Хоть и прихрамывая, хоть и помогая себе длинной палкой, она тем не менее торопливо спускалась по склону соседнего холма и время от времени даже успевала махать им свободной рукой. А они, как истуканы, всё стояли и стояли на вершине своего холма и не двигались с места. Наконец Валентин с трудом, точно заржавевшую, поднял руку и помахал хромоножке в ответ. После чего они с Домоткановым дружно двинулись вниз по мшистому склону, да так скоро, что Валентин, споткнувшись через десяток шагов, обязательно бы упал, если бы Домотканов не кинулся к нему и не удержал уже на лету. Это вдруг навело Домотканова на мысль, что и женщина может ещё более запросто споткнуться со своей хромотой и длинной неуклюжей палкой, а помочь ей будет некому. Он резко замедлил шаг, каким-то непостижимым образом рассчитывая, что этим замедлит и её опасное движение. Но не замедлил. Ничего не оставалось Домотканову, кроме как продолжить поспешный, словно наперегонки, спуск. И не только спуск, но и такие же поспешные мысли… Этот жёлто-зелёный защитный костюм из длинной рубахи и брюк, из-за которого я едва не принял её за мужчину. Ничего с собой, как будто вышла на прогулку… С нами… Никакая она не местная жительница, – вдруг возмущённо опроверг он недавнее предположение Валентина, – а такой же попавший сюда не по своей воле несчастный человек, как мы… Но нам легче, потому что нас двое, а она одна и вдобавок… Но ничего, сейчас мы это исправим… Однако, почему она так спешит? На встречу с совершенно незнакомыми мужчинами с железяками в руках? Но… но, может быть, это не обычная женщина, вернее, не обычная страна, где это всё с нами происходит?…

Мысли замедлились вместе с шагами, которые уже совершались по ровному дну долины. Так же вместе с шагами они и остановились. Что же дальше? – подстегнул их Домотканов. На этот вопрос ответила улыбка, вдруг завладевшая губами Домотканова – точно такая, какая заиграла на скуластом лице черноволосой женщины в нескольких шагах напротив, точно такая, какая раздвинула посеребрённую бороду Валентина. Улыбка скуластой женщины перешла в смех, Домотканов тут же почувствовал, что и сам засмеялся в ответ.

Отсмеявшись, но не гася смеха в ярко-голубых, словно лучистые звездочки, глубоко посаженных глазах, женщина пересекла последнюю разделяющую их дистанцию в четыре шага и первому протянула руку Валентину. Возможно, из-за его более почтенного возраста, чем у Домотканова. Валентин торопливо перекинул булаву из правой руки в левую и подхватил протянутую ладонь.

– Валентин, – так же торопливо произнёс он и смущенно потупился, как будто сделал что-то не то.

– Даша, – ответила молодая женщина.

Руки расцепились.

Теперь была очередь Домотканова. Взяв чужую тёплую ладонь в свою, он не спешил представиться, а вначале более внимательно посмотрел в лицо новой знакомой – и уже не смог оторваться. Не потому что лицо было необыкновенно красиво. Скорее наоборот. Дело было вовсе не в этом. А в чём? Заняться этим вопросом означало всё испортить, а потому Домотканов и не пытался, а всё смотрел и смотрел, забыв о приличии. Новое лицо кружило голову до такой степени, что хотелось впитать его в себя, а вслед за ним и всё остальное, на которое распространялось от него очарование, как лучи от солнца: эту ярко-синюю бандану, аккуратно повязанную вокруг головы, тугие чёрные косички с вплетёнными в них золотисто белыми лентами, спадающими на открытые из-за широко расстёгнутого ворота рубахи ключицы, эту грубую пятнистую рубаху почти до колен, тяжёлые чёрные ботинки, царапины с запёкшейся кровью на круто изгибающейся скуле, над чёрной густой бровью и, главное, трогательную круглую коленку, проглядывающую сквозь дырку на штанине. Небольшие смеющиеся глаза выглядывали из глубоких впадин, как из затаённой дали.

– А я Домотканов, – наконец обрёл он дар речи.

– А я ещё раз Даша, – весело фыркнув, ответила молодая женщина и высвободила руку из руки Домотканова.

Как понравилось ему,      что всё случилось именно так – легко, весело, как между старыми друзьями, так, наверно, и должно быть всегда между людьми. И это тёплое обращение на «ты», словно по чьей-то подсказке последовавшее дальше в разговоре, было лишь продолжением прекрасного происходящего. Он что-то отвечал, тихо улыбаясь, обводя собеседников слезящимися глазами, но больше слушал, продолжая впитывать всё окружающее нового человека без остатка, как драгоценный бальзам.

– … А я из самой дальней отсюда башни, – лился в него хрипловатый, наверно, от переполнявших не хуже Домотканова чувств, голос Валентина, –третьей, или, если хочешь, первой по счёту, потому как в другую сторону никакой больше башни не было, только в твою с Домоткановым… Так мы шли и пришли…

– А у меня вот нога, – вливался в поток второй голос, чистый, как стекло, – поэтому я не смогла выйти раньше. Но подавала сигнал. Вы видели мой костёр?

– Видели, видели, – и за себя и за Домотканова ответил Валентин. – И обрадовались: поняли, что нас таких больше, что надо побыстрей встретиться.

– Что же будем делать дальше?

Драгоценный поток вдруг прекратился. Домотканов очутился в тишине, словно рыба, выброшенная на берег.

– Надо подумать, – ответил Валентин и, помолчав, добавил: – Ты не видела со своей башни ещё одну, кроме нашей?

– Нет. Только вашу, – последовал ответ.

– Здесь всё очень хитро устроено, – вдруг каким-то заговорщическим тоном заговорил Валентин. – Когда надо, видишь одну башню, когда надо, другую.

– Кому надо?

– Кому? – переспросил Валентин и почему-то повернулся к Домотканову.

Домотканов уже не улыбался.

– Наверно, именно его нам хочется найти больше всего, даже больше, чем друг друга, – строго ответил он на заданный вопрос. – Хотя, может оказаться, что это невозможно.

– Почему невозможно? – спросила Даша.

Домотканов пожал плечами.

– Как можно найти в комнате того, кто за её стенами? Никак.

Даша перевела взгляд на Валентина. Тот виновато опустил глаза.

– Так что же делать? – повторно прозвучал вопрос.

– Для начала пойти к твоей башне и посмотреть с неё, не увидим ли новой. Авось появится.

– Хорошо, – согласилась Даша. – Тогда пошли. – Она обвела мужчин предупредительным взглядом. – Только я не могу быстро.

– Конечно, конечно, – подхватил Валентин. – Да и мы очень устали.

И они пошли. Даша впереди, Валентин и Домотканов за нею. Если Даша считала свой шаг не быстрым, то какой же тогда у неё был, когда она не хромала? Валентин с Домоткановым еле поспевали за её покачивающейся невысокой и крепкой фигурой. Но, может быть, они и вправду очень устали, отмахав сегодня не один десяток подъёмов и спусков.

7

Дашина башня чем-то была похожа на саму Дашу, хотя чем именно, Домотканов заметить не мог, сколько ни глядел. Дело, по-видимому, заключалось не в этих непритязательных серых стенах с узкими прорезями вместо окон, а в чём-то другом – в том, что теперь всё вокруг новой знакомой было похоже на неё.

Четыре немного сужающиеся кверху стены из крупных, плотно уложенных блоков, наверху, чуть нависшая краями, площадка, огороженная высокими массивными зубцами, по углам рвущиеся ещё выше разноцветные флаги с пёстрыми лентами на остроконечных древках. Словно четырёхконечные звёзды, прорези в два ряда-этажа. Входной двери, как и привычных окон, не было, вместо неё зиял небольшой арочный проём прямо над густой высокой травой. Эта густая трава, незаметно сменившая мхи, изумрудной волной разбегалась от башни по всей верхушке холма, как от брошенного в воду камня. С обратной стороны башни подступала, по-видимому, обязательная яблоневая роща с крупными зелёными яблоками на согнувшихся от их обилия ветвях. Всё было хорошо… хорошо, вдруг поймал себя Домотканов на слове, если бы… Он взглянул на почти слившуюся с травой фигурку Даши, которая в следующую минуту, мелькнув палкой, нырнула в проём и исчезла. Ничего не оставалось, как последовать за хозяйкой.