Потому ничего удивительного, что при таких сильных головных болях он не чувствовал боли, даже если прокусывал губу до крови.

Он сжался ещё сильнее, когда после нескольких секунд тишины, раздался ещё более невыносимый грохот. Поручень задрожал, металлический скрежет, когда за тот схватились, и раздалось несколько ударов, а после удивленный вскрик.

Даниил приоткрыл удивленно рот и распахнул глаза, все так же прижимая руки к ушам, глядя на одноклассника, который свалился с лестницы в нескольких метрах от него. Несколько бесконечно долгих секунд нависала оглушительная тишина. Даниилу казалось, что старая теория про эфир неожиданно подтвердилась, а воздух, все пространство вокруг него, пропитала загадочная субстанция, которая скручивалась в спирали, вращалась, напоминала небо на «Звездной ночи».

Но реальность навалилась на него, подобно, неподъёмному грузу. Он смотрел на валяющегося на полу и скулящего, подобно щенку, мальчишку. Он скатился с лестницы, упав в вековую пыль этого, практически, подвала, от чего белая рубашка, которую его мать любовно выглаживала, стала сероватой. С несколькими черноватыми особенно заметными пятнами. Правый рукав порвался и в ошметках ткани было видно тонкую, мальчишескую руку на которой уже расцветал продолговатый багрово-синий синяк с яркими точками кровоизлияния.

Когда его нога соскользнула с края ступеньки, он попытался схватиться за поручень, что тянулся вдоль лестницы, но рука лишь застряла между двумя металлическими жердями. Синяк, казалось, испепелял болью кожу. Обжигающе-горячая боль распространялась по руке, как будто он не ушиб её, а прислонился к раскаленному металлу.

Но более всего болела левая нога. Он слышал хруст и несколько секунд боли не было, а после она ударила по рецепторам, заставляя его хныкать, а слезы катились по ещё детскому личику, смывая пыль.

Он бессознательно тянулся к поврежденной ноге, подобно слепому котенку, шаря руками, но каждый раз их одергивал, начиная всхлипывать громче, когда чувствовал резкий, новый прилив боли или ощущал некую неправильность в своей конечности.

Его нога была неестественно повернута, что вызывало у Даниила кислый комок тошноты в горле, который он не мог проглотить. Штанину пробил белый, острый осколок кости, а вокруг него ткань уже пропиталась бурой кровью.

Кость поблескивала в тусклом освещении, покрытая то ли спекшейся кровью, то ли ошметками мышцы.

Даниила пробивала крупная дрожь, он смотрел на своего одноклассника, который потерял всю свою браваду, всхлипывал и постанывал. Хотя всегда был одним из организаторов всех шуток над ним. Всегда громко смеялся, бросался шуточками и задирал нос. Всегда первый на физкультуре, чтобы перепрыгнуть через козла или бросить ему в голову мяч, или чтобы запихать в его рюкзак петарды, а после громко смеяться, подобно лошади, от того как Даниил испугавшись дергается, отдергивая руку.

Сейчас Даниил сутулился, казалось, даже не дышал, не желая, чтобы его заметили. Но одноклассник все равно открыл глаза, затуманенные слезами и болью и прищурился, как будто не верил своим глазам или то, что он видел было очень размыто, подобно чему-то на дне мутноватого водоема.

Даниил вжался спиной в двери до боли, наверняка, завтра на торчащих лопатках появятся темные синяки.

– Цвирко, – всхлипнул мальчик, с шипением болезненно втягивая воздух, через сжатые зубы, – позови учителя. Помоги, помоги мне.

Даниил ещё сильнее вжался в двери, чувствуя, как острый край криво забитого гвоздя надавливает на кожу, в том месте тут же стало горячо, как будто выступившие капли крови были каплями лавы.

Он вжимал пальцы в предплечья, от чего кончики пальцев побелели, а на предплечьях наверняка останутся небольшие точки-синяки. Его зелено-коричневые глаза были широко распахнуты, а взгляд такой неосмысленный, что складывалось впечатление, что он совершенно слеп.

– Даня, – заныл мальчишка и Даниил дернулся, как будто его неожиданно ударили.

Он никогда не называл его Даней, он никогда даже по имени не называл. Всегда Цвирко, если не что-то похуже. Чаще всего это обидные, полуцензурные прозвища.

Даниил аккуратно спустил ноги с ящика, все ещё обнимая себя, не сводя взгляда, широко распахнутых глаз, с одноклассника. Ему казалось, что его зрение в одно мгновение приобрело способность фотографировать увиденные картины и отпечатывать их в мельчайших деталях у него в голове.

Кровь, что пропитывала штанину, торчащая кость, пальцы, испачканные в крови и несколько полос размазанной крови на грязном полу. И полное страдания лицо.

Его одноклассник что-то продолжал говорить, но Даниил не слышал ничего кроме биения сердца в своих ушах.

Чтобы выйти ему нужно было пройти возле своего одноклассника, но одна мысль об этом как будто ушат холодной воды обливала его и вызывала крупную дрожь и холодный пот.

В ушах не прекращался гул, подобный белому шуму, а губы его одноклассника продолжали шевелиться в просьбах, но Даниил не слышал ни слова. Он видел, как искажаются черты его одноклассника, болезненно морщится лоб и дрожат губы. Но внутри не было никакого отзвука сочувствия или же желания прекратить страдания мальчишки. Он совершенно не думал об этом. Как будто это был не живой человек, а плюшевая игрушка, чей шов распоролся.

Ногти впивались в кожу, оставляя кровавые полумесяцы на ладони Даниила. Он сделал неуверенный шаг в сторону своего одноклассника, не сводя взгляда с него. Его одноклассник сжимал веки, наверное, из-за боли, но слезы все равно катились.

Он открыл их, когда услышал, или же скорее почувствовал, приближение Даниила и крупно вздрогнул от чего тут же всхлипнул и захныкал. Ногу пронзила очередная обжигающая волна боли из-за движения.

В тусклом свете глаза Даниила на его бледном лице казались обжигающе зелеными, холодными, похожими на стеклянные глаза фарфоровых кукол. Его синяки под глазами, казались практически черными, от чего создавалось ощущение, что вместо глаз у него впадины на дне которых клубится зеленое, холодное пламя.

Даниил все время кусал губы и сейчас они казались неестественно красными, с множеством ранок. Он вызвал в душе и так испуганного мальчишки какой-то инстинктивный ужас.

– Даня, – хриплым шепотом начал он, – пожалуйста, Даня, позови кого-то.

Все это как будто происходило не с Даниилом, ему казалось, что он будто смотрит за чьими-то действиями со стороны. Инстинктивно совершает какие-то телодвижения даже не задумываясь и без возможности вспомнить потом делал ли это он.

Он зашел в кабинет за своим рюкзаком, но, когда пришел домой он не помнил как сделал это. И тем более он не помнил был ли кто-то в кабинете или нет. Тогда там сидело несколько мальчишек и три девочки, которые его проигнорировали, но мальчишки вслед закричали парочку обидных фраз, за которыми скрывали любопытство по поводу того куда же он направляется.

Он пришел домой раньше обычного. Его мама сидела в комнате и смотрела телевизор, укутавшись в плед. Она немного наклонила голову, разглядывая сына и поинтересовалась почему он так рано. Даниил не задумываясь сказал, что у него немного болит живот.

Ира улыбнулась сыну и похлопала рукой рядом с собой, приглашая его присоединиться. Он оставил рюкзак на полу в коридоре и присел рядом с мамой, прижавшись к её боку. Его плечи обняла тонкая мамина рука. Ира в последнее время очень похудела и постоянно мерзла от чего куталась в одеяла и пледы.

Даниил положил голову на мамино плечо, неосмысленным взглядом глядя на экран телевизора, там показывали какое-то бессмысленное шоу. Его волосы нежно поглаживали, перебирали темные пряди и убирали их с глаз. Даниил расслабился под касанием материнской руки, прикрыв глаза. Ему казалось, что напряжение, что все это время сковывало его, делая его движения прерывистыми и какими-то резкими, наконец-то отпустило его.

Они долго сидели в тишине, вскоре, мама накинула и на него плед и они наслаждались молчаливой компанией друг друга. До того времени как не затрезвонил телефон. Его звук разрезал привычный шум телевизора и еле слышный гул улиц. От его резкого звука у Даниила головная боль вспыхнула подобно вспышке перед глазами.