– Здесь нельзя вести себя так! ― рявкнул он, отступая на несколько шагов и брезгливо уставившись на свою ладонь.
– Я знаю, что здесь можно и нельзя, а вы просто больной! ― сипло прошептала она, отходя к роялю. Чувствуя подступающие слёзы. Ну уж нет. Никогда. Никогда.
– Иди, пожалуйся своему Радугину, ― выплюнул он.
– И пойду!
– Иди! Не забудь добавить, что я, свихнувшись, был готов впечатать тебя в стену! И напомни ему, что стоит поискать здоровых людей после того, как в этот грёбаный мир пришла война…
Она посмотрела на него. Он почему-то моментально замолчал.
Как будто сказал что-то, что не хотел.
– Вы больной, ― уже без прежних слёз сказала она. Почти спокойно, только вдыхая часто-часто.― И у вас проблемы с агрессией.
– Не тебя меня лечить, ― как-то судорожно ответил он и вышел, хлопнув дверью так, что она едва не слетела с петель.
Не тебе меня ломать.
Таня всё-таки сползла по стене, пряча лицо в ладонях. Плакать больше не хотелось. Хотелось кричать.
На ужин она всё же пришла с опозданием, потому что живот сводило от голода.
– Всё в порядке? ― изумлённо спросила Валера, наблюдая, с какой скоростью Таня уплетала гречку.
– В полном, ― коротко кивнула та.
У неё горело плечо, и только сейчас она поняла: не от боли. Он просто прижал её к стене. Просто не давал двинуться; а ощущение было, что бил.
Неуравновешенный садист, возомнивший о себе бог знает что. Кто тебе вообще сказал, что его нужно опасаться? Это человек, такой же, как и все, если не хуже. И бояться здесь нечего.
– Как дела? ― рядом с ней на скамейке оказался Марк. Он тут же подмигнул половине её взвода, шутливо поцеловал руку Машке, потрепал Валеру по волосам, вызвав недовольный взгляд Миши с соседнего стола, и наконец взглянул на неё.
– Твоя кислая мина видна за полстоловой, ― тихо сказал он, улыбаясь направо и налево. ― Что происходит, Таня?
Таней он называл её очень редко. Дело было плохо.
– Всё нормально.
– Хватит врать.
– Всё нормально, Марк!
– Это он? ― Марк уставился на неё. ― Это Калужный, да?
– Ты спятил? ― Таня едва не подавилась гречкой, привлекая к себе внимание соседних столов, и продолжила тише: ― Мы с ним даже не пересекаемся. Даже не говорим.
– Поэтому ты сейчас пялишься на офицерский стол?
– Я не пялюсь! ― она резко отвернулась, поворачивая пылающее лицо к Марку. ― Послушай, Марк, мне правда плевать на него. Он отвратительный, орёт на всех нас, делает гадости, но лично мне он ничего ещё не сделал. И не сделает. А если сделает, ты будешь первым, кому я это расскажу.
– Смотри, ― он сурово сдвинул брови, щёлкнув её по носу. ― Я слежу за тобой. Ну всё, побежал. До свидания, девицы-красавицы, ― он ещё раз взъерошил Валерины волосы. Миша за соседним столом даже привстал.
– Спокойно, Кравцов, всё в порядке, ― засмеялся Марк и побежал догонять свой взвод.
Сжимая пальцами виски, Таня понимает: что-то идёт не так. Очень не так.
Вечером Надя Сомова, замкомвзвода, посадила всех смотреть новости: телевизор Калужный починил, не иначе. Бессменная Екатерина Андреева, постаревшая за два года на двадцать лет, говорила об уничтожении блок-постов и охранных пунктов противника, о ряде успешных наступательных операций в восточном направлении второй армии Карпухина, а потом показывали документальные кадры, снятые сегодня, и слова рассыпались в прах. Всё трещит и горит. Бегущие люди падают.
Первой не выдержала Машка ― она схватила пульт и выключила телевизор. Следующие несколько минут все просидели в тишине.
– Как мы можем смеяться, есть, списывать, да и вообще жить здесь так спокойно? ― вдруг тихо сказала Надя. ― Как можем, девочки, если там ― такое?
– Мы должны делать что-то. Мы должны, ― покачала головой Даша Арчевская. ― Костя там. Костя сражается, скоро наши парни с пятого уедут сражаться, а мы… Что мы делаем здесь?
Таня никогда не думала, что будет так остро чувствовать свой долг перед Россией. МГУ, культурология, книги, искусство ― это было так близко, так понятно. Десантное училище казалось чем-то далёким и абсолютно чужим. Когда она успела понять, что никакие книги и картины не заменят Родины, когда всё вокруг становится ― так?
– А что нам остаётся?! ― Бондарчук ощетинилась и встала. ― Что вы предлагаете?! Что мы сможем, много убьём? Да сами подохнем на второй же день. Мне под пули лезть не очень надо.
– Мы должны что-то придумать, девочки, ― устало сказала Валера, проигнорировав Настю. ― Я не смогу сидеть здесь, когда уедет Миша.
– Давайте ляжем сегодня пораньше, ― Надя кивнула. ― И подумаем над всем этим.
В итоге они всё-таки досмотрели новости до конца. Война. Война. Война, концерты, посвящённые войне, митинги, огромные толпы желающих у военкоматов, парад военной техники в Москве. Других слов там нет, и Таня вдруг поняла: быть и не может. Книги, фильмы, картины ― это будет, когда всё закончится. Только тогда.
Машка была в душе, Надя решала какие-то свои дела. Валера должна была встретиться с Мишей, но когда она, заплаканная, залетела в кубрик, Таня поняла, что что-то пошло не так. Валера тут же села на кровать и закуталась в одеяло. Таня выключила свет и села рядом, слушая её тихие всхлипы.
– Поссорились? ― осторожно спросила она.
– Да какой там! ― досадливо всхлипнула Валера, кладя голову на Танино плечо и сжимая её руки в своих. ― Теперь на это нет времени.
Значит, всё.
Значит, слова не нужны.
– Когда?
– Десятого. Через две недели, ― прошелестела Валера и зарыдала в голос.
Они долго сидели, обнявшись.
– Это ещё не приговор. Многие приезжают оттуда. Вон, глянь на нашего старлея ― цветёт и радуется жизни, ― утешала её Таня. Валера засмеялась сквозь всхлипы. В комнате повисла тишина.
– Я всё знаю, лисёнок, я знаю, что это нужно, ― тихо прошептала Валера. ― Я знаю, что это Мишин долг, и не пытаюсь удержать его. Боже, он так и светится, ты бы видела, ― она снова заплакала. ― Говорит, что о большем нельзя и мечтать. Говорит, что они там всех разобьют, что скоро вернутся, и я знаю, что он прав, так и нужно. Всё, чего я хочу, ― поехать с ним. Быть рядом.
Таня пошла налить ей воды, а когда вернулась, Валера сидела на кровати, держа в руках какой-то оторванный провод с выключателем и смотря на него безразлично.
– Ну и что это? ― скептически окинув её взглядом, спросила Таня.
– Не знаю, нашла под кроватью, ― мотнула головой Валера и задумалась. ― Но это всё равно…
– Ну что ты? ― Таня снова обняла её за плечи.
– Что, если нашей жизнью управляет не бог? ― Валера вдруг серьёзно взглянула на неё. ― Нет, правда. Он… вряд ли бы он смог вытерпеть всё это.
Таня вздохнула.
– Что, если всё решают какие-то мелочи? ― тихо спросила Валера. Таня подняла брови.
– Ты про провод?
– Может… Смотри, ― она указала на выключатель, прикреплённый к проводу. Обычный: «Вкл», «Выкл».
– Валерочка, это просто провод, и кто-то косорукий, я даже подозреваю, кто, начинается «Машка», заканчивается на «Широкова», просто оторвал его от какой-то лампы.
– Да, ― как-то обречённо вздохнула она и снова всхлипнула. ― А если нажать на кнопку? Видишь, сейчас «выкл».
– Ну нажми, если хочешь.
– Что, если я нажму, и всё поменяется? И Мише не нужно уже будет никуда ехать? ― безнадёжно спросила она. Валере нужно было успокоиться. И поспать.
– Нажимай и ложись.
Она уже занесла палец над кнопкой, но вдруг замерла.
– А если я включу что-то страшное? Что-то необратимое? Что, если..
Таня просто щёлкнула этим сломанным выключателем.
– «Вкл» теперь, видишь? Всё в порядке. Всё хорошо. Давай спать.
***
Она подскочила на кровати и несколько секунд не могла понять, что происходит. На часах ― два пятнадцать. Что, опять Калужный решил ночной подъём устроить?! Где-то кто-то кричал, был слышен топот ног и гул голосов. Через задвинутые шторы в кубрик пробивался неровный мигающий сине-красный свет, и до неё доносился какой-то визг и громкие голоса. Девчонки на кроватях зашевелились, Валера недовольно укрылась одеялом.
