– Гриш, ты, сколько плёнок взял с собой?

– Да, и «телевик» прихватил.

– Так две или три?

– На месте разберёмся.

Он немного «в себе», из-за чего часто влипает в непонятки и затягивает туда присутствующих. Он всегда пропадает в своей фотолаборатории. Он «охотится» за всяким фото-старьём.

Нетрудно догадаться, что он был фоторепортёром нашей газеты, где мы с ним, собственно, и познакомились. И сошлись, так как другие работать с ним не очень-то и любили, а многим его услуги и вовсе не полагались.

Я захожу к Тане – нашему главреду. Кабинет у неё маленький, но светлый, обставлен бедно, зато с видом на задворки администрации и пышная голубая ель под окном. И вот сидит она за своим дешёвым ДСП-шным столом, а в углу, на древнем потёртом стуле, паренёк. Волосы у него чуть встрёпаны, губу посасывает и смотрит безумными глазами себе под ноги, а на шее фотоаппарат в старом кожаном чехле. Короче, выглядит неважно. Я заваливаюсь в кабинет, и говорю:

– Кажется, я не опоздал сегодня?

– Удивительно, но нет, – отвечает она, – но мы давно уж ждём. Знакомьтесь – Григорий Цепнов, наш новый штатный фотограф.

– Павел, – сказал я, сделал шаг в сторону новичка и протянул ему руку, – Кржевицкий. И давай сразу на «ты», хорошо?

– Как угодно, – ответил он, пожал мне руку и, обращаясь к Тане, спросил. – А я вот что-то раньше не спросил о том, где же Ваш прежний специалист?

– А у нас его и не было, – ехидно усмехаясь, говорит Татьяна. – Теперь вот понадобился для «живых» снимков. Торжества всякие, городские праздники и всё такое. Новые веяния, знаете ли, новые требования. Вы, Григорий, как, готовы уже сегодня приступить? Опробовать силы, так сказать?

– Да-да-да, новые… – в полузабытьи залепетал Гриша, – я, тогда, завтра с другим фотоаппаратом приду. Ладно?

Мы с Таней переглянулись, удивившись этому ответу невпопад, и она ответила:

– На Ваше усмотрение. Нам важен результат. А теперь, собственно, к делу. Вы с Павлом поедете…

Выслушав инструктаж, мы вышли на крыльцо и отошли чуть в сторону от бесконечно тянущегося потока граждан; я закурил и предложил ему. Гриша, сощурив левый глаз, помотал головой и уставился вдаль, на «полуциркуль» (это такая полукруглая площадь перед администрацией). «Зануда, – подумал я.»

Томительное июньское солнце жарило улицу. В тени разлапистых елей дремали голуби. Озорные воробьи купались в придорожной пыли. Стоящие по другую сторону от входа старушки, по старинке называя администрацию «исполком», на чём свет стоит, поносили СОБЕС.

– А знаешь, я им завидую, – вдруг сказал Гриша.

– Кому? – не понял я. – Бабкам?

– Голубям, – кивнул он в сторону сонных птиц.

– Да, я тоже покемарить чуток не отказался бы, – ответил я, и тут же, не удержавшись, зевнул.

– А я жару не люблю…

«Правильный человек, – подумал я, – наш, можно сказать. За что её любить? Мы ж не под пальмами родились. Сработаемся…».

– Ты как, – спросил я, – за рулём?

– Нет, я не автомобилист. Велосипед люблю, – ответил он, а я тут же поставил под сомнение последнее умозаключение.

– Значит, поедем на моей…

Ехать было недалеко, километров около трёх – до выезда из города. Там, в шушарских полях, при подготовке местности к строительству очередного объекта, работяги наткнулись на человеческие останки. Хороший репортаж мог бы выйти из этой истории, если бы останки принадлежали одному человеку и были упакованы в кроссовки и нейлоновую куртку. Но строители по вопросу количества «находок» ответить затруднились, что не удивительно – в далёком сорок первом, по совхозным картофельно-капустным полям прошёл «передок» обороны Ленинграда.

На место мы прибыли последними из всех «приглашённых». Над раскопом уже корпели эксперты-криминалисты. На поверхности, с важным и задумчивым видом, расхаживал взад-вперёд средних лет мужчина в выцветшей камуфляжной куртке с неизвестными нашивками. Пара нарядов ППС отдыхала в раскалённых «козликах». Гордо, в стороне от всех, стоял покрытый тонким слоем пыли, но всё ещё блестящий на солнце чёрный «Мерседес» начальника стройки. Самого его видно не было, наверное, сидел внутри, под кондиционером, и грустил, ведь было от чего приуныть – грозили разбирательства и «заморозка» стройки. Беспомощные СМИ, комитет ветеранов и местные активисты тоже потреплют нервы, хоть навредить никак и не смогут. Всё ж не будем забывать, в какой стране живём, и уже на тот момент я был уверен, что где надо и кто должен, уже жмут на нужные кнопки и дёргают правильные рычаги, и дело спустится на тормозах.

– Не удивлюсь, если в скором времени и у застройщика-соседа тоже черепушки найдутся, – сказал тогда Гриша. – И совсем не потому, что передовая…

А я снова подумал: «Даром, что велосипедист, а всё же соображает. Точно сработаемся…».

Выходя из машины, я ожидал, что ППС-ники сейчас очнуться и остановят нас, а мне придётся размахивать корочкой и заученной, преисполненной нахальной самоуверенности фразой пересказывать её содержимое. Но вместо этого из плавившегося УАЗ-ика вытекло, лениво перегнувшись за борт, хмурое усталое лицо сержанта Лобанова, что меня весьма порадовало. С ним мы были давно знакомы. Он подобных мероприятий не любил, но волею судьбы и начальства (что, в общем-то, для мента одно и то же), всегда попадал на «эхо войны», кладбищенские хулиганства, траурные и торжественные церемонии со всем этим связанные. Он частенько был для меня источником не очень важной, но порой интересной информации. Вот с ним я и начал разговор.

– Здорово, Дим. Как дела?

– Я ж не прокурор, чтоб дела у меня тут, – безрадостно ответил он. – Дай закурить, а?

– Кури, – я протянул ему пачку, – если здоровья не жалко. Что тут у вас?

– С самого утра копают. Двоих уже нарыли, или пятерых… мне не интересно, ты же знаешь. Вот всё ждём, когда поисковики приедут, всякими штуками для этого дела потребными вооружённые. Один вон ещё раньше нас здесь оказался, всё ходит, беспокоится. Как узнал только?..

Говоря, он жадно затягивался после каждого предложения.

– А в самом деле – как?

– Ты же знаешь…

– Да-да, тебе не интересно. А кто это?

– Валера Шмелёв, куратор всех местных «красных копателей». Тебе-то стыдно не знать… – упрекнул Лобанов, бросил бычок, и посмотрел на меня так, что я сразу понял смысл этого голодного взгляда и снова протянул ему пачку.

– Прямо сгораю от стыда и сейчас же пойду поклоны ему бить. Он как, адекватный вообще?

– Да вроде. Но я с ним как-то не очень, мне его дела не интересны…

– Лады, позже договорим. Да, кстати, знакомься – Гриша, наш новый сотрудник. Ты теперь будешь видеться с ним даже чаще, чем со мной.

Они молча пожали друг другу руки, и мы с Гришей направились к раскопу.

– Жаль, что в милиции работают такие безынициативные люди, – тихонечко сказал мне Гриша. – А вы давно знакомы?

– Ага, – неопределённо протянул я, – только в милиции – служат…

Несмотря на затяжную жару, в глубине ямы землица была влажная, и выброшенная в отвал, привычным и приятным азартом щекотала нос (всех к поиску неравнодушных аромат сырой почвы возбуждает). В самой яме, с лопатой, маленьким совком и веником, чтобы не пропустить ни одной косточки, сидел один эксперт, второй же, уже на поверхности раскладывал те косточки на длинные, исчерченные метрической сеткой листы плотной бумаги. Листов было уже три, и ещё ни на одном не собралось полного скелета. Криминалисты, тем более занятые работой, с прессой общаться не уполномочены, да и не очень-то любят, поэтому, осмотрев поле их деятельности, я сразу приступил к допросу Шмелёва.

Показать, что я «в теме» было нельзя, и я старательно строил из себя дурачка-писаку.

– Валерий, здравствуйте. Я из газеты. Расскажите, что здесь происходит?

– А вы сами разве не видите? – раздосадовано ответил Шмелёв. – Разбираем наследство советской власти. Это же надо было память отцов с землёю сравнять. Картошечка им важнее была, видите ли.