Предупредив Риту Лармину, которая стояла на тумбочке, они вышли на тёмную, холодную лестницу. Где-то внизу, где сейчас ложился спать третий курс, горел свет, а наверху было темно. Таня шагнула на первую ступеньку, сжимая в руке свечку, и оглянулась назад: Машка смотрела весело, заговорщически и задиристо, Надя ― будто на маленького неразумного ребёнка.
– Ну, иди-иди, мы за тобой, ― сказала Машка, и её голос эхом отозвался от тёмных стен. ― Или нашей храброй Соловьёвой страшно?
Ступенек было девять. На пролёте Таня остановилась, переводя дыхание: она прошла всего ничего, а казалось, что пробежала стометровку. До заветной двери на таинственный ― ага, таинственный он ― шестой этаж оставалось ровно столько же. Не было ей страшно. Вот уж нет.
Спустя целую минуту она остановилась у тяжёлой стальной двери, ведущей в коридор шестого этажа. Надя и Машка дышали за спиной.
– Дальше сама иди, ― вдруг выдохнула Маша. ― Ну а что? Привидение не придёт, если мы там будем.
– Трусиха, ― улыбнулась Таня.
– А вот и нет! Я о тебе, вообще-то, забочусь, и знаешь…
Таня, закрыв глаза, толкнула тяжёлую дверь, которая бесшумно распахнулась, а через секунду снова закрылась за её спиной, заглушая звуки из коридора. Стало тихо. На секунду ей в голову пришла мысль, что можно просто постоять так минуту, а затем вернуться обратно, заявив, что привидения нет, но спор есть спор.
Да и не было тут ничего ужасного. В коридоре не было окон, но он, тем не менее, не был тёмным: несколько дверей в конце были распахнуты, и на паркет падали полоски уличного света. Выдохнув, Таня сделала шаг: пол под ногами не скрипел, нигде, в лучших традициях ужастиков, которые она, кстати, на дух не переносила, не хлопали форточки.
Оставалось найти зеркало, если оно вообще здесь было. Идти в конец бесконечно длинного коридора она всё-таки не решилась, а потому, осторожно ступая, прошла метра два и открыла самую первую дверь слева, закрыла её за собой, выдохнула и огляделась.
Комната была не слишком тёмной, хотя с непривычки Танины глаза видели не всё, и не очень-то страшной. Ещё раз вдохнув и выдохнув, она, насколько позволяло её ночное зрение, осмотрела помещение. Обставлено оно было почти так же, как и кабинет Мымры на их этаже, то есть совершенно просто: массивный письменный стол стоял впереди у окна, слева – что-то тёмное и похожее на диван, справа и чуть сзади ― вроде, шкаф, дальше которого была одна темнота.
Зеркало! Оно висело на шкафу. Едва не издав радостный клич, Таня подошла к нему, отчего-то стараясь не шуметь, и взглянула на гладкую поверхность. Оттуда на неё посмотрела собственная чёрная фигура. Сзади ничего не было видно. От этого почему-то стало не по себе, и Таня поспешила зажечь свечку. Искрящийся огонёк зажигалки непривычно ярко блеснул в темноте, и в следующее мгновение свечка уже горела, поднесенная к зеркалу.
Она скупо осветила её лицо, и Таня поразилась тому, до чего бледна. Или это кажется так? Ничего страшного не случилось, и самой ей вовсе не страшно. Нет никакого привидения, быть не может, а Машка просто…
За её плечом стоял человек.
Человек. За её спиной.
Вдохнуть, вдохнуть, вдохнуть… Кажется, она дёрнулась, сама не поняла, но не смогла сдвинуться с места, застыв от немого ужаса. Свечка дрожаще осветила блестящие значки.
Взвизгнула она действительно громко. Свечка тут же полетела на пол, а Таня пулей вылетела за дверь, едва не выбив её и больно врезавшись лбом в косяк. Кажется, на лестнице она сбила до смерти перепуганных Надю и Машу, но ничего не поняла и просто побежала вниз, поскальзываясь и перепрыгивая через несколько ступенек разом. Лишь когда она увидела перед собой испуганное лицо Бондарчук, то немного пришла в себя.
– Эй, Таня, Таня, Таня, что с тобой? ― раздавалось как будто из-под воды, но Таня почти ничего не слышала, только собственное оглушающее дыхание и бабахающее где-то под рёбрами сердце. Прислонилась к стене, закрыла глаза, сползла вниз. Всё, Таня, край. Ты сошла с ума.
И она понимала: ничего там страшного не могло быть. И она понимала: это всё объяснимо. Но всё случилось так быстро, и оно возникло за её плечом, чёрное, и ей показалось, что оно её задушит, и это было страшнее, чем в ужастике, гораздо страшнее. Маша и Надя, кажется, тоже прибежали, пытались объяснить что-то, Бондарчук пыталась понять, что это был за крик на несколько этажей, девчонки высыпали в коридор, Таня пришла в себя, и стало немного легче, по крайней мере, предметы и вещи вокруг стали чуть реальней.
– Вы больные? Широкова, это ты опять? Крик был слышен по всему общежитию. Сейчас офицеры сбегутся, блин, Надя, идите в кубрик. Все быстро по кубрикам, уже одиннадцатый час, быстро, быстро, ― занервничала Бондарчук, оглядывая столпившихся девчонок.
Стало тихо, и в этой тишине все, замерев, разом услышали неторопливые твёрдые шаги на лестнице. Надя и Маша, подхватив Таню под руки, затащили её в кубрик, запихнули под простыню и нырнули в кровати сами, натянув одеяла до ушей.
Что это было? Что это, блин, было?! Неужели она настолько устала, что видит какие-то галлюцинации?
А ведь на самом деле наверняка какой-нибудь офицер зачем-то спустился на шестой этаж в одиннадцатом часу вечера, а её напряжённая нервная система просто была слишком измотана. Она устала, Соловьёва Таня. Она просто слишком устала. И никогда больше она не пойдёт на поводу у этой Широковой, и никогда больше не будет творить такой фигни. А если этот человек её знает, видел? Вот и как потом в глаза смотреть?..
– Что ты видела? ― поражённо прошептала Машка со своей кровати.
– Ничего, ― выдохнула Таня, с капелькой раздражения. ― Всё показалось. Там был человек, правда, но точно не привидение. Не знаю кто.
– Я проиграла, ― восхищённо выдохнула Машка. ― Ты просто супер. Я умерла бы со страху.
– Ты не поседела? ― поинтересовалась Надя, уже приподнимаясь на кровати, чтобы дать Тане воды, но в эту секунду послышался звук открываемой входной двери.
– Здрасьте, ― жизнерадостно протянула Настя где-то в коридоре.
Можно было окончательно выдохнуть. Слава Богу. Если говорится «здрасьте», значит, офицер не является прямым начальником и просто зашёл в гости. К некоторым молодым можно обращаться даже на «ты» по знакомству. По уставу оно не положено, конечно, но ещё никому ничего никогда за это…
– За два года ничему не научили? Вас с наряда нужно снять, курсант? ― ответил низкий резкий голос.
– Дежурный по курсу на выход! ― испуганно выкрикнула привычную фразу Настя, явно не ожидавшая такого. ― Дневальный по курсу курсант Бондарчук!
– Вольно. Ещё раз повторится подобное, я приму меры. Строй взвод, курсант.
Голос вообще незнакомый. Таня, впившись в край простыни ногтями, искала-искала-искала в памяти: ну, должна же знать!.. Не находила. Тяжёлый голос, немолодой, лет сорок.
– Взвод спит согласно распорядку, ― нерешительно произнесла Настя.
– Курсант, тебе приказывает старший по званию, ― рявкнул он.
– Взвод, подъём! На центральном проходе становись! ― изо всех сил крикнула Бондарчук, старательно делая вид, что взвод спал, а не стоял в коридоре тридцать секунд назад.
Таня мгновенно вскочила, вдруг осознавая, что Валеры нет. Оставалось надеяться только на то, что офицер действительно незнакомый и считать не будет.
Таня таких не любила. Таких, как этот человек с низким неприятными голосом. Видеть не нужно, чтобы понять. Есть люди, как Радугин. Они понимают, что нужно много учиться ― а ещё нужно спать и есть. Нужно поддерживать дисциплину ― а ещё нужно относиться к людям как к людям.
А есть такие. Они молодые обычно. Они, может, не наигрались, им в детстве в песочнице командовать не давали. Такие делали взвод своим королевством ― маленьким мирком, где они были царями и богами и делали, что хотели. Что ж поделать, если в жизни ничего больше нет?..
В коридор они выбежали быстро и мгновенно построились, замерев по стойке смирно.