– Ну, давай к телу, – сказал я.

– Дело в том… – начала, было, Даша, на сей раз, проигнорировав мою пошлость, но я её прервал.

– Нету тела, нет и дела, – не унимался я. – Впрочем, всё равно давай…

– Я учусь на журфаке, на заочном. В «Правде» работаю потому, что без опыта никуда больше не берут, а у Вас, насколько я знаю, всё более демократично и таланты ценят по достоинству.

– Есть такое дело, – весомо отметил я, рисуясь, приглаживая редеющую шевелюру. – И?

– Я хочу к Вам…

– Но ты понимаешь, что ваша воинствующая конторка нам не товарищ?

– Понимаю, – ответила она, сделала большой глоток, и добавила, – поэтому и предлагаю сделку – буду двойным агентом. Буду вам сливать все их происки, а им засылать вашу дезу. Ну, как идейка?

Я задумался. В отличие от языка, мысли ворочались тяжело. Запотевший стакан холодил руку. Обострённое постпохмельем желание молодого тела мыслительным процессам также не способствовало.

– Нормальная идейка, только перспективы весьма туманны…

– Почему?

– Потому что выносить данную тему на обсуждение с моим руководством преждевременно – оно авантюр и шпионских страстей не любит. А тебе придётся стать моим агентом, и чем всё это закончится тоже неясно. Может и ничем…

– Но мы же попробуем? – сказала она, пододвинувшись поближе ко мне. – Да?

– Можно, – ответил я, отхлебнув ещё пива. – Но сначала надо обсудить подробности. Но не сейчас. Вечером, и в более интимной обстановке…

… Девочка сдалась. Это был первый раз, последствий которого я пристыдился. Дашка, она хорошая. Голосок тоненький, ручки маленькие, глазки-пуговки смотрят робко и наивно. Но внешность зачастую обманчива, и деловая хватка, и внутренний стержень, и профессиональный цинизм в ней наличествовали.

Как и было договорено, подвыветрившись к вечеру, я подобрал её ровно в девять, во дворе соседнего с редакцией «Правды» дома. Дурачась, согласно законам жанра, мы конспирировались.

– Хвоста нет? – спросил я, сурово глядя в салонное зеркало.

– Вроде нет, но ты проверься…

Проверяясь, я ещё двадцать минут кружил по центру города. За это время мы успели увидеть драку возле клуба «Ди энд Ди», Жигалова с очередной «старушкой», и спаривающихся возле дверей военкомата собак. Напротив последних я остановился, и мы уставились в окно.

– Заметь, – сказал я, – их двое, а не целая свора. Может это любовь?

– А может, его в армию забирают, и он впрок старается? – поддержала шутку Дашка.

– А что если он уже отслужил, и теперь у них ролевые игры: он – дембель, она – военком.

– А вдруг не дембель, а успешный двадцатисемилетний уклонист? Ну, типа – «нае.ал».

– А давай поедем отсюда, а то он как-то неловко на нас косится?

– Смущаем, наверное. А куда поедем?

– Есть тут одно местечко…

Не прошло и десяти минут, а мы уже стояли в углу маленькой парковки у Слоновьих ворот. Перед нами тёмная стена леса и выхваченная из мрака фарами уводящая в него гравийная дорожка. Позади – Волхонское шоссе, по которому, то и дело, пролетают автомобили. Справа, в другом углу, ещё одна машина: она заведена, фары погашены, но светится приборка, а на переднем ряду никого нет, и я знаю, что наше появление на мгновение смутило тех, кто внутри.

Я внимательно посмотрел на Дашку, затем взглядом указал на соседний автомобиль, и спросил:

– Может, и мы перейдём к делу?

Округлив доверчивые глаза и поджав губы, будто сдерживая улыбку, она закивала головой и уставилась себе под ноги. Смутилась, наверное. Уверенный, что она подумала о другом, я продолжил:

– А теперь расскажи мне, как прошёл твой день. Я работу имею в виду. Не может такого быть, чтобы тебя вчера никто не узнал…

– Узнали, конечно.

– И???

– Я приступила к выполнению нашего плана. Сказала, что узнала тебя, завела разговор, а когда началась ваша провокация, то решила, что не будет лучшего момента, чтобы втереться в доверие, что всё прошло успешно, и теперь мы будем в курсе всех ваших начинаний.

– И как, тебе поверили?

– Как видишь, в чрезвычайку не сдали, – усмехнулась Дашка, а я, вспомнив одну историю, подивился её интеллекту.

…Как-то я сказал одной двадцатилетней барышне:

– Знаешь такую шутку: «Чем ЦК отличается от ЧК?»?

– Нет, – сказала она, – никогда не слышала. А чем?

– В ЦК – цыкают, а в ЧК – чикают.

Она не поняла, и спросила: «А что такое ЦК и ЧК?». Я ответил. До неё всё равно не дошло. Шутка превратилась в урок истории, а я в старого пердуна-зануду…

В последующие минут так пятнадцать-двадцать мы с Дашкой размышляли, строили планы и прогнозировали события. Будущее виделось туманным, но грандиозным – полная смерть коммунизма в отдельно взятой точке земного шара. После чего она взяла инициативу в свои руки. Говоря точнее, в одну – левую. А я второй раз в жизни испытал лёгкий ужас от прикосновений крошечной ладошки.

Первый раз случился задолго до этого, ещё в школе. Как сейчас помню: первое сентября, школьная линейка, мы, одиннадцатиклассники, должны за руки вести первоклашек в соседнее здание. Я искренне надеюсь, что всех разберут и мне никого не достанется: во-первых, страшно и неловко, во-вторых, просто неудобно – вид у меня похмельный и контуженный. Но мне как всегда не повезло. Мы остались один на один – я и маленькая девочка в синем кардигане. Колонна выстраивалась. Делать было нечего, я подошёл и протянул ей руку. Большими, голубыми, испуганными слезливыми глазами она посмотрела на меня снизу вверх и протянула свою ручку. Сердце моё вздрогнуло, к горлу подступил комок, ноги задеревенели. Тем временем по команде директора колонна тронулась, и мы ринулись её догонять. Это было кошмарно: девочка боится меня, оглядывается назад, что неудивительно, с моей-то рожей; я боюсь её, и думаю о её же родителях, наблюдающих за нами со стороны, и успокаиваю себя мыслью о том, что мне досталась самая красивая девочка. «Что ж, – думаю, – пусть и так, но зато самая. Должно же хоть когда-то повезти…». Пройдя метров пятьдесят, я сбагрил её Падле. Надеюсь, что девочка не обиделась.

Но если тогда всё прошло тихо и мирно, то от Дашкиной ладошки взволновалась не только душа, но и нешуточно взбудоражилось тело. Я включил магнитолу и потянул рычажок – спинка моего сиденья откинулась назад, а из динамиков полилась «Лунная соната». Скрипя кожаной курткой и задирая платье, Даша забралась на меня…

Вы знаете, что такое секс под классику? Попробуйте. Это не только необычно, но и весело, если девушка постоянно задницей жмёт на клаксон. Об одном жалею, что до любимого момента композиции на 4:48-4:56 меня не хватило…

…Так Дашка стала моей агентессой. Мы начали видеться каждый день «для этого». Её после «этого» жутко тянуло поболтать, а меня поспать. Но поскольку формат наших встреч к этому не располагал, то приходилось быть «благодарным» слушателем.

К тому моменту пополнив арсенал знаний ещё парой эмигрантских творений генерала Краснова, ничего нового я для себя не открыл. Наоборот, убедился в том, что коммунизм, при всех своих несомненных плюсах, есть мертворождённое империалистическое дитя (вы же знаете, что Ленин был немецким шпионом, да?), что он и доказал своей несостоятельностью, взлетев и рухнув за каких-то жалких семьдесят лет.

Однако были в Дашкиных рассказах и нескучные вещи, подчёркивающие, так сказать, дань традициям. В частности это касалось партсобраний, активистов и новичков, от которых требовались доказательства верности идеалам. Особенно это относилось к девушкам. Правда, стоит заметить, и некоторых мальчиков тоже. Что ж, хоть статья за мужеложство при советах и была, но педиков при этом никто не отменял.

В общем, всё как обычно, всё как всегда, если бы только не острота моих наблюдений. Однажды в разговоре об этих таинствах я Дашку так прямо и спросил: «Ты тоже?». Она кивнула. Мне стало отвратительно, но виду я старался не подать. Кажется, получилось.

Я относился к ней, как своей собственности. Я злился на неё. Мне было противно пользоваться «совдепкой». Но с брезгливостью приходилось мириться и терпеть, ведь я был на грани влюблённости в неё и на страже собственных идеалов одновременно. Тем временем дело принимало коварный оборот: чувства были взаимны, они росли и крепли, что не вызывало ни малейших сомнений. И однажды «после» я спросил: