–Да, ладно вам, круто же! Эх, жалко, что потом всё забудется! – Ника ещё мало встречалась с черной неблагодарностью, потому пыталась отвлечь всех от невесёлых раздумий, удалось это только в раздевалке. Аля, красотка медсестра с пятого этажа, надела костюм прямо на умопомрачительной откровенности нижнее бельё и так продефилировала перед всей сменой. Заявив, что ей жарко, и мучаться она больше не намерена. У мужчин участился пульс, женщины с отвисшими челюстями просто застыли, минута славы Алечки закончилась с приходом главврача, который пообещал её оснастить внутренним вентилятором с огромными лопастями, сами понимаете, куда прикрепленным. Алечка, оскорбленная таким предложением, удалилась переодеваться, мужчины разочарованно цокали языками, возрастные дамы удовлетворенно поджали губы, а молодежь одобрительно-восхищенным взглядом проводила бунтовщицу: у них смелости-то не хватило. На этой ноте так и начался-покатился рабочий день.
Отделение было забито под завязку, но утром одного пациента выписали. Через несколько минут с приёмной раздался звонок с просьбой принять нового больного. Санитары доставили мужчину на этаж, и тут выяснилось, что по заверениям старшей медсестры место было свободным только в женской палате. Санитары попытались договориться с старшей, доказывая, что пациент старенький совсем, ну какая ему разница, где лежать. Алевтина Матвеевна, старшая медсестра, была женщиной не робкого десятка и всеми своими девяноста килограммами это подтверждала, во всём любила порядок, и потому так глянула на хиленького санитара, что тот испарился в одно мгновение, причём вместе с каталкой и старичком на ней. Мужчину отправили на пятый. Доктор Уваров пошел на обход и обнаружил в мужской палате свободное место. Разобрались, оказалось, что в женской всё занято, а в мужской как раз свободно. Через часок поднимают на этаж поступившую женщину – мест нет, уже без слов, по традиции, увезли на пятый. Уваров позвонил в приёмное и сказал, что они ошиблись, и теперь могут принять мужчину. В приёмном дежурила сегодня Шурочка-хохутушка с огромными хлопающими, как опахало, ресницами (до чего сегодня дошла бьюти индустрия: куда не глянь такая исключительно природная красота, можно ослепнуть от неё, кстати, где она их нарастила, на карантине же все, может, кто из пациентов подрабавывает), так вот, она совершенно не скандальная личность, смеясь, заявила, что второй этаж сегодня просто чудит и совсем её запутал, теперь она, на всякий случай, всех будет отправлять на пятый. Второй этаж, конечно, мысленно поблагодарил проштрафившегося коллегу – сегодня гарантированно смена пройдет спокойно, без новеньких. Через два часа раздался звонок с пятого: «Слушайте, второй, вы совсем там охренели, что за беспредел, везут и везут, вы чего не берёте, а?!» Наш Уваров не растерялся: «Да нет, коллеги , сами не знаем, что происходит, но у нас, вроде всё полным-полно, вам же в приёмном так и сказали. А что, у вас столько свободных коек было? Это как же так?! Мы тут зашиваемся, а у вас курорт, мол, чем выше, тем тише. Ну, вы даёте, коллеги ещё называется!» На пятом бросили трубку, а Уваров, совершенно невинно улыбаясь, засел за заполнение историй. Считай, выбил для отделения денёк передышки. Кто молодец? Уваров молодец!
Часы уже приближались к заветной цифре , когда в третьей палате пожилой мужчина семидесяти лет пожаловался, что он мёрзнет, оно и понятно, раз бьёт озноб, значит, температура поползла вверх, тревожный, но привычный симптом. Зашли, измерили, высоковато, сбили. А он опять мёрзнет, что за ерунда! Медсестра позвала Нику, она его осмотрела, подняла одеяло, а там нога, почерневшая уже вся. Её осенила догадка, но побежала за доктором: нужно посоветоваться. Собрались все, осмотрели ещё раз ногу, с сожалением констатировали гангрену, придется делать ампутацию. Хорошо, хоть вовремя заметили, могло ведь совсем печально закончиться. Да, не повезло, как же он так пропустил такую беду, в современное время и гангрена, обидно до слёз, но ничего не поделаешь.
Перед самым уходом, Ника решила заглянуть в палату к своей коллеге: заболевших врачей лечили у них же в клинике. Удобно опять же: заболел, полечили, поправился, снова на работу. Доктор Сайко Инна Андреевна работала с первых дней открытия госпиталя, поэтому заболела почти сразу. Её как-то сразу накрыло: высоченная температура, пневмония со всеми вытекающими. Её навещали, проведывали, старались ободрить. Вот и Ника зашла поддержать Инну, они были почти ровесниками, поэтому отчества отбросили сразу. В палате было пусто. Куда она исчезла, уйти не могла, еще вчера была тяжелой, хотели в реанимацию перевести, а сейчас куда-то испарилась. Неужели перевели, внутри неприятно похолодело, как же она упустила это. Вдруг дверь ванной распахнулась – Инна предстала завернутой в полотенце с бритвенным станком в руке! Во даёт! С ума сойти! Вчера чуть на ИВЛ не попала, а сегодня она красоту наводит!
–А что, мне стало легче, что совсем зарасти что ли?– она недоуменно хлопала своими меганатуральными ресницами (где они все-таки их наращивают?). Словом, к вечеру она опять затемпературила, захандрила, поклялась, что мыться не будет теперь до самого лета, только выцарапайте меня.
С понедельника в отделение все-таки удалось затащить двух студентов. Учились они на шестом курсе, пришли работать медсёстрами, в последнее время в медицинском образовании произошли перемены, и студенты после третьего курса стали получать сертификаты, позволяющие им осуществлять профессиональную деятельность. Студенты и раньше подрабатывали, но теперь по закону. Леночка и Макс. Леночка гренадерского роста, но с такими плавными движениями и грацией, что закрадывалась мысль о роковой ошибке там, наверху. Господь явно ошибся, одаривая такое мощное тело высоким голоском, каким-то настолько изящным парением, что казалось, будто она плывет, чудным образом ничего не снося своими могучими бёдрами и не менее могучим бюстом. Позже выяснилось, что мама девочки-Леночки всю детскую жизнь держала её в чёрном теле: постоянные диеты, изматывающий спорт: ничего не давало результата – Лена росла как на дрожжах, тогда было решено всю эту семейную терапию-тиранию усилить танцами. Помотавшись вместе с матерью по бальным и хореографическим студиям, Лена с замиранием сердца от радости сначала видела округлившиеся глаза хореографов, потом слышала извиняющимся шепотом (неловко как-то при ребёнке) очередной приговор, следом раздавался ор матери, которая вопила, и вопль быстро набирал децибелы, о том, что её девочка, лань, а не гиппопотам, и что лани тоже бывают крупными, но они не перестают быть ланями и что-то ещё и ещё, пока Леночка не утаскивала свою хрупкую мамочку почти волоком. Лена уже было совсем обрадовалась, что бассейн, коньки, и лёгкая атлетика останутся в её жизни единственным истязанием, как вдруг в одной из студий, пожилой руководитель народных танцев то ли сжалился над несчастной матерью, которая обладала той самой 90-60-90, и, видя её рядом с её же детещем, всем сразу становился ясен мотив мамы и трагизм ребенка, то ли ещё по каким-то другим причинам (а может Анна Петровна, хореограф-народница и впрямь разглядела в ней то изящество, которое потом поражало всех зрителей), так или иначе , а к спорту добавились еще танцы, и исчез последний свободный вечер воскресенья, который был оставлен для подготовки к учебной неделе. К слову сказать, Лена умудрялась каким-то чудным образом успевать в череде бесконечных тренировок, а теперь ещё и репетиций, быть отличницей, но вовсе не зубрилкой. В школе её никогда не дразнили, любили не только за возможность списать у Лены всю домашку, но и за спокойный нрав и очень уживчивый характер. Лучше всего ей давалась биология и химия, она побеждала на всех уровнях олимпиад по этим предметам, втайне от матери, мечтая стать не прима-балериной, а простым врачом. Желание было ооочень тайным, но всё свое свободное время Лена проводила в школьной лаборатории, что-то там исследуя и изучая. Но рано или поздно всё тайное становится явным, и однажды Лена пропустила одну тренировку, потом другую, а потом ещё одну. Матери позвонили, спустя шесть пропущенных тренировок и пять репетиций. Вы когда-нибудь видели девятибалльный шторм, нет, цунами, разрушающее побережье?! Всё это была мамочка Леночки, которая влетела в лабораторию, чуть не убив Дмитрия Вадимовича, учителя биологии. Там и выяснилось, что у дочери талант, большое будущее, она сможет поступить в любой медицинский ВУЗ страны. Мать испытала шок, попыталась утащить свою крошку, которая впервые за свои семнадцать лет отказалась сдвинуться с места. Тихо, но тоном, не терпящим возражений, произнесла: «Я буду врачом, всё, мама, это решено». И что-то было такое в её взгляде, что мать, тоже впервые, уступила и молча вышла.
