– Есть.
Пока жду действия препаратов, ознакамливаюсь с историей болезни. Болеет тяжёлым психическим расстройством с девятнадцати лет.
Неоднократно были попытки суицида: «голоса заставляли», крайне резистентен к терапии… Теперь понятно, почему такие лошадиные дозы медикаментов. Бедный мальчик. По прошествии часа состояние его улучшилось.
– Мишенька, как у Вас дела.
Слёзы ручьём льются из глаз, он по-детски вытирает грязной ладонью потоки и капризно говорит:
– Я хочу повеситься, а они мне не дают.
– Мишенька, ну а чувствуешь себя лучше уже?
– Нееееет, говорить могу, но хочу повеситься.
– Ладно, давай договоримся так, можно будет повеситься, но не на моём дежурстве, хорошо?
– Правда, можно? А это когда? После 20.00?
– Да, Мишенька, а пока будешь вести себя хорошо, договорились? Только это наш с тобой секрет, обещаешь, что никому не скажешь?
– Конечно.
Я захожу в сестринскую, вижу перепуганные глаза медицинской сестры и санитаров, даю пояснения.
– Можете маме выводить.
– Доктор, а что нам делать?
– А вы ему говорите всё время, что пока без двадцати восемь, терапию поменяла, должно легче стать. Если нет – седируйте. В листе
назначения всё написала. Строгий надзор, за ним глаз да глаз нужен, но видите, голос починили, настроение подняли, сидит – улыбается.
Уже на выходе мама схватила меня за рукав.
– Это что, так эти смактульки помогли?
– Ну не без этого, конечно. Это побочный эффект препаратов и, конечно же, Ваша забота.
– Спасибо, доктор.
– Поправляйтесь.
Захожу на санпропускник, ноги мокрые насквозь, уже знобит от холода и напряжения.
– Скорая, – слышу с дальнего конца пропускника Степановну.
– Что за денёк? Ох и воскресенье…
Первичный пациент в психозе. Классика жанра, хоть студентам иди показывай. Бредовые идеи, мышление паралогическое, речь бессвязная, к чему-то прислушивается. Потерянные и не понимающие родители – «может он в компьютерные игры переиграл», пытаюсь их успокоить и разъяснить, но всё бессмысленно, они пока не могут слышать.
– Завтра будет Ваш лечащий врач, придите, пожалуйста, к 9.00. До 9.00 планёрка и обход. Не переживайте.
Почему-то почти все родители при первом психозе их ребёнка переспрашивают о правильности решения, что привезли госпитализировать в стационар. Все потерянные и плачут. А на самом деле это самое правильное, ведь они таким образом уберегают его от дальнейшего развития болезни и дефекта. Но после купирования психоза, ещё нужно минимум года четыре пропить препараты, тогда, возможно, что такое более не повторится. К сожалению, сами родственники потом и настаивают на отмене препаратов, чем губят дальнейшую жизнь их чад.
– Степановна, а нет чего-нибудь перекусить, или сладкого чаю, что-то у меня голова кружится и мушки перед глазами, ещё ничего не ела.
– Может, давление померяем, что-то Вы бледненькая сильно.
– Давайте.
Меряем мне давление: 80 на 50. Вижу беспокойный взгляд Степановны.
– Так, не тревожиться. Я пока не собираюсь, чтобы у меня в некрологе написали: «Во время осмотра пациента доктор неожиданно побледнела и умерла», как потом с этим пациенту быть?
– А Вы всё шутите, не годится. Валера, неси чай с конфетами, спасать доктора будем. Может, кофеина кольнём?
– Не, не, чая сладкого достаточно. Подустала.
– Та я думаю.
На этом диалоге предательски раздаётся звонок того самого телефона. Меня дёргает, внутри всё холодеет. А это ещё 18.00 – впереди ещё два часа работы. В голове одни нецензурные выражения.
– Мария Фёдоровна, допейте чай и Вам в 29-е, там у пациента давление высокое, но Вы не торопитесь, если сейчас помрёте – спасать его будет некому.
– Ага, так точно, – кидаю конфету в рот, делая на ходу пару глотков и натягивая куртку.
Валера бодро светит фонарём и идёт по сугробам вперёд, я четко следую по его стопам. Заходим в отделение.
Иду на наблюдательную половину. Лежит мужчина, неизвестных лет, глаза раскосые, огромные руки, худощавый, множество шрамов, речь дизартрична, что-то бормочет, но что, не понятно, одет по последней моде милого дурдома.
– Историю дайте, девчонки, – говорю я медсёстрам, – давление перемеряйте.
На титульной странице вижу надпись «Михаил Неизвестный». Какой-то заговор Михаилов сегодня, а не дежурство. Так, начинаю вчитываться. Оказывается, Миша около сорока лет живет в отделении. Диагноз
«Имбицилия». Врождённое малоумие, IQ низкий. Когда-то случайно попал в больницу и ни документов, ни жизненных событий – ничего не известно. Всю жизнь он находится здесь. Милый Дурдом – его дом. Персонал с трепетом и переживанием к нему относится.
200 на 120.
Так, посмотрим.
– Мишенька, давайте присядем, мне нужно Вас осмотреть.
Персонал его садит, но он не удерживается, тело клонится в сторону. «Сторона».
– А ну, милый, давайте глазками за ручкой посмотрим.
Это трудно, так как врожденный дефект и так не даёт возможности диагностики. Зрачки, вроде, одинаковой формы.
– А язык покажите, давайте покривляемся.
Как в детском саду, я показываю на собственном примере, Миша радостно показывает мне пупок.
– Нет, милый, нужно язык.
С двадцать пятого раза всё-таки удаётся этот трюк, – девиация есть, крайне сложно выполняются инструкции.
– Можете своими руками сжать мои пальцы?
Однозначно слабость слева, всё-таки сторона. Скорее всего, острое нарушение мозгового кровообращения. «Ох, Миша, Миша».
– Готовьте его на перевод, пойду отдел госпитализации тревожить, – даю инструкции персоналу, забираю Валеру и идём на пропускник.
Набираю отдел госпитализации.
– Здравствуйте, это дежурный доктор психиатрической больницы номер 1, можно консультанта, у нас, скорее всего, перевод.
– Что случилось?
– Пациент около шестидесяти лет, подозрение на ОНМК. У нас олигофрения.
– У кого – у Вас? Имя и фамилия?
– У нас – это в нашем учреждении он находится с малоумием, Миша Неизвестный.
– Вы что, со мной шутки шутите? Около шестидесяти лет – это сколько? И что за фамилия такая странная?
– Он неизвестный, документов нет, сколько лет – так же не знаем, определили на глаз. Сведений не имею.
– Так, хорошо, сейчас пришлю.
Я настолько устала, что даже в полемику вступать не хотелось. В течение сорока минут приехала скорая с консультантом. Невропатолог подтвердила диагноз.
– Молодец доктор, хорошая работа, заметили, только ему МРТ нужно сделать.
– Так забирайте и делайте.
После долгих споров и скандалов, путём моих психов и манипуляций:
«Пишите отказ в истории, что Вы не хотите забирать своего профильного больного, а я на Вас потом жалобу с рапортом напишу!», мне удалось одержать победу, и Мишу всё-таки повезли на МРТ. Я такой радости у человека, что его грузят в машину, ещё никогда не видела, возможно, это будет его первый опыт проехаться в ней, он же машину скорой на картинках только видел, на территории и в окно.
– Фёдоровна, ну что чайку? – заботливо интересуется Марина Степановна.
– С удовольствием.
До окончания остаётся около тридцати минут, иду в комнату отдыха, нахожу яблоко в сумке. Оно просто божественно вкусное. Наверное, правило высокой кухни – долго не кормить гостя. Про себя улыбаюсь:
«Ох и денёк. Ну, что же, пора собираться на день рождения к Алевтине». В сумке платье и сапоги, наношу макияж. У неё, как всегда, соберутся все подружки нарядные, на макияжах, пахнут чистотой и свежестью. У меня такой возможности нет на сегодня, однако есть шанс на дне рождения поесть, подарок лежит в конверте – деньги – всегда пригодятся, купит себе то, что захочет, на подаренную сумму. Переодеваюсь в платье, надеваю сапоги на каблуке и накидываю пальто, смотрю в зеркало – уставшие глаза, бледное лицо, ну ничего, сейчас румянами подправим и реснички подкрасим, чтобы хоть как-то соответствовать мероприятию.
– Скорая, – слышу Марину Степановну. Смотрю на экран телефона -19.55. Да что ж такое?
