Теперь, о ней, он мог узнать все из первых рук. Что она дочь высокопоставленного свердловского партийного работника; и что его, вот-вот переведут на еще более ответственную работу в Москву. Что она любит жизнь, но некой «злой силой» обречена на страдания. При этом, она выразительно косилась в сторону Андрея.

На Новый Год, она раздобыла столик в Останкино, на праздничный «Голубой огонек». Андрей, ехать категорически отказался. Советскую эстраду он не воспринимал ни в каком виде, иронизируя по этому поводу: «В России три беды, эстрада, дороги и дураки». Съемки программы были постановочными, актеры менялись, а они вместе с гостями пили шампанское, и танцевали до одурения… Роман кружил её на руках и целовал миндалевидные глаза. Но и после того, как отвез её домой и «сдал» Андрею; после того, как вернувшись к себе упал на кровать и долго лежал мечтательно улыбаясь в потолок; даже после этого её задорный смех все еще звучал в его сознании.

15/

Витязь Надьбаньяи

Будапешт 1938г.

– Твоя ирония может и уместна, но она только подчеркивает нашу слабость. – упрекнул Хорти-старший, сына. – С девят-надцатого года я постоянно сталкиваюсь с одной и той же проблемой, когда задачи встают грандиозные, а сил для их решения нет. Поэтому запомните, дети мои, отсутствие силы – это всегда проблема.

– Мне кажется, вы скромничаете отец! Вам многое удается. И главное, у нас сейчас очень могущественный союзник.

– Это иллюзия. – предупредительно, закачал головой адмирал. – Для Венгрии состояние легкой эйфории, в чем то даже и полезно, но мы не можем позволить этому союзнику, втянуть нас в новую войну.

– Войны не будет. На Чехии Гитлер остановится! – уверен-но, воскликнул Миклош-младший.

Бросив на сына неодобрительный взгляд, Хорти-старший продолжил.

– Конечно, мы не можем не поддерживать чаяния нашего народа. Они состоят в…

– Возвращение территорий…

– Конечно, конечно… Но, сейчас, все обстоит куда щепетильнее. Мы вынуждены балансировать между интересами мировых держав. Русские претендуют на славян и весь пролетариат мира; немцы, на славян и всю Европу. Англичане, как всегда выжидают, но намерены быть первыми у праздничного стола. Но своим бездействием, они развязали руки Гитлеру. Это ошибка… Мы же, слабый игрок на европейской сцене; маленькая нация с огромными, оставшимися в наследство от Австро-Венгрии, имперскими амбициями. Незадолго до краха, император мне сказал: «Война проиграна! Наши ресурсы тают. Но я не вправе разочаровывать своих граждан. Пусть думают, что они все еще пуп Земли».

– Но ведь мы пострадали больше других. И стали жертвой несправедливого передела мира. – в голосе Иштвана звучал праведный гнев.

– Австро-Венгрия была обречена. Именно из-за националь-ного вопроса. Американцы подталкивали её народы к само-определению, применяя очень действенное оружие – пропа-ганду. Этот запал, в конце концов и взорвал Империю.

Ставка на государство, в котором мы являлись абсолютным национальным меньшинством, при полном игнорировании настроения окраин, не могла быть успешной. Близорукость во многих сферах нашей политики, вылилась в непомерно высокую плату Версальского позора. В итоге, мы стали изгоями на своей земле… Трудно передать, что стоило пережить период раздела. И этого… с позволения сказать, мира. Распад многовекового национального очага, его уклада: крушение всего, что представлялось, нерушимым, вечным; разрыв экономических связей, расправы, угнетение. Спасала только вера и… убеждение, что время все расставит на свои места. Но и сейчас, не должно быть места для эйфории. Этот мир слишком изменчив, чтобы судить о нем по итогам временных побед.

– Но мы, не могли не реагировать на последствия такого мира? – нарушил долгую паузу Миклош-младший. – Это же наши земли! Что осталось от владений святого Иштвана; от Транслейтании? * Веками она была венгерской! Более тысячи лет мы творили здесь историю, и что…

– Творили, да видно не совсем правильно! – Иштван предложил Раулю сигару. – Мы – венгры, белоручки. Вся наша знать только и заботилась, что о своих замках и охотничьих угодьях. Нас сгубило высокомерие. Пока мы прожигали жизнь на светских раутах, румыны и славяне действовали. И стоило им выступить единым фронтом, мы потеряли все.

– Оказаться в лагере побежденных – горькое испытание! – сказал Миклош-младший. – Но Трианонский договор – это нечто; вопиющая несправедливость. И мы должны настоять на его полном пересмотре. Не один венгр не смирится с его положениями; и при первой же возможности, сделает все для его денонсации. В настоящее время главная задача вернуть то, что возможно вернуть. И первые результаты не так и плохи. Южная Словакия – это двенадцать с половиной тысяч квадратных километров; миллион нашего населения. Нам удалось вернуть Комаром (Комарно), Кашша (Кошице), Унгвар (Ужгород), Мункач (Мукачево). Не удалось – Нитру и Пожонь (Братислава). А ведь она, в16-18 веках была нашей столицей. До 1835 года, там короновали наших королей. Все это, Рауль, трудно понять не венгру…

– Чтобы вернуть эти земли, отец приложил много усилий. – сказал Иштван. – Ну, а теперь, как водится, архитекторов победы – пруд пруди? Имреди* так задирает нос, будто это его заслуга. В конечном счете, словакам пришлось потесниться.

– Теперь на очереди – Трансильвания. – сказал Миклош-младший.

– Баната*, Темешвар*! – согласился с ним Иштван. – В КСХС* надо смотреть…

– Головы остудите! – оборвал сыновей адмирал. – Действо-вать следует осторожно. Горячность тут ни к чему. Мы не можем вновь противопоставить себя всему миру. Стоит ли напоминать, что из всего этого вышло! Антивенгерская политика по-прежнему главенствует в умах наследников Антанты. Крушение и роспуск Австро-Венгрии – это трагедия. Но мы не можем еще раз подставить себя под удар.

– И все же первый шаг сделан! – не смотря на замечание отца, страстно заявил Миклош-младший. – И все благодаря вам.

– Не надо преувеличивать наши заслуги. Венский арбитраж – это частичный успех, – со скепсисом продолжил адмирал. – Конечно, самыми счастливым временем для меня. был въезд в Будапешт 16 ноября. Не думал, что нечто подобное испытаю ровно через двадцать один год в Кашша*. (Хорти прибыл в Кашша 10 ноября 1938). Ноябрь для меня счастливый месяц. В первый раз мне доверили Венгрию; во второй, мы добились возвращения части южной Словакии. Слезы, единение, ликующие толпы… Но всякий раз, к эти победам примешивалось чувство досады. Слишком велики потери; слишком велики…

– С момента подписания Трианоского позора, все флаги Венгрии были приспущены. – повернулся к Раулю Миклош-младший. – Кашша – это конечно не триумф, но первая ласточка! Ты знаешь, что я испытывал, когда мы поднимали наш триколор с гербом и двойным крестом над резиденцией регента?

– Догадываюсь. – улыбнулся Рауль.

– Я не большой поклонник Риббентропа* и Чиано*, но здесь был благодарен им и сердцем и душой, – поддержал брата Иштван. – Одна надежда на «страны оси». Кстати, Рауль –

это термин ввел наш премьер Гембеш, выдвиженец отца.

Наблюдая за братьями, Рауль заметил, что убеленный сединой адмирал, не разделяет их оптимизма.

– Все территориальные жесты в нашу сторону нужны «Тройственному союзу» только для того, чтобы придать хоть какую-то благопристойность планам начавшегося передела мира. Версальский договор камнем висит на шее Гитлера. Скоро, он от него окончательно откажется. Но строить дом в логове хищника?! Мы должны отчетливо понимать, все заигрывания с Гитлером направлены на то, чтобы не быть съеденными. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов и противостояние большевизму. Это так же важнейшая задача. Мы, не колеблясь, должны пойти на все, лишь бы не допустить повторения событий 1918- 1919-ых годов. Знаете, Рауль?! Тогда, у меня не было и пятидесяти тысяч солдат, а только лежавшая в развалинах, отравленная большевистской пропагандой несчастная страна.