– Не знаю, утешу ли тебя, но я верю в Россию…

– Вот и прекрасно, мальчик мой. Мы пережила много бед, переживем и эту, только вот, с какими потерями выйдем? И ты не очень слушай своего кавказского «мудреца». У большевиков все достижения дутые. Все! Ты посмотри, что они с Саратовом сделали. Какой город был? Торговый, купеческий… Свой стиль, архитектура. А что с приходом красных? За годы советской власти они ни одного приличного здания не сподобились построить. Ни одного… Да разве только это? Церкви зачем разрушили? Собственность отобрали. И все на крови… Власть на крови…Они же к власти на крови русской пришли, упыри? Сколько душ сгубили?

– Послушайте меня, ваше превосходительство! Вы, на людях со словами поосторожней, пожалуйста. – забеспокоился Андрей. – А то придется мне вам в камеру пироги таскать…

– Э..м! – отмахнулся старик. – Если до сих пор не посадили, то уже не посадят. Да и поздно уже. Я и так скоро уйду! И уйду с чистой совестью. А ты посмотри на тех, кого защища-ешь? – не унимался «старик». – Вождя их возьми, Ленина! Как долго и мучительно он умирал?! Вот так же долго и мучительно будет умирать созданная им система. Хотелось бы, конечно, чтобы она еще на моем веку преставилась, но…

– Я не поклонник этой власти, но ее хоронят все время существования. А она жива живехонька, и никакого движения обманутых масс, что-то не наблюдается.

– В России, все изменения происходят взрывообразно. Кажется, все тихо и спокойно, и тут бабах… и все летит к чертям. Нужно быть слепцом, чтобы не видеть, что и на этот раз зреет бунт. На этот раз, антибольшевистский. Конечно, хочется, чтобы победил здравый смысл, и всё в стране мирно вернулось на «круги своя», но… шансов мало. Мне вряд ли доведется увидеть, как Россия сбрасывает с себя эту коммунистическую шелуху, а вот тебе, непременно… Я верю в это! Так что готовься. И не забудь передать моим внукам, что история России начинается не с большевистского переворота…

– Знаете, что я вам скажу, князь? – сказал Андрей и, выждав паузу, пропел, – Не падайте духом….

Глава 5/

Роман

Саратов. 1979г.

Уже, как месяц Роман Белькевич присматривался к новому однокласснику. Москвич, внук академика, высокий блондин, словно сошедший с обложки модного журнала. Словом, красавчик, в дорогих шмотках, да еще при бабках; девчонки таяли от таких. Вел он себя вызывающе, ни с кем не общался, но в обиду себя не давал; «палец в рот не клади». Неудивительно, что этот «совершенный пофигист», не просто раздражал. Всем своим поведением, новичок провоцировал пацанов. Так и хотелось врезать по его самодовольной физиономии. Это не могло длиться бесконечно.. Ситуация, как-то должна была разрядиться…

Все началось на уроке литературы, который вела Мария Ивановна Швецова, учительница строгая, где-то даже жесткая. Не отличавшийся ни хотя бы приличной дисциплиной, ни примерной успеваемостью класс, был у неё на особом счету. Ребята, здесь учились не простые; она бы сказала, трудные. Последнее время, настораживало их повальное увлечение восточными единоборствами. Мальчики, всем классом записались в секцию киокушинкай*, дисциплинированно посещая школу известного в городе тренера Александра Мажидова; тоже, её бывшего ученика. Лозунг борьбы: «мы будем тренировать наши сердца и тела для достижения твердого и непоколебимого духа», звучал для подростков привлекательно. Было смешно наблюдать, как они ежедневно где придется, оглашали клятву. С другой стороны, комплекс строгих занятий сплачивал, делал «трудных детей» более- менее управляемыми.

Пройдя через весь класс, Мария Ивановна подошла к столу, бросила на него толстую папку и жестом призвала учеников к спокойствию.

– Итак! 10 б! Якоревский, Чекунов, Неверов, Халиков, Мальков – вон из класса. Мне сегодня, честное слово не до вас. Голова с утра раскалывается. Остальные, сели по местам и достали дневники. – женщина задержала взгляд на огромном букете цветов на столе, и с подозрением осведомилась. – Надеюсь, это не очередной набег на многострадальную школьную клумбу? Если нет, – живо отреагировала она на гул класса, – тогда переходим к сочинению. Не скрою, вы вновь поразили меня повальной безграмотностью, которую я с завидным постоянством нахожу на страницах ваших беспримерных трудов. У девочек немного получше, но в общем картина печальная. Какое-то орфографическое безумие…. Ирочка, раздай авторам вирши…

Мария Ивановна кивнула в сторону кипы тетрадей, затем перевела взгляд на мнущихся у дверей «штрафников».

– Что стоим? Утром каши не ели? Дружно, выходим и не шумим…

– За что, Мари Ванна? – от имени пострадавших, выступил Якоревский.

– А ни за что! Пока вы ничего не натворил, но ведь это только пока. Ждать придется недолго. Теперь, я буду играть на опережение… Что бы вы мне сейчас не сказали, вас хватит минут на пятнадцать, не более. Так, что давайте…

– А презумпция невиновности? – робко запротестовал Хали-ков.

– Это не честно, Мари Ивановна! – нее глядя в её сторону, сказал Мальков. – Год выпускной. Мне проблемы в четверти не нужны.

– Если вы нас выгоните Александр Иванович*, к занятиям не допустит. – пожаловался Неверов.

– Я понимаю. То, что вас не допустят к занятиям по восточ-ным единоборствам, это конечно же трагедия, а то что отстраняют от занятий по литературе – это так, пустяки… Но дело в том, что и мне головная боль не нужна, понимаете! Я от вас устала. Ус-та-ла… Ладно. – тяжело вздохнула учительница. – Брысь по местам, но чтобы ни звука, иначе все окажитесь за дверью… Так! – задумавшись на секунду, повернулась она к классу. – Значит, на чем мы остановились? Сочинение… В общем, все из рук вон плохо. А если точнее, однообразно, скучно и безграмотно. Но об одной работе я хочу поговорить отдельно. Это работа Андрея Белосельских. Встань, пожалуйста, – подняв со стола, учительница раскрыла тетрадь, выдержала паузу и продолжила. – Во-первых, удивила тема работы – «Наш город». Как всем вам хорошо известно, Андрей не является коренным жителем Саратова, но вот каким, оказывается, он ему предстал. Читаю без купюр: «Саратов – город мрачный…. Прямо по Лермонтову. Тамань – город скверный. Что ж, похвальное употребление классики… Еще мрачнее его окраины. Буравящие небо, фаллические силуэты черных труб, как нечистотами, испражняются на них ядовито желтым дымом…. И как вам? По-моему, лихо! А штиль каков? Не хочу становиться в позу оскорбленной горожанки, но неужели, в городе, который так доброжелательно тебя встретил, ты не нашел ничего, кроме «грязных неубранных улиц, и обшарпанных стен домов, в мрачных глазницах которых, отражаются уставшие, пустые лица»? Заводы – трудовая и революционная слава нашего города, по-твоему, цитирую, «вгрызлись чудовищными челюстями в затхлую, истлевающую структуру города». И вот в таком духе, на трех страницах. Не поленился же… И где только слов таких набрался… Скрестив руки на груди, Мария Ивановна отвернулась к окну. Затем, многозначительно посмотрела на Андрея, и понизив голос устало продолжила. – Откуда у тебя этот… мусор в голове. За месяц ты уже дважды успел отличиться. В прошлый раз на тему «любимый поэт» ты выбрал акмеиста, террориста и контрреволюционера Гумилева. Бродского декламируешь; Солженицыну открыто симпатизируешь. Но это же все сплошная антисоветчина… И хотя у тебя ни одной ошибки, я поставила тебе единицу, чтобы ты мог поразмышлять на досуге, куда ведут такие вредные, антиобщественные наблюдения. Меня очень тревожит твой комсомольский облик, Андрей. Не знаю из стремления выделиться, или из каких-то других соображений, но ты …..

– От скуки, уважаемая Мария Ивановна! – не выдержав, поднялся с места Андрей. – И какая там антисоветчина. Я самый, что ни на есть лояльный власти гражданин. Бес попутал, а точнее Бродский. «Джаз предместий приветствует нас, слышишь трубы предместий, золотой диксиленд в черных кепках прекрасный, прелестный, не душа и не плоть – чья то тень над родным патефоном, словно платье твое вдруг подброшено вверх саксофоном». Будем считать, что это мои неудачные авангардистские опыты. Увлекся. Обещаю, такое больше не повториться. А, что касается моего отношения к вашему краю, так оно есть. Один из моих пращуров, князь Голицын, был Саратовским губернатором.