– Конечно, не буду. Очень даже может быть, что так и случится, ― она замолкает, глядя на маму. И понимает ― всё она уже знает: и что кормят их ужасно, и что не топят часто неделями, и что ни в какое безопасное место Таня никогда не поедет.

– Ну, пора, вы опоздаете так. Очень жалко, что не могу вас проводить, но ты понимаешь ведь, нас так легко не отпускают посреди дня, ― сказала она. Мама принялась застёгивать куртку, а Таня подошла к Рите и, улыбнувшись, вынула наушник из её уха. Музыка не играла.

– Ты ведь всё ей наврала? ― пожала плечами Рита, глядя в пол. Таня промолчала. ― А что, если ты тут погибнешь? ― Рита подняла голову. В глазах стояли слёзы.

– Ну что ты, ― Таня мгновенно обняла её. ― Что ты. Здесь правда безопасно. Не волнуйся за меня. Только не забывай, о чём мы говорили. Хорошо?

Рита, всхлипнув и не разрывая объятий, кивнула. Тане вдруг сделалось страшно. Показалось, что они никогда больше не увидятся.

– Ну, всё, ― она вытерла слёзы с лица Риты. ― Всё, всё. Не плачь.

– Не волнуйся за них, я справлюсь, ― кивнула Рита, а потом её губы снова задрожали, ― только ты не умирай, пожалуйста.

Не умирай, пожалуйста. Будто всё уже решено.

– Нет, конечно нет, ну что за глупости. Посмотри, сколько людей возвращается с войны! Я тоже обязательно вернусь, ― она выдавила из себя улыбку, пряча ужас, а потом повернулась к Вике и Димке, стоящим рядом. ― Ну что, хулиганы?

– Я тоже хочу воевать, ― Димка смотрел исподлобья.

– Милый мой, хороший, ― Таня чувствовала, что ещё немного, и она всё-таки заплачет. ― Какой же ты уже взрослый.

– Все взрослые воюют, ― упрямо мотнул головой он. Таня обняла и его.

– И ты будешь. А пока заботься о маме и сёстрах, хорошо?

– Ты воюешь за меня. Это неправильно. Я мальчик, а ты девочка.

Дима кусал губы. Глаза были сухие. Таня поправила его тёмно-русую чёлку и взяла лицо брата в ладони.

– Я знаю, Дим. Пока я поручаю тебе всю нашу семью. Ты ведь сможешь защитить их? ― Дима кивнул. ― Молодец. Скоро я приеду к вам и спрошу, как ты защищаешь сестёр и маму. Я уверена, что ты всё сможешь.

– Почему ты не едешь с нами? ― тихо спросила Вика, стоя рядом с братом. Таня улыбнулась и присела на стул перед ними. Как же сложно сказать.

– Смотрите: вы должны помогать маме, верно? Если маму кто-то обидит, вы ведь будете защищать её? ― оба кивнули, и Таня продолжила: ― Наша страна ― это тоже как мама. Её обидели, очень сильно обидели. Разве я могу не заступиться за неё? Разве хорошие детки так поступают? ― она улыбнулась сквозь слёзы. ― Скоро вы вырастите и тоже станете защищать её, я уверена. А пока я поручаю вам нашу маму, ― Таня кивнула на двери, в которых застыла мама. Она плакала.

– Всё, всё, вам пора. Пишите мне чаще. Слышишь, Дима? Чтобы каждую неделю по письму получала, обо всём пиши, и за себя, и за сестёр. До свидания, до свиданья, мои милые, ― Таня по очереди обняла каждого.

– Не смей умирать, ― прошептала Рита, глядя на неё широко открытыми глазами.

Мама не обняла её. Таня знала: если они обнимутся, то уже не уедут.

– До свидания, родная.

– До свидания, мама.

Нужно просто дойти до общежития. Там можно будет плакать. Только бы дойти.

– Лисёнок! Как дела? Я с пар только что, ― к ней подбежал запыхавшийся Марк. ― Ты откуда?

Всё так несложно, набор простых правил: остановиться, посмотреть на Марка, слегка улыбнуться и положить руку на его плечо.

– Всё отлично.

Марк не верит: видимо, в набор правил стоит добавить ещё несколько.

– Очень устала после пар. Краевой совсем замучил.

– Семья уехала, да?

Это прозвучало словно гром среди ясного неба: остро, неожиданно и так больно. Таня несколько раз кивнула, чувствуя, что сдерживаться больше не может, и прижалась к бушлату Марка. Он положил одну руку ей на голову, а другую ― на спину. Слёзы холодили лицо на ветру, и она уткнулась лбом ему в грудь.

– Зачем врать-то? Не реви ты, ― тихо сказал он, гладя её по спине. ― Это больно, но проходит. И глупо, слышишь? Очень глупо. Они уезжают в безопасное место, с ними теперь ничего не случится.

Таня слушала. Кивала. Чувствовала, как огромный ком в горле, не дающий не то что говорить ― дышать, тает. Марк защищал её от моросящего дождя, ледяного ветра, собственной боли и отчаяния ― от всего.

– Все кончится, Лисёнок. Это все кончится. Мы победим, я и ты. Все. Ради них.

Ради них. Ради всех. Господи, ну как же можно оставаться здесь и заниматься обычными делами, когда пятый курс вот-вот уедет? Как они могут просто сидеть?!

– Ваш Калужный тебя не трогает? ― осведомился Марк тихо. ― Если этот урод что-то… хотя бы что-то… Пообещай, что ты мне скажешь.

– Он ничего не делает и не сделает мне, Марк.

После обеда она окончательно успокоилась. Поводы для грусти были, конечно, но не больше, чем обычно. И вообще, почему она так расстроилась? В конце концов, она не видалась с семьёй целый год, пока они жили в Москве; теперь будет всё то же самое, но жить они будут в куда более безопасной Уфе.

Калужного не было, до самоподготовки оставалось ещё около получаса. Таня не знала, что лучше сделать: лечь всё же спать или дочитать «Жизнь взаймы»? Валера убежала к Мише, и посоветоваться было не с кем: Машка зубрила инженерку, расхаживая по комнате, Надя куда-то ушла. Нужно было спать, потому что бодрствовать по двадцать часов в сутки ― ненормально.

С подоконника на неё смотрела пёстрая обложка «Жизнь взаймы». Лилиан Дюнкерк и Клерфэ снова победили здравый смысл, и Таня, взяв книжку, чтобы не мешать Машке, вышла в коридор.

– О, Таня! ― около пустой тумбочки дежурного стоял Денис.

С Денисом они сошлись как-то сразу и очень легко. Валера говорила, что так бывает, когда люди очень похожи. Таня не могла назвать их отношения настоящей дружбой, но с ним было так хорошо и просто, что задумываться ей не хотелось.

– Привет, ― искренне улыбнулась она. ― Какими судьбами?

– Да вот ключи пришёл забрать. Как там ваш старлей? Всё училище только и гудит о том, какой он зверь, ― рассмеялся Денис.

– Ага, ещё тот, ― подтвердила Таня, впрочем, не особо желая распространяться на эту тему.

– У тебя всё хорошо? ― Денис вдруг пристально уставился на неё.

У неё что, на лице написано «всё плохо, и я морально раздавлена»?!

– Всё просто отлично. Спасибо. Устала на парах, Краевой совсем замучил.

С Денисом это прокатило: он широко улыбнулся и принялся рассказывать какую-то смешную небылицу об их капитане. Таня смеялась. Денис не копался в ней, пытаясь выудить правду, даже если и понял, что Таня соврала: он просто смешил её. Просто поднимал ей настроение. Она была благодарна.

Потом была история о его отце, который полжизни проработал дипломатом, а потом вдруг решил, что его призвание ― это флористика.

– А твой как, случайно не увлекается цветами?

– Боюсь, нет, ― Таня улыбнулась.

– А чем? Ты рассказала бы хоть немного. Так мало говоришь о себе.

Тане страшно не хотелось распространяться о ФСБ, объяснять все тонкости работы отца, и ей на помощь неожиданно пришла маленькая худенькая Лена Нестерова.

– Вот, я нашла вам ключи, ― смущённо пробормотала она и протянула Денису связку.

– Можно на «ты», я ведь говорил, ― рассмеялся он и взял ключи. ― Спасибо. Ну, я пойду, а то капитан точно шею открутит. Может быть, как-нибудь встретимся и сходим куда-нибудь?

– Отличная идея.

– Здорово! ― Денис наклонил голову и широченно улыбнулся. ― Кстати, твоя фотография на доске почёта. В учебке. Ты видела?

– Пока нет, но заранее предвижу масштаб бедствия. Страшно подумать, как я там получилась.

– Да брось! Я всегда знал, что ты умница, но, оказывается, ещё и учишься на отлично. Может, как-нибудь поможешь мне с тактикой?

– Конечно, Денис. Обязательно, ― она улыбнулась, и он ушёл. ― Лен, я почитаю здесь, ты не против?

Нестерова только качнула головой и снова погрузилась в своё обычное состояние ― тихую задумчивость.