Наверху было, конечно, светлей, но явно не надолго, скоро и сюда придёт ночь. Ночь в этом странном месте, возможно, ещё более странная, чем день. Валентин подошёл к бортику и выглянул из-под навеса. Так и есть, неба не узнать, какие-то чужие созвездия. Может ли такое быть во сне? Наверно, может. Кто-нибудь исследовал, чего может быть во сне, а чего никак не может? Дурацкий вопрос, к чему он теперь?
Валентин не заметил, как он тихонько присел на широкую планку перил, взялся для надёжности за подпирающий крышу столб и загляделся на небо, на сливающуюся с ним землю. Просто загляделся без всяких мыслей. Тепло, тихо и как-то неожиданно спокойно, несмотря на всю эту чужбину. Да не такая уж она и чужая, вон знакомая Медведица, а вон голубая Вега, кое-что на месте, как дома, но только кое-что, будто специально. Специально для чего? Непонятно. Никаких подсказок. Что ж, значит, надо их найти, они обязательно должны тут быть, иначе вся эта затея не стоит и ломаного гроша. А так даже в самом из альтернативнейшем из миров не бывает, не говоря уж о снах.
Словно за спиной зажгли лампу – ночную, мягкую. Её серебряный свет залил убегающие вдаль холмы, стрелки елей, слиток озера в долине, отбросил тень на траву перед башней, на окраину яблоневой рощи. Валентин обернулся и взглянул в ясный глаз зависшей в просвете между крышей и бортиком луны. По-чужому маленькой луны, но по-родному такой же серебристой, очаровательной.
Какой-то негромкий шорох отвлёк от неё внимание Валентина и заставил снова взглянуть под стену, на которой он сидел. Три пёстрых свиньи стояли там, сразу же за границей тени, облитые лунным светом. Они без визга и хрюканья смотрели на сидящего на башне человека. Серебряный свет отразился от их задранных кверху пятаков, преобразился в бронзовый и протянулся тонкими лучами к глазам Валентина. Связывающие его и их светлые нити погорели немного и погасли, так как луна поднялась выше. Но этого небольшого времени хватило, чтобы у Валентина к свиньям прошла враждебность. Мы ещё подружимся, пообещал он, а если не подружимся, то расстанемся по-хорошему.
Постояв и поглядев на нового жителя башни ещё немного, свиньи так же молча удалились в свою рощу, вероятно, на ночлег.
Проводив их взглядом, Валентин подумал, что и ему, пожалуй, пора подумать о том же. Он вспомнил, что посреди площадки имеется такой же шестиугольный, как башня, ещё один помост. Предназначенный, по-видимому, на этот раз не для вещей, а для людей. Или и для тех и других одновременно. Валентин приблизился к его тонущему в тени выступу, упёрся в него руками, развернулся и сел. Причём так обвально, что даже стало больно. Только сейчас он ощутил, как сильно устал. Скорее даже не столько от физических нагрузок, сколько от нервных. Их последствия электрическим током пробегали по немолодому уже телу. Понемногу из резких разрядов они превратились в равномерное гудящее по всему телу напряжение. Валентин, сам не помня как это случилось, из сидячего положения вдруг очутился в лежачем. Взгляд упирался во внутренний угол конической крыши, загородившей целиком этот чуждо-знакомый мир, как будто его и не бывало вовсе. Но он был. Оставалось подобрать с пола ноги, упереться ими в край настила и подать усталое тело ближе к середине помоста, чтобы ноги не свисали. А там уже можно и закрыть ненужные больше глаза. Пальто толстое, тёплое, послужит как матрасом, так и одеялом. К тому же ночь на удивление тёплая, не хуже чем сам день. Ощутив неудобство от подпирающих затылок досок, Валентин вспомнил о шапке, вытянул её из кармана и натянул на голову. Всё, теперь полный порядок. А вдруг, пробежало в нём вернувшимся электрическим разрядом, я проснусь уже дома, на привычной кровати в своей одинокой избушке? Разряд разрядился, Валентин в последний раз устроился поудобнее и, то ли увлечённый идеей проснуться дома, то ли окончательно побеждённый усталостью, через несколько минут уже спал…
Свиньи пробудили его своим ранним завтраком, сопровождавшимся таким отчётливым чавканьем и буханьем по стволам, как будто они делали это не в стороне от башни, а прямо над ухом. «Проголодались, видно, за ночь», – сочувственно подумал Валентин и тут же с оборвавшимся сердцем понял, что никуда чёртов сон не исчез, а … по-хозяйски продолжался. Или был никаким не сном по второй вчерашней версии. Ну и чёрт с ними с этими версиями, раздражённо заключил он и сел на своём шестигранном лежаке.
Снова был день, правда, не конец его, а начало. А с чего начинать ему, Валентину? Сидя и поглядывая из-под навеса по чужим сторонам, невольно и вольно прислушиваясь к довольному чавканью и обтрясанию яблонь, он пытался ответить на этот вопрос, но ничего не приходило в голову. В ней образовалась какая-то отталкивающая пустота. Так он сидел довольно долго, пока не обратил внимание на что-то, не замеченное до сих пор. Оно расплывающимся от далёкого расстояния крохотным красноватым столбиком стояло на верхушке высокого холма на горизонте. Валентин напрягал постаревшие глаза, пытаясь сделать из зыбкого столбика хоть что-нибудь более определенное, но безуспешно. Даже было непонятно, искусственного оно происхождения или естественного. Внезапно, будто вынырнув из мутной воды, всё озарила ослепительная мысль: это такая же башня, как та, с которой я смотрю. И уже не надо было тщетно перенапрягать зрение, всё было и так ясно, словно было расставлено по своим местам или, по крайней мере, начало расставляться.
Валентин резко встал с лежанки и двинулся будто бы исполнять какой-то план. Но никакого плана не было. Он сделал круг по площадке. Значит, надо чтоб был. Он остановился и снова отыскал глазами далёкий красноватый столбик. Ну, конечно, двинуться к нему, может быть, он прольёт свет на всю эту неразбериху. Валентин почувствовал, что кроме этого законного в его положении желания, под ним имеется что-то ещё, пожалуй, даже более существенное, но что пока не хотело раскрывать свои карты. То ли своевольно прерывая его мысли, то ли, наоборот, призванное ими, в слух ворвалось притихшее было хрюканье с чавканьем. «А они не хотят меня пускать, вот в чём их смысл, – открыл Валентин тайну свиней с бронзовыми пятаками. – Приставленные стражи… Но ничего, мы ещё посмотрим кто кого, – с воодушевлением, которое не гасло, а лишь разгоралось с момента обнаружения второй башни, подумал Валентин, – потягаемся силами. – Он на минутку как бы перевёл дух. – Если и не силами, то умом. – Незаметно он снова пошёл по кругу вдоль бортика. Один вариант сменял другой, перемежаясь «языками», верёвками, канатами, досками – тем, что имелось в башне, – и, наконец, всё это вылилось в безукоризненную форму – как слиток новой вещи из той же самой бронзы.
Валентин спустился на первый этаж и принялся за повторный осмотр имущества на помостах. Хотя следовало начать с самого главного – с верёвок и канатов – Валентин занялся «языками». Тщательно перепробовав несколько, он остановился на наиболее подходящем по весу и форме, еще раз помахал им перед собой как булавой и с этого момента больше с ним не расставался. Другой вещи – гвоздей, проволоки или хотя бы какой-нибудь им замены на помосте не оказалось. Но это поправимо, так как Валентин запомнил сине-зелёные шляпки, торчащие из планок бортиков наверху. В конце концов, как бы нехотя, он приступил и к верёвкам. Именно так, потому что предвидел результат. И на эту, более тщательную проверку они оказались никуда не годными. Не говоря уж о канатах. В принципе, можно обойтись и без них, пустив в ход собственное пальто, шапку, хотя нитки шапки явно не выдержат. Примирившись уже было с мыслью о потере пальто и успокаивая себя тем, что в этом однообразно тёплом и днём и ночью неподвижном воздухе прекрасно можно обойтись и без пальто, Валентин вдруг вспомнил о колоколе, которым подал сигнал свиньям. И его верёвка не лопнула. Не понимая и не желая понимать, как это могло быть, Валентин прихватил булаву и поспешил наверх.
И в самом деле эта верёвка была не ровня остальным. Валентин даже повис на ней, подводя итог проверкам – и верёвка выдержала. К тому же она была с большим запасом – длинный конец лежал свёрнутый бухтой на полу. Её хватит и на одно и на другое. Помилованное пальто благодарно обняло плечи, спину и грудь. Валентин поднялся на широкую планку бортика и принялся отвязывать верёвку от «языка». Когда это было сделано, он спустился на пол и между делом заметил свиней, наблюдавших за его работой снизу. Как они могли так тихонько подобраться? И где это грозное хрюканье и визг? Как умные собаки, они внимательно и увлечённо следили за непонятными приготовлениями человека, словно пытаясь раскусить их. Куда вам? – мысленно попенял им Валентин. – А хотя, поймёте. Но лишь тогда, когда будет уже поздно. – Он смотал верёвку в новые кольца – более подходящие по размеру, – отошёл к шестигранному лежаку и положил её на него. Затем опять вернулся к бортику. За то совсем короткое время, пока он это делал, его оптимизм неожиданно уменьшился. – С другой стороны… Как знать, может, получится и по-вашему… – снова мысленно обратился Валентин к свиньям и сурово взялся за выступающий за бревенчатый край широкой планки, упёрся понадёжней ногами в пол и рванул планку вверх. Она не сдвинулась ни на миллиметр, лишь сдвинулось в пояснице, сопровождаемое острой болью. Валентин отошёл в сторону, потёр поясницу, согнулся, выпрямился. Боль понемногу утихла. Значит, по-другому. Он поднял с пола отложенную за ненадобностью булаву и снова приблизился к планке с сине-зелеными шестиугольными шляпками сверху. Удар последовал за ударом. Им планка поддалась, постепенно поднимаясь вверх, обнажая бронзовые зубы. Наконец, доска с шумом рухнула на пол под последним, направленным внутрь площадки ударом. Теперь перевернуть её остриями вверх, положить снова на бортик и выбить гвозди. Не все, нужны лишь два. Но Валентин выбил все восемь, сложил их в карман и распрямил опять было давшую о себе знать поясницу.
