Долгое время, сидя на утомительных совещаниях, чертила в ежедневнике слова разнообразными шрифтами, – основа творчества любого граффиста. Иногда они были прямыми, с широкими тенями, порой червяками расползались по строчке. Яркие надутые буквы перемешивались с деловыми заметками. Удлиненные углы надписей рассекали пространство бумаги. Если же Настя сгущала краски в ребрах каждой буквы, слова приобретали объем, привлекали внимание соседей, так же, как и она, изнывавших от скуки в светлых просторах огромного директорского кабинета.

Новые вариации знакомого творчества расширяли границы привычного прежде мира, открывали неведомые доселе аспекты своего «я», добавляя цвета не только бумаге, раскрашивая в яркие краски саму жизнь.

Многие Настины знакомые с восторгом отзывалось о ее работах, но самым лучшим комплиментом была, безусловно, оценка детей.

– Знаешь, мама, – рассказывала как-то Вероника, – мы в садике сегодня дерево цветущее рисовали.

– И как, у тебя получилось? – заинтересованно расспрашивала дочку Анастасия.

– Конечно! – ответила та, – ко мне даже Злата подошла, сказала: «Какой у Вероники рисунок красивый получился!» А воспитательница сказала: «У Вероники рисунок красивый потому, что она старается». «Нет, – говорю я, – у меня красивый рисунок потому, что у меня мама – художница!»

***

Хорошее Настино настроение, воцарившее в ее голове в последние недели, распространялось на семью, работу и всех прочих, кто попадался в данный момент на глаза.

Она охотно играла с детьми, уделяла внимание мужу, помогала коллегам и даже поучаствовала в благотворительной акции, организованной одной из сотрудниц «Техностроя». События сменяли друг друга, не оставляя возможности передохнуть, и Настя, удовлетворенно закрутившись белкой в колесе, радовалась свежим впечатлениям.

Смена мест, интересные люди, необычные происшествия, – все то, что давало уму новую пищу, помогало ему совершенствоваться, формироваться, развиваться требовалось ей неограниченно. Лишь в этом скоростном потоке видела, чувствовала, ощущала настоящую кипучую, яркую жизнь. Стремилась двигаться вперед, с неимоверной силой увлекая за собой окружающих, наслаждалась прелестью насыщенного, интенсивного бытия.

Довольная собой и происходящими, молниеносно меняющимися событиями, в кремовом платье-футляре Настя вышла из кабинета. Максима не видела она уже несколько дней, – заключал договора по новому объекту. В офисе было тихо, безлюдно, и столкнуться с ним в коридоре оказалось для нее событием непредвиденным.

– Не ожидала, но я рада тебя видеть! – улыбнулась Анастасия, удерживая его взгляд.

– Пообедаешь со мной? – в устремленном на Настю взоре читалась надежда.

Свои отношения с Максимом она скрывала ото всех знакомых, и обедать предпочитала отдельно, но в этот день неожиданно для себя сделала исключение. Пока ждали заказа, показывала ему на смартфоне фотографии готовых своих картин, рассказывала о новых творческих планах.

– Нарисуй меня, – неожиданно попросил Максим. – Когда ты станешь богатой, знаменитой и узнаваемой, буду показывать приятелям созданный тобой портрет.

Настя улыбнулась. Костя любил повторять, что художник она от слова «худо». Достала ручку, ежедневник, вырвала из него листок.

Палка, палка, огуречик. Человечек вышел смешной и корявый. «Максиму от Насти», – приписала она снизу, поставила дату. Протянула ему разрисованную страницу.

– Я художник, я так вижу, – веселилась Анастасия, пока Максим разглядывал ее творение.

Снег к середине апреля растаял, и Настя думала уже убрать до осени пальто, как вдруг устойчивая на первый взгляд погода, переменилась, скрылось за тяжелыми тучами солнце, прокатилась по улицам волна холодного ветра. Город снова оказался в плену у зимы, засыпанный белой порошей.

Времени с утра оставалось впритык, и лифт, не появляющийся уже четыре минуты, заставлял Анастасию, отводившую детей в сад, напряженно и нервно прохаживаться по коридору.

– Да, что же это за такое! – она в очередной раз нажимала подсвеченную красным ободком кнопку, ярким немигающим глазом уставившуюся на них с желтой, шершавой стены.

Кабина, наконец, распахнула перед ними двойные железные двери, беззвучно тронулась с места, подвластная упорядоченному движению тросов и шестеренок. Не доехав, однако, до пункта назначения, лифт остановился на втором этаже, замер в оцепенении, равнодушный к любым, совершаемым Настей, манипуляциям. Минут через пять им с детьми все же удалось оказаться снаружи, спуститься вниз по мрачной, темной лестнице с перегоревшими накануне электрическими светильниками.

На улице бушевала метель.

– Хорошо, хоть резину не поменяла, – недовольно ворчала Анастасия, пытаясь попасть ключом в замок зажигания, замерзшими на пронзительном ветру руками.

Автомобили медленно, с натугой тащились по заснеженным проспектам, тягучим, нескончаемым потоком. Дворники «Пассата» размазывали по лобовому стеклу жидкую грязь, летевшую из под встречных колес. Настя угрюмо посматривала на часы, опаздывала на работу уже на двадцать пять минут.

Загоревшийся неожиданно значок, предупреждающий о нехватке топлива, заставил ее свернуть на ближайшую заправку.

«Не доеду, наверно, обратно такими темпами», – с досадой констатировала она.

Очередь бензоколонки замерла в ожидании. Единственная в зале кассирша, по совместительству работавшая еще и поваром, жарила на гриле сосиски оголодавшим студентам, неторопливо, основательно выбиравшим между кетчупом и горчицей, между черным чаем с бергамотом и кофе с молоком.

– Гурманы! Твою ж мать! – бесилась Настя. – Что ж вам дома-то не поесть?! – Анастасия с ненавистью уставилась на парней. – Здесь заправочная станция, а не ресторан быстрого питания! Обязательно людей задерживать надо?!

Бензин, наконец, был оплачен, но на выходе ее ждал еще один неприятный сюрприз.

Безуспешно нажимала она кнопку брелка сигнализации: тот пиликал, машина моргала фарами, но двери держала взаперти. Очередь на бензоколонке теперь скопилась за Настей.

– Не открыть? – из стоящего рядом Мерседеса вышел ухоженный молодой человек.

– Меня, видимо, прокляли сегодня, – чуть не плакала Анастасия. Опаздывала уже минут на пятьдесят.

Ряд чудодейственных манипуляций в умелых руках владельца дорогого авто и Настин «Пассат» сдался, блокировка оказалась снята.

– Единственный приятный момент за все утро! – признательно улыбнулась она.

Свободных мест у бизнес-центра не оказалось, припарковаться пришлось от входа метров за пятьсот. Вьюга трепала прическу, швыряла в накрашенное лицо хлопьями мокрого снега. В офис Настя зашла злая и взвинченная.

Кофе выпить она тоже не успела, внеся тем самым разлад в кармическую связь с космосом, – рабочий процесс тут же пошел кувырком. Одни за другими навалились неотложные дела, руководство требовало незамедлительных изменений в отчете, беспрерывно трезвонил телефон на столе, сотрудники, словно науськиваемые Люцифером, отрывали от финансовых документов.

Сосчитать до ста не получалось, и Настя все больше начинала злиться на окружающих.

Анастасия была «хранителем печатей» разных подконтрольных «Технострою» юридических лиц, с полдюжины лежало их в

Настином сейфе. Еще она расписывалась за руководителей упомянутых выше организаций, поскольку числились директорами они только номинально. Это не являлось ее обязанностью, но за подписью коллеги почему-то обращались именно к ней. Настя даже завела себе специальную карточку, на которой «коллекционировала» образцы необходимых ей автографов.

– Распишись мне за Парамонова, – Максим появился в дверях с какой-то бумажкой.

– За него не могу, – недовольно поморщилась Настя. «Союз» зарегистрировали недавно, оригинала подписи Парамонова в ее «картотеке» еще не появилось.

– Настя, подписывай, давай, – когда Максиму было что-то нужно, дискутировать с ним не представлялось возможным. Подавлял окружающих своей колоссальной энергетикой. Ей с трудом удавалось противостоять его непоколебимому упорству.