хотят, сильно и часто, но не долго. Красивых берегут и любят, иногда всю жизнь. Иногда с ними даже дружат. А в кого же тогда влюбляются? А вот тут-то и кроется самый главный подвох. Влюбляются в личность!

Под словом «личность» каждый понимает своё. Кто-то влюбляется во внешность, кто-то ещё – в характер или манеры. Другим симпатизирует открытость, личностные качества, сходство интересов или взаимное расположение, а то и вовсе инициатива исходящая от противоборствующей стороны. Иные подменяют понятия, и сами в результате «путаются в показаниях». А результат один: влюблённый мужик – сам себе враг и проигравший, и длительность его влюблённости зависит лишь от женщины, от её мудрости и хитрости, далеко (или не очень) идущих планов и сексуальных возможностей. Так и живут оба в кривде, бесконечно врут друг другу и себе, подменяют чувство привычкой, совместно утоляя самые низменные потребности.

При этом баба влюблённым мужичком будет манипулировать так, как её куриной душонке будет угодно. Обычно начинается это с того, что она звонит и задаёт самые тупые вопросы: «как дела?», «где ты?», «что делаешь?» – это её неосознанное стремление держать всё под контролем. В худшем случае она потребует, чтобы он сам звонил и плёл подобный бред. Его, понятное дело, от этого тошнит, но влюблённый пень терпит. А если он не позвонит, то она обидится, чем заставит его извиняться. И он будет извиняться! Ведь он безвольная скотина, находящаяся под гипнозом и в зависимости от «чёрной дыры».

Особо ушлые умудряются женить на себе лопушка даже не забеременев – это потом, ведь она ещё так молода. А пока автопомойка в кредит или ипотека, совместный отпуск, и к её маме по выходным. Для неё это всё что нужно – устроенная баба обществом поощряется. Для него – конец, провал, безысходность.

К этому моменту любая влюблённость растворяется в небытии. Он устаёт слушать её занудство про то, как прошёл её рабочий день, что там у её подружки Маши с парнем, и какой кошмар творится во всём мире. Она наскучивает ему в постели. Он ненавидит её маму, бытовуху и всяческие условности. Она отдаляет его от друзей, от неженатых особенно. Он грустит по былым временам. Она подавляет его «я» своим «мы», которое, по сути, ни что иное как её собственное «я», и пилит. В итоге он начинает засматриваться на других – на сексуальных и красивых, которые так и останутся для него недоступны, потому что подобные болваны им не нужны. А она тем временем стареет, стареет, стареет. А он, если повезёт, снова влюбляется в такую же курицу, как жена. Возможно, она даже сексуальна, но он упорно называет её красивой, и, может быть, изменяет…

Но всё это лирика, а факт остаётся фактом: тупой и трусливый обыватель-яйценосец – причина одиночества красивых баб. Мне их жаль. Это повод задуматься: красота – дар Божий или наказание? Впрочем, мне всё равно. Я в свою жену влюблён не был, с конфетами, букетами и шампанским за ней не бегал, и от страсти не сгорал. Зато я точно знаю, что она красивая, а её красота – залог моей верности. Я не идеален, но точно знаю, что лучше неё мне не найти. Хотя…

***

Захожу я однажды на кухню. Мартовское утро. Солнца еще не видно, но небо уже светлое – даже не знаю, что разбудило меня в такую рань. За самолично сделанным мной деревянным столом сидит она, и что-то помешивает в миске-салатнице, сурово и сконцентрировано в неё глядя. Я остановился, значит, стою, тоже на неё смотрю, и глазам своим не верю: неужто моя благоверная поправиться решила, и салатику майонезного собралась навернуть, пока я сплю?

Стою, молчу. В голове, спросонок, пустовато. Вроде как надо что-то сказать.

– Доброе утро, – говорю.

– Привет, – отвечает она таким тоном, будто любовница, которой от меня ничего уже более не надо, и которая собралась позавтракать и убежать по своим делам.

– Надеюсь, это для меня? – киваю я на салат.

– Нет…

Ещё бы! Я иного ответа и не ожидал, она ведь никогда мне завтраков не готовила. Она вообще готовить не умеет, чего и не скрывает. Могла бы мою стряпню похвалить хоть иногда, хоть для приличия и поднятия моей самооценки. Да куда уж там! Точит – только в путь, за ушами едва не трещит. Точит, и молчит – такова её скупая форма благодарности. Ну и пусть, мне всё равно приятно.

– А чего встала в так-у-у-у-ю, – зевая, говорю я, – рань?

– Есть охота…

Ещё бы! После вчерашнего, я сам как пожомканный пельмень, и это я должен хотеть есть. Но я почему-то не хочу. Хотя, признаться честно, устал я вчера быстро, и большую часть «работы» взяла на себя она. Ну а что? Мне уже тридцать, и вопрос половых контактов не входит ныне ни в тройку, ни в десятку приоритетов. Ну не хочу я столько, сколько она. И если верхняя часть туловища уже противится слюнявым домогательствам – нижняя этому ещё не обучилась. Приходится мучиться. Всё ради НЕЁ! А она после этого спит до полудня.

Я начинаю понимать, что здесь какой-то подвох, но какой именно – я ещё не понимаю. Глупо стою возле мойки. Говорю:

– Там каша «быстрая» ещё оставалась, вроде…

Это она приучила меня к этим кашам чёртовым. Я за всю жизнь их столько не съел, сколько за последние полгода. Но она жертва рекламы, и о фигуре заботится. Заботилась, кажется, до того утра.

– Хочешь, я фирменный омлет сделаю?

Она не хочет. Смотрит на меня: чего, мол, докопался? А я на неё смотрю, как всегда, прямо в глаза, как зверю хищному. И понимаю: нет больше никаких «как» – точно в самом деле зверь в неё вселился – глаза пустые и неподвижные, но не бессмысленные, и взгляд неморгающий, по львиному напряжённый.

Ещё бы, хотеть и молчать! Мой утренний холостяцкий рацион состоял из двух блюд, а теперь их стало три, только два моих уже закормили её не хуже, чем меня её каша.

Не выдержав этого дикого взгляда, я снова гляжу на салат. И тут начавший просыпаться мозг рапортует: хлеб и майонез на столе отсутствуют, зато присутствуют мандариновые шкурки и выжатая пачка сгущёнки. Спрашиваю:

– Ты, в самом деле, собираешься это есть?

– Хочешь попробовать? – отвечает она, и взгляд её вновь приобретает дозамужественную доброту.