Посвящается героям не в чёрных плащах

– людям в белых халатах.

(Все события являются вымыслом автора,

любые совпадения случайны)

-Урааа! Урааа! Урааа! Подписали! Ника кружилась посреди комнаты, не замечая, что заспанный муж недовольно заворочался, подтянув ногу под теплое одеяло: в комнате было прохладно, просыпаться так рано не хотелось, со смены вернулся под утро.

–Ура! Сережка, меня приняли, с понедельника я выхожу на борьбу с Короной!

Сергей недоуменно уставился на свою молодую жену: что опять взбрело в ее сумасшедшую головёнку.

– Сережка, я не успела тебе сказать, но ведь ты не будешь против? Понимаешь, тут такое дело, нас на борьбу с COVIDOM-19 отправляют, ты же знаешь, что творится кругом, да и по-другому никак нельзя, там же люди, Сережка, их много, очень много, по всей Москве перепрофилируют больницы, вот и нас коснулось. Я думала, нас, ординаторов, не станут привлекать, а вчера распоряжение пришло, вот с завтрашнего дня я выхожу работать ВРАЧОМ, представляешь, ВРАЧОМ, правда, стажёром, но это ничего не меняет. Вот здорово, да?

–Ника, сядь, не мельтеши. Причем здесь ты? Ты простой ординатор, практически студент. Без тебя в этот раз спасут мир. Всё, дай поспать, я только лёг недавно, стрекоза.

–Сережа, я не могу не пойти, попросили даже студентов помочь. Ну как я в стороне-то останусь? И, потом, я имею диплом врача.

Сергей понял, что окончательно проснулся, зевая, потянулся за джинсами: собаку что ли выгулять?

–Ника, ты еще совсем без опыта, а там профессионалы нужны, ну какой с тебя инфекционист?

–Нет, нет! Они меня берут, только что звонили и сказали, что с понедельника я буду работать в нашей клинике. Представляешь!

–Господи, Ника, если ты все уже решила, зачем меня спрашиваешь, горе ты мое луковое. Иди сюда, воробей мой. Герой! Мир спасать она идет! Кто бы тебя-то спас! Ладно, рассказывай, что там у тебя, только не перескакивай, по порядку говори.

Ника, всё же сбиваясь, рассказала, что вследствие того, что город просто захлебывался от потока инфицированных людей, инфекционные больницы не справлялись с таким наплывом и стремительно открывались и перепрофилировались клиники, потому что пандемия грозила захватить весь город поголовно. Действительно, ещё недавно бурлящая красавица-Москва словно вымерла. На улицах были люди, на дорогах не прекратилось движение, но это было жалкое подобие бывшего ритма этого города-гиганта. Немыслимые вещи: в метро нет толкучки, а на дорогах ни единой пробки даже в час пик. Это не восхищало – пугало людей. Романтика пустынных и тихих улиц стала жуткой. Ежедневно всплывающие картинки вымирающей Италии наводили на всех ужас и панику. Когда страну коснулась эта беда, правительством было принято решение о так называемых нерабочих днях, но наши соотечественники восприняли сей факт как возможность лишний раз отдохнуть и дружно отпраздновали это вкуснющими шашлыками на дурманящем свежем воздухе. Оно и понятно, люди истосковались по теплу, природе – вот все и хлынули на пикники. Результат был не мгновенным, но очевидным – машины Скорой помощи заполонили километры подъездных дорог к больницам. Москва вздрогнула, а вместе с ней вся Россия – тысячи заболевших. Можно было верить, что этот вирус действительно опасен, можно было думать иначе (как и думало большинство), но… Скорые стояли, а мест в больницах стало не хватать. Участковые врачи в поликлиниках захлёбывались от вызовов – больше восьмидесяти за день, а скорых нет, просто нет, совсем нет. Вызывают скорую, а время ожидания больше суток, а то и двое, что там с несчастным больным может произойти за это время одному Богу известно. Бедные участковые потеряли счёт этим проклятым суткам – люди гибли на их глазах, а они ничего не могли предпринять, даже частная скорая помощь отказывала в вызове. Дело было ещё и в том, что врачи тогда совершенно не знали, что с этим вирусом делать, как и чем его лечить, в очаг ходили по одному, без всякого снаряжения и эпидемиологов, которых просто разрывали на части. Сначала переполнились инфекционки, потом терапия, но этого было так мало, катастрофически мало. Вот тогда и пришлось переделывать больницы под госпитали: другого выхода просто не было. Конечно, вскоре врачей стало не хватать. Привлекали всех желающих: с других регионов, ординаторов, студентов, преподавателей медицинских ВУЗов. Некоторые отказывались, увольнялись, рассуждали так: пересижу полгода, зато жив-здоров останусь, у меня дети, муж, собака, попугайчики и т.д. и т.п. Студенты вплоть до отчисления избегали такой участи. «Трусы», – осуждала Ника первых. «Мажоры, в медицину покрасоваться в халатах пришли», – думала о вторых. И так вышло, что и их больницу переделали, она не осталась в стороне, записалась. Тогда подумалось с грустной улыбкой, как на фронт. Тогда она еще не знала, что это и будет самая настоящая передовая: «красная зона». Предполагалось, что всех работающих медицинских работников поселят в гостинице, чтобы не контактировали с близкими. Обеспечат питанием и всем необходимым. Работать придется по сменам, каждая длится двенадцать часов с перерывом. Пандемия продлится не меньше двух месяцев. Поэтому общение с родными будет только по телефону. Обо всем этом Ника и рассказала мужу. Сергей слушал, молча, потом встал, прижал к себе Нику: «Вещи иди пакуй, на карантин же закроют, героиня» . Поцеловал в макушку свою девочку, которую было не остановить в этом очередном порыве, но на этот раз не осуждал, нет, кажется, он начал гордиться ею, понял, что сделал правильный выбор тогда восемь лет назад, когда впервые увидел эту озорную, словно взъерошенный воробей, девчонку. Он гордился и так боялся за нее, этот страх скользкими щупальцами крался в самое нутро, чтобы не дать ему заполнить всю душу, почти оттолкнул её: «А теперь быстро с собакой гулять, а я в душ, у меня подработка через час».

Ника зажмурилась от такого счастья: на работу взяли, муж больше не сердится. Как бы еще маме тактично так сказать. Так, главное, чтобы решительно, по-взрослому звучало. Мол, так и так, я твердо приняла решение, всё, никаких слез и рыданий. Да, сказать легко, вернее подумать, а с мамой попробуй такой номер проверни – мигом разрушит все планы, еще мужу позвонит: они вечно в сговоре против её идей. Ладно, начну с того, что в первую очередь именно она хотела, чтобы я стала врачом, а теперь всё, что делать, придется идти, спасать мир (как говорит Сережка). Всё это неслось в голове молодого ординатора второго года, будущего акушер-гинеколога (в светлой, надо сказать, голове, но безбашенной, что и говорить), молодой жены, девочки хохотушки, заводилы всего курса Глыбиной Ники.

***

Ника не так давно переехала к мужу в столицу. Женаты они были уже семь лет, а вместе стали жить только пару лет назад. До этого жили по разные стороны нашей огромной страны. Виртуальная любовь. Думаете, такое только в книжках бывает? Нет, поженились на втором курсе академии, когда Ника училась на Дальнем Востоке. Перевестись пробовала, но это оказалось невозможно, вот и переписывались, перезванивались, встречаясь несколько раз в году.

Веселое время было! Студенчество. Подруги. Любимая академия с самым классным деканом на свете. Всё тогда было таким воздушным и несерьёзным. Конечно, учеба давалась тяжело: медицина – это вам не шутки! Но она зубрила, зубрила, зубрила, бегала по семинарам и лекциям, и опять зубрила, зубрила, так как по-другому в этом ВУЗе нельзя учиться. Мама постоянно повторяла: «Врач не может учиться на тройки, в его руках самое главное – жизнь человеческая», вот она и учила всё свободное и несвободное время. Но возраст и студенческая пора брали своё, их группа была сплочённой и весёлой, поэтому учиться было не только интересно, но и весело. На перерывах между парами царила суматоха, шутки раздавались отовсюду. С таким настроем вваливались в аудитории, на ходу запихивая последние куски бутерброда в рот. Лекции начинались под затихающий хохот, но иногда просто разговор обрывался внезапно: раз, и тишина: большинство преподавателей были очень строгими, некоторых боялись, чуть ли не до обморока. Но были и добрейшие, полюбившиеся студентами сразу и навсегда. Одна Галина Электроновна чего стоит! Влетит на своих каблучках. Тук-тук-тук! Маленькая, сухонькая старушка, но еще преподавала и уходить на заслуженный отдых даже не собиралась. Так вот, влетит это «тук-тук-тук», пролепечет что-то, а потом к шкафу – нырь в него, и что-то там продолжает приговаривать. Возится, возится – только пучок на затылке нервно подрагивает, бормочет что-то, приговаривает. Потом, видимо, что-то у нее там совсем важное обнаруживается – обопрется на колено и дальше вглубь – нырь, опять воркует что-то тихонечко, мило так, убаюкивающе. Минут через десять такого преподавания в аудитории начинается сначала хихиканье, потом раздаётся уже гогот. Галина Электроновна выпрыгнет (откуда только силы брались) из своего чудесного шкафа, руки в бока и по аудитории, искать весельчаков. Медики ребята ушлые – разом все макушками вверх – пишут, строчат, работают, не придерёшься. Старушка походит-походит и опять – нырь! Всё, теперь до конца пары что-то там будет искать только ей ведомое. Они, когда поняли такое дело, смеяться перестали, из уважения к возрасту и статусу. Главное – не шуметь и час двадцать глубокого полноценного сна тебе обеспечены – таинственный шкаф со своими бездонными недрами стал надежным другом вечно недосыпающих студентов.