– Так и есть.

Они помолчали ещё. Криков уже не было слышно. Стало пусто, тихо и…

– Так страшно…

– Ну уж нет, мы слишком молоды, чтобы умирать. Сашуля, Якуб, Мариинский театр, все надежды, ― Вера вскочила, снова принявшись нажимать кнопки одну за другой и стучать кулаками в двери. Не помогало. ― Чёрт бы тебя подрал, ― воскликнула она, ударив по панели ещё раз.

Лифт дёрнулся и, содрогаясь, поехал наверх.

– О Господи, ― Таня вскочила на ноги.

Двери открылись, и они выбежали на абсолютно пустой этаж. Таня быстро взглянула на настенные часы, побледнела. Они показывали без пятнадцати восемь. Уши закладывало от нарастающего гула.

– Выход там, быстрее, надо спуститься! ― крикнула Вера, почти бегом направляясь в сторону лестницы. ― Таня, ну где ты?!

Она обернулась: Таня стояла в другом конце коридора, бледная и напуганная.

– Метро уже закрыли.

– Нет, идём, идём быстрей…

Шум стал нестерпимым, и она не могла перекричать этот страшный рёв самолётов.

Таня вдруг услышала свист, тихий и шипящий, будто что-то прорезает воздух. А потом всё вокруг обратилось в треск, огонь и скрежет.

– Вера, Вера! ― закричала она, не слыша своего голоса, только чувствуя вибрацию пола. Падая на него и закрывая голову руками, Таня всё-таки успела взглянуть вперёд: там, где был лифт, лестница и Вера Верженска, здание просто заканчивалось. Всё горело. Сквозь огромный провал вдалеке она видела верхние этажи своего общежития.

Новый свист, и она уже зажала уши, закрыла голову, готовясь к тому, что это ― точно конец, но нет, что-то упало, затрещало, но не взорвалось; а потом что-то заскрежетало, Таня почувствовала, как волосы опаляет горячая волна, пол проваливается под ней, что-то сыпется на голову…

Простите, старший лейтенант Калужный, сегодня она опоздает. Вряд ли вообще придёт.

Глава 8.

В Бога он не верил. Ну, может, и верил, но как-то очень по-своему, сам и не понимал, как. Но сейчас, увидев у неосвещённой парадной знакомую фигурку в сером пальтишке, облегчённо выдохнул.

– Слава Богу, Мия, ― тихонько сказал Антон, ускоряя шаг. Он и так бежал от метро.

– Ох, как я испугалась за тебя! Как я испугалась за тебя!.. ― защебетала Мия, шагая ему навстречу.

Испуганной она, как ни странно, не выглядела, только обычно свежее румяное лицо чуть осунулось.

― Пойдём в дом, через пару минут давка начнётся, это ведь центр. Я старался выбраться из метро как можно раньше, но люди сейчас повалят.

Квартира встретила их мягкой темнотой и холодом. Он не сразу понял, что отопление выключили. Наверное, потому что до приезда Мии вообще его не включал.

Выдохнул. Все остались живы. Бомбили несильно, но в центре. Нужно позвонить в училище.

– Сходим завтра с утра к маме? ― тихо спросила Мия из-за спины. Антон коротко кивнул. ― Интересно, почему она выбрала для тебя именно такую квартиру.

Антон не любил это место. «Дом», ― говорили все вокруг. «Почему ты не идёшь домой?» ― спрашивали они, и он на несколько секунд задумывался, не понимая, что эти люди имеют в виду. Какой дом? Разве он у него есть? А, наверное, они о той бело-голубой квартире на Невском, просторной, холодной и совершенно чужой, где дорогая мебель всё ещё стоит в чехлах и пылится, где на полу лежит наскоро распакованный чемодан, а полки пустуют, где он никогда не включает отопление, хотя, кажется, есть даже «тёплые полы». «Нет, конечно, я пойду домой, только немного позже. Хочу проконтролировать взвод/роту/наряд/лейтенанта Назарова», ― заученно отвечал он, делая вид я-же-не-дурак-чтобы-не-идти-домой. И не шёл ― почти никогда.

Мия пищала как хороша эта квартира: она и просторная, и светлая, и всё здесь обставлено отлично, хотя покупала её мама семнадцать лет назад; наверное, здесь недавно делали ремонт, и вообще квартира-студия ― это просто восхитительно, столько места и воздуха!

Антон никогда не понимал прелесть этих студий. Огромное бело-голубое пространство, кухня, отгороженная только барной стойкой, бесконечное количество подсветки («Ах, как уютно!»), подушки, диваны, огромные ковры, покрывающие практически весь паркет. Он, кстати, ему нравился ― тёмный, фактурный; единственная здесь вещь, наверное, не в бело-голубых тонах. Поэтому ковры на следующий день после своего приезда Антон скатал.

– Сильно перепугалась? ― спросил он, опускаясь на высокий стул у барной стойки.

– Нет, знаешь, я в общем-то в метро и была, ― улыбнулась Мия, открывая все кухонные шкафчики подряд. ― Ездила к себе в институт по поводу документов, перевод ― дело нелёгкое, как оказалось. А твои девочки, с ними всё хорошо?

– Они не мои, ― поморщился он. Он хотел бы не думать о них. Он хотел бы.

– Ты не знаешь, что с ними? Ты был отдельно от них? ― Мия выкатила глаза, замерев.

– Я ушёл раньше, чем всё это началось. Всё с ними в порядке, они живучие, как черти, ― отмахнулся Антон.

– Ну конечно, ― хмыкнула она и положила руку ему на плечо: Антон невольно дёрнулся, замерев, а она посмотрела устало и потерянно.

Всё-таки Мия заставила его взять домашний телефон и набрать номер отдела кадров. Оттуда его довольно быстро перенаправили по внутренней линии на его взвод, тревожно и неразборчиво что-то говоря. Антон скривился, уже предчувствуя тонкий писк Нестеровой, стоящей сегодня в наряде. Поэтому, едва на том конце провода сняли трубку, он сказал:

– Позови мне Сомову.

Через несколько секунд замкомвзвода, единственный адекватный (более или менее, конечно) человек во взводе, подошла к телефону.

– Слушаю, ― заявила Сомова. Антону почудилось, что голос её дрожал. Чёрт, ну что у них опять такое?!

– Калужный. Все живы? ― отрывисто спросил он, переводя взгляд с Мии, которая принялась что-то варить, на свои пальцы.

– Так точно, товарищ старший лейтенант. Взвод пришёл полтора часа назад, Арчевская и Лармина были в увольнении, но недавно вернулись…

– Всё согласно распорядку? ― перебил он. Осталось только узнать, что все легли спать, и можно будет положить наконец эту чёртову трубку. Несколько секунд Сомова молчала, а потом он услышал приглушённый взволнованный гул голосов. Кажется, она шикнула, приказывая им замолкнуть.

– В чём дело, Сомова? Двенадцатый час, почему взвод не спит?

– У нас… у нас ЧП, ― будто пересиливая себя, заговорила она. ― Я пыталась дозвониться вам, но вы не отвечали. В штабе уже знают, наверное, предпринимают что-то, я не знаю…

– В чём дело? ― процедил он сквозь зубы, чувствуя, как холодеют пальцы. Мия обернулась, гремя венчиком в кастрюле, и посмотрела вопросительно. Антон успокаивающе кивнул ей. Сомова молчала ещё несколько секунд.

– Соловьёва не вернулась из увольнения.

Звон бьющегося стекла ― Мия уронила стакан, тут же обернулась, улыбаясь, будто желая извиниться или засмеяться, и замерла.

Тишина.

Антон снова взглянул на свои побелевшие пальцы: они впивались в столешницу.

– Что? ― потому что он мог ослышаться. Сомова могла ошибиться. Соловьёва могла кинуть смс-ку Ланской, что жива, здорова и уже идёт в училище.

– Соловьёва не вернулась, ― сказала Сомова. ― Никто ничего не знает.

Антон резко разжал пальцы, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Всё несложно: нужно только досчитать до трёх и собрать вместе всё, что у него есть.

Раз. Два. Три.

– Скажи Ланской, чтобы сейчас позвонила мне на мобильный, ― спокойно сказал он, мгновенно вставая со стула и направляясь к двери. ― Сообщили в штаб? Пробовали звонить ей? У неё вообще телефон есть? Посмотрите у меня в коробке, взяла она его в увольнение или нет?

– Антон? ― тихо спросила Мия, когда он уже застегнул бушлат и взялся за ручку входной двери. На секунду убрав разрываемый голосами телефон от уха, он взглянул во встревоженное, чуть усталое лицо сестры.

– Ложись спать. До завтра.

– Ты найди её, ― сказала Мия, когда он уже закрывал дверь.