Когда-то мы с ней учились в параллельных классах, потом в одном. И после школы поддерживали отношения. И неизвестно как сложилась бы её жизнь семейная и вообще, да и моя тоже, если бы я пошёл у неё на поводу. Да-да, она много раз подкатывала ко мне, но я всегда был холоден. Даже не знаю почему. Наверное, потому, что стойку делаю только на блондинок.

Однажды мы с ней встретились. Я был в ударе, и наговорил ей пошлых глупостей. А она мне:

– Тебе вообще когда-нибудь бывает стыдно?

Мне часто бывает, но я сказал:

– Иногда. Вот, например, сейчас.

– И за что же именно, интересно?

– Забыл…

– Что забыл?

– Настоящую фамилию Троцкого забыл…

Я был абсолютно серьёзен. А она вконец обиделась:

– Знаешь, достали твои дурацкие шуточки. Или ты действительно думаешь, что это смешно?

– А по-твоему, – говорю, – это не важно? Или Троцкий шуток нашутил в истории?

Она не поняла. Они вообще тупые – те, кто замуж в двадцать выскочил.

Кроме того, баба – существо напрочь лишенное творческого начала. Поэтому реализуются её способности на кухне. А подопытным почитателем таланта, причём добровольным и благодарным, должен быть мужчина. Я знаю, о чём говорю. Я её стряпни вкусил однажды.

Впрочем, это не важно. Не будем лезть в чужую жизнь, и посчитаем, что развелись они именно поэтому.

В школе Никитка учился, как и все нормальные парни – на тройки. Там же начал курить. Там же начал пить. В те же годы пережил первую, а затем вторую, третью и последующие влюблённости. Тогда же в первый и последний раз был бит за одну из них. Больше ничем особым те десять лет ему не запомнились.

В университетские годы жизнь изменилась.

На картошке у него, высоко чернявого парня, от девок отбоя не было. В первый же день он познакомился сразу с четырьмя. Лена, Света, Оля и Марина оказались приезжими подружками из Северодвинска. Он сразу сделал стойку на фигуристую крашенную блондинку Ленку, но та, хоть и была инициатором втягивания его в их бабскую компанию, от подружек отрываться не спешила, а к концу дня и вовсе утомила бесконечной болтовнёй. К тому же все они оказались курящими, чего он в женщинах не поощрял. Наслушавшись их историй, немного поразмыслив и перекурив сам, он решил, что с приезжими лучше не связываться.

На второй день он познакомился с Алиной. Приятная во всех отношениях девчонка, она тоже сама завязала знакомство, навязавшись в напарники. Всё было хорошо, только Никитку смущала её внешняя схожесть с некогда влюблённой в него одноклассницей, которая долго его домогалась, и тоже была хороша, но не настолько, чтобы он снизошёл. Ещё больше смущал здоровяк Антоха, её не то брат, не то одноклассник, напросившийся в коллеги по борозде. В результате Алинка тоже сыграла мимо кассы.

На третий день была Дарья. Высокая и сисястая, с талией и прочими делами, умница, приятная собеседница с нежным голосом, она всем была хороша. Кроме личика. Особенно когда не улыбалась – её стянутые «брэкетами» кривые зубы заставляли его чувствовать себя неловко и даже виновато за свою от природы белоснежную лыбу во все тридцать два. Говоря короче, он чаще смотрел на картофелины, чем на неё.

На четвёртый ему в принудительном порядке навязали… он довольно быстро забыл, как её звали. Тоже симпатичная (а в семнадцать лет многие кажутся таковыми), с милыми кучеряшками-завитушками, она обладала довольно противным тембром голоса с украинским акцентом, и к тому же была невероятно болтлива. Невероятным «чудом» она же досталась ему и на пятый день, и на шестой и на седьмой. Два дня не затыкался от монологов её рупор гласности, а на третий она спросила: «Почему ты всё время молчишь?». Он ответил: «Что ж мне, болтать, как ты, без умолку?». Обидеть не хотел. Сама обиделась. Заткнулась. Тогда он впервые познал наслаждение тишиной при находящейся рядом бабе.

В последующие дни были новые знакомства, но полевые работы достали настолько, что ему захотелось учиться.

Тогда многое было впервые.

Начальная эйфория от важности высших наук быстро сменилась апатией и полным в них разочарованием – всё, что он слышал на лекциях, казалось бредом, абсолютно неприменимым в реальной жизни. К тому же выяснилось, что он человек абсолютно не коллективный. Первого кореша, Кирюху Зайцева, панка и прогульщика, быстро отчислили – такие не задерживаются даже на платном отделении. Второй, Серёга Архипов, сам разочаровался и ушёл искать счастья в другом ВУЗе и другой специальности. Навязчивые и не очень приставания одногруппниц он старался не замечать – как назло все приставучки были приезжими. Таким образом, к третьему курсу он остался совсем один – разговаривать с ним сложившийся коллектив не хотел, а ему с ним было не о чем.

Жизнь его кипела вне университета.

Тогда же он познакомился со своей ровесницей, моей одноклассницей, и через год они поженились. Зачем и почему женился на ней он и сам не понимал – к тому времени, на пороге двадцатилетия он отлично уяснил, что его влекут барышни чуть младше или сильно старше, а ровесницы есть вариант самый провальный. Бабы взрослеют раньше, а значит, и стареют быстрее, вслед за чем и тянется разница в жизненных ценностях и расстановке приоритетов. Но этот вопрос его мучал несильно и недолго. «Как вышло, так вышло, – думал он, – поживём-увидим, что да как».

Семейное «что да как» упёрлось в деньги. Тогда он придумал «гениальную» схему, как без отрыва от учёбы поиметь копеечку. Барыжническая схема «купи-продай» быстро начала приносить свои плоды. Всё что для неё требовалось – стартовый капитал, дурачки и ходовой продукт – нашлось быстро. Денег дали родители, сами не зная на что дают. С дураками в нашей стране проблем нет и не было, в чём Никитос никогда и не сомневался. А продукт нашёлся по случаю, собственно и явившись толчком для «гениальной» схемы.

Никитка выписал из-за границы солнечные очки, причём сразу пару – не для жены и без потребности, просто так было выгоднее. Что и говорить, а очки были классные – зеркальные «авиаторы» – хоть и являлись дешёвой китайщиной. А на поверку выяснилось, что подобным барахлом наши соотечественники торгуют в сети завышая цену в десять и более раз. И вот Никитка решил демпинговать. Попросту – поиметь, опрокинуть весь «рынок», зарядив ценник с накруткой всего-навсего пятьсот процентов.

Рекламная компания развернулась там же, в интернете, и уже за первый месяц он собрал столько заявок, сколько очков не было в первой заказанной партии. Два-три раза в неделю, по вечерам, он своими бесчисленными отправлениями блокировал работу местного почтового отделения. Столько же раз ездил на электричке в Купчино на встречи с местными покупателями. Короче, дело пошло быстро и сразу, и даже зимой, в не сезон, приносило ему как минимум тысячу рублей чистой прибыли в день – в будущем он немногим больше будет получать на своей первой работе – а весной-летом в разы больше.

Количество глупых и жадных не уменьшалось. Дело развивалось. Жить стало веселее.

Проблемы начались через год, когда мелкие, получаемые из Америки партии перестали покрывать спрос. Пришлось заказывать большими коробками. Сначала такие посылки стали задерживаться на таможне, что приводило к покупательским очередям и недовольствам. Многие отказывались от заказов. Затем, что-то заподозрив, на таможне посылки начали вскрывать, что породило в сердце горе-предпринимателя законную тревогу. После этого трудные времена настали на почте – не хватало сотрудников, отделение работало через день, а по субботам не работало вовсе. А закончилось всё тем, что очнулась от спячки налоговая.

Тут-то Никита и осознал всю свою ненависть к системе. На исходе первого десятилетия двухтысячных улицы до неприличия активно заполонялись дорогими машинами, окраины родного города застраивались коттеджами, на поверхность одна за другой всплывали подробности жизни местных, и не только, чиновников. Кругом ворьё и махинаторы! В администрации и милиции – сплошное кумовство! Рынок безнадёжно оккупирован кавказцами! А ему, честному спекулянту, не давали нормальной студенческой жизни…