После сдачи очередного экзамена и дружеского застолья по этому поводу, нередко подтрунивали над обладателем редкой фамилии:

– Почему Переверни, а не Построй- или Возведихату? – приставали к нему с вопросами.

– Спросите у моего прапрадеда, – отвечал Богдан Тарасович.

– Спросили бы, да связи с обитателями загробного мира нет, – напомнил я.

– Предполагаю, что в роду были крепкие мужики. Возможно, лет двести тому назад, кто-то из них на спор или пьяный глаз перевернул небольшую избу или баню. Со временем прозвище превратилось в фамилию. Могли бы окрестить и Перевернибаней, но с хатой звучит приличнее. Я с юных лет привык к шуткам и поэтому поводу не огорчаюсь. Фамилию, как и родителей, не выбирают. Мне предлагали сменить, например, на благозвучные и величавые Соколов или Орлов, но это было бы предательством по отношению к предкам, подрубило бы родовое древо.

Если бы внуку взбрело в голову поменять фамилию, то я бы на него обиделся. Соколовых, Орловых, как и Ивановых, Петровых и Сидоровых, хоть пруд пруди, а Перевернихата, во всяком случае, в моем селе одно семейство.

– Редкая фамилия, нигде, даже в произведениях Тараса Шевченко, Николая Гоголя и других классиков литературы не встречал, – подтвердил я, тем самым, поддержав председателя.

– В Киеве живет профессор с более затейливой фамилией – Будьласкапани. Целое предложение, которое в переводе на русский язык означает: Будь добра, дама. Читал его статьи, опубликованные в киевских газетах. Наверное, тоже постоянно слышит шутки в свой адрес, особенно, от женщин.

Несмотря на версию о происхождении фамилии, мы в шутку называли Богдана Тарасовича разрушителем. На самом деле, при своей богатырской стати и добродушном характере, он был созидателем, умелым хозяйственником-самородком. Его колхоз «Прапор Перемоги» («Знамя Победы») был передовым в районе. В соревновании среди других хозяйств удостаивался переходящего знамени и премии. Была такая форма поощрения за ударный труд, высокие достижения и досрочное выполнение пятилетки.

В течение сессии он чувствовал себя не в своей тарелке, постоянно звонил в правление колхоза, выслушивал доклады специалистов, давал советы, держал руку на пульсе сельской жизни. Было ему в ту пору сорок пять лет. Знания, особенно по теории марксизма-ленинизма, философии, политэкономии, научному коммунизму давались туго.

– Я бы сейчас с удовольствием мотался по полям, садам и фермам колхоза, а не сидел, как истукан, за партой, слушая лекции, – признавался он.

– Тогда, почему согласились грызть камень науки? – спросил я.

– Обстоятельства заставили. По профессии я – гидротехник, окончил техникум механизации и мелиорации. Мог бы этим и ограничиться. Но на партхозактивах, совещаниях, заседаниях, когда речь заходит о кадровой политике, в докладах постоянно склоняют мою фамилию, как единственного в районе председателя колхоза, не имеющего высшего образования. Мол, тем самым, порчу статистику.

Сам не рад, что вымахал высокого роста. Сижу в зале, словно пожарная каланча, а был бы коротышкой, то спрятался бы за чужой спиной и никто меня не увидел. АА так любой начальник, сидящий в президиуме, сразу цепляется взглядом за мои габариты и с бухты-барахты громко извещает: «Голова колгоспу Переверныхата доси не мае выщою освиты!» вся публика обращает на меня взоры. Со стыда готов сквозь землю провалиться. Секретарь райкома партии по идеологии, завотделом пропаганды и агитации несколько раз рекомендовали в ВПШ. Ссылаясь на высокую загруженность колхозными делами, отказывался, но все-таки уговорили. Убедили, что без высшего образования карьеры не сделаешь. Не мытьем, так катанием вынудили сесть за парту. Хотя, как другие, работая локтями, я «наверх» не рвусь. Колхозники меня ценят, уважают и это высшая награда для любого руководителя.

Действительно, в характере и поведении Перевернихаты не было гонора, снобизма, мании величия, присущих карьеристам. Хотя он учился на отделении экономики, но дружил и со слушателями отделения журналистики, на котором я постигал азы профессии. Богдан Тарасович, будучи состоятельный, всегда готов был помочь и морально и материально.

Однажды после экзаменов он в расстроенных чувствах возвратился в гостиницу «Пассаж», где мы обитали.

– Богдан Тарасович, что случилось? – спросил я участливо.

– Случилось, катастрофа, – мрачно отозвался он. – Провалился на экзамене по истории КПСС. Причем, знания на «неуд» оценил проректор заочного отделения доктор исторических наук, профессор Клинтух.

– Дело серьезное, могут отчислить из школы, ведь это профильный предмет, – осознал я нависшую над Богданом угрозу, ведь с обликом и внешностью аристократа профессор отличался твердостью характера и принципиальностью.

– Как мне после этого появиться в колхозе, если узнают, что получил «двойку»? Непременно узнают, земля слухом полнится. Из ректората ВПШ сообщат в райком партии для воздействия на двоечника. Там у меня есть недруги, завистники, с целью компрометации сообщат в районную газету, на радио…

– Воспользуйтесь шансом, обратитесь к профессору, доктору сельхознаук Познахирину. Он вас знает, как опытного практика, руководителя передового колхоза, поэтому замолвит слово, чтобы разрешили пересдачу, – предложил я. – Если нужна консультация, то охотно помогу. Этот предмет я сдал на «хорошо»,

– Спасибо за совет, так и поступлю. Пока не пересдам, в родное село ни ногой, – твердо заверил он, не столько меня, сколько себя.

Допоздна корпел над книгами, трудами классиков марксизма-ленинизма, материалами партсъездов, трилогией и речами Л. И. Брежнева, старательно конспектировал и записывал цитаты в общую тетрадь.

Личность престарелого, но бодрого доктора сельскохозяйственных наук, профессора Познахирина заслуживает отдельного рассказа. Пока ограничусь несколькими строками.

Преподавателей в штате заочного отделения ВПШ было немного. Поэтому на период сессий приглашали ученых мужей из других одесских вузов, в частности, из госуниверситета имени Мечникова, института инженеров морского транспорта. А когда слушатели, будучи атеистами, воспитанными на тезисе «религия – опиум для народа», постигали основы теологии, изучали мировые религии: православие, ислам, буддизм, то с кафедры выступали ораторы из духовной семинарии.

Я, как и другие слушатели, много полезного почерпнули из лекций эрудированных педагогов, докторов и кандидатов наук… Среди них надолго запомнился Познахирин. В его судьбе был период опалы, когда он пострадал из-за волюнтаризма Никиты Хрущева – отца «королевы полей – кукурузы». Его, тогда еще молодого кандидата сельхознаук, в годы, когда страна ликовала по поводу волшебной ценности кукурузы, угораздило выступить в печати со статьей «Суданская трава».

Сам того, не желая, пошел против линии партии. Помню, а мне в ту пору было не более десяти лет, в магазинах продавали лишь желтовато-бурого цвета хлеб из кукурузной муки, а хлебобулочные изделия из пшеничной и ржаной попали в категорию дефицита.

Докторскую диссертацию ученому-бунтарю удалость защитить лишь после кремлевского переворота, когда соратники отправили Никиту в отставку с изоляцией на даче. А в кремлевских палатах на долгие восемнадцать лет воцарился «дорогой Леонид Ильич». Но из-за того, что ему не хватило жизни, не удалось побить рекорд усатого горца Иосифа Сталина, правившего державой почти тридцать лет.

Как практик сельхозпроизводства, Перевернихата за свой сметливый ум приглянулся профессору Познахирину. Аграрную науку постигал усердно, теоретические знания подтверждал практикой. Зная высокую принципиальность и требовательность Познахирина, я тоже к экзаменам подготовился основательно, рассчитывая получить оценку «хорошо». На экзамене попался вопрос: «НТП в овцеводстве и селекция перспективных пород». Профессор оценил ответ на «отлично». Потом в шутку во время застолья однокурсники пророчили мне славную карьеру чабана, если не Героя Социалистического труда, то хотя бы орденоносца и лауреата дипломов и медалей ВДНХ СССР. Путешествия по пастбищам с овчарками во главе отары овец меня не прельстили, остался верным журналистике.