Он вышел, хлопнув дверью, её душил истерический хохот.

Перед самым обедом, в состоянии такого же безудержного веселья Настя зашла в бухгалтерию.

– Нина Петровна, нам тут ребята из эксплуатации документов кучу притащили, опять расходники какие-то закупали. Вам куда положить, на стол?

– Залить горох, – ответила ей бухгалтер.

– Какой горох??? – не поняла Анастасия. С удивлением оглядела сидящих рядом коллег.

Нина Петровна жила в десяти минутах ходьбы от работы и обедать частенько отправлялась к себе.

– Суп гороховый хочу сварить. Не забыть бы только дома его замочить, – Нина Петровна уложила в сумку телефон. – Залить горох, – еще раз повторила она.

– А хотите, я Вас загипнотизирую? – неожиданно предложила Настя.

– Как это? – Нина Петровна перестала одеваться, недоверчиво посмотрела на нее.

– Забыть про горох! – зловещим голосом начала Анастасия, не моргая, уставилась на бухгалтера, убедительно делая перед собой невообразимые пассы руками. Потом не выдержала напускной серьезности, оглушительно захохотала.

– Да, ну тебя! – махнула рукой Нина Петровна, застегнула пальто, подхватила сумку и решительно вышла из кабинета.

– Забыть про горох!!! – крикнула Настя вслед, продолжая заливаться. Девчонки в кабинете тоже смеялись.

После обеда она снова зашла в бухгалтерию, проверить воздействие собственной магии.

– Я и правда, из-за тебя про горох забыла, – ворчала Нина Петровна. – Теперь мои домашние без супа останутся!

– Я же говорила, что обладаю тайной гипноза! – опять развеселилась Анастасия. – Это потому, что я ведьма!

Домой она вернулась всё в том же благостном расположении. В душе, казалось, расцвела весна, и Настя с удовольствием провела вечер с Глебом и Вероникой, передвигая фишки по столу.

– А, давай поедем с детьми на фестиваль мыльных пузырей? – предложила Анастасия, стремясь улучшить настроение домашним. В периоды душевного подъема старалась осчастливить по возможности всех окружающих.

– Думаешь, им это интересно будет? – колебался Константин, идеи жены вызывали у него порой предубежденное сомнение.

– Конечно! – заверила его Настя, заранее предчувствуя грядущее веселье, все больше заряжаясь собственным энтузиазмом. – Все дети любят пускать пузыри. Разве нет? Тем более что сейчас они не такие уже, как в нашем детстве, и пускают их профессионалы, превращая обычное, казалось бы, развлечение в настоящее колоритное шоу. Их можно гигантскими выдуть или наоборот, совсем крошечными сделать. Создать причудливые геометрические фигуры, очертания предметов, даже силуэт человеческого тела.

Костя, не имевший альтернативных предложений, согласился, и выходные они провели по Настиному сценарию.

Фантазия и сноровка устроителей фееричного действа равнодушным, действительно, не оставили никого.

Глеб с Вероникой, и впрямь, с удовольствием наблюдали необычное красочное представление, наслаждались всеобщим весельем, сами выдували через трубочку разноцветные невесомые шарики, ловили руками огромные легковесные пузыри, созданные первоклассными мастерами.

Настя, сделавшая за день множество удачных фотоснимков, успевшая попозировать внутри гигантской мыльной трубы, осталась довольна придуманной затеей, радовалась ликованию детей, и даже скептически настроенный ранее Константин вернулся домой в хорошем расположении духа.

Жизнь наладилась, и Анастасия пребывала в постоянно нарастающем возбуждении. Скука была позабыта, энергия била через край, в животе порхали бабочки. Ей сложно было сосредоточиться на серьезных монотонных делах, зато снова захотелось взяться за кисть. Настя достала начатую, но давно заброшенную картину.

«Воздуха ей не хватает», – мелькнуло в голове, и краски потекли на холст. Старательно прорисовывая мелкие детали, погружалась в воспоминания о Максиме; за каждым штрихом виделся его образ. Хотелось придумать повод для нового безумства, опять оказаться в его руках, почувствовать тепло его тела.

– Вот теперь жизнь появилась, – Костя заглядывал через плечо. – Раньше не хватало чего-то…Эмоций каких-то. Мы так скоро выставку твою откроем, – улыбнулся он.

Настя морщилась, но не отрывалась от полотна. Муж мешал ее фантазиям, сбивал с нужного лада, она чувствовала, как портал воодушевления начинает опять закрываться.

Для работы ей всегда требовалось вдохновение. Настя поняла это еще в институте, когда писала курсовые работы. Могла неделями биться над одной главой, но мысли, словно издеваясь, разыгравшимися мартышками перескакивали одна через другую, слова отказывались складываться в предложения.

И вдруг, в неожиданный момент приходило озарение, словно луч яркого света врывалось в глубины затемненного сознания. Фразы потоками текли на бумагу, Настя не успевала их записывать. В какой-то период начала носить с собой блокнот, чтобы успеть зафиксировать интересные суждения, – планшетов и смартфонов во времена ее студенчества не было. Анастасию даже не смущали любопытные взгляды прохожих, удивленно озиравшихся на нее, когда интенсивно строчила что-то в тетрадке, стоя с ней посредине улицы. В моменты подобного вдохновения курсовая работа писалась за два – три дня. Потом окрыление проходило, гасило за собой свет, и в голове на время воцарялась привычная пустота.

Написание картин также не обходилось без посещения музы, в периоды эмоционального подъема Анастасия сутками могла работать без сна и еды. Костя часто ругал ее за подобную увлеченность, одержимость своими идеями, прятал подальше краски и кисти.

Свое первое серьезное полотно создала еще в школе назло приятелю-художнику, страстно ей увлеченному, долго и настойчиво предлагавшему научить ее живописи. Настю, любившую порой демонстрировать превосходство и самодостаточность, чудовищно раздражал покровительственный тон старого знакомого, за кисть она взялась исключительно из чувства непримиримого антагонизма, наперекор здравому смыслу, чтобы досадить профессиональным навыкам друга. Противодействие удивительным образом способствовало раскрытию ее потенциала; к общему их удивлению картина получилась хорошей.

– Неплохо, очень неплохо, – Никита, прищурившись, вертел в руках полотно. Поставив на мольберт, отошел назад на пару шагов.– Задумка интересная. Выразительно выполнено, сочно. Краски подобраны удивительно точно, чувствуется экспрессия, колорит. Тебе, Настя, учиться надо.

Учиться она не пошла, но талант в ней проснулся. Супруг иногда продавал кое-что из ее художества, она не возражала, но писать на заказ отказывалась категорически. Костя называл какие-то суммы, считая их достаточными для подобного уровня творчества, но оценить свои картины в рублевом эквиваленте у Насти не получалось никогда. Они являлись чем-то несоизмеримо большим, чем материальные предметы, участвующие в товарно-денежном обмене. Это были не просто краски, нанесенный на холст, покрытые лаком. Каждое изображение несло в себе частичку творца, ее затраченное время, ее характер, мысли, чувства, переживания. Они не поддавались обычным формулам расчета прибыли, требовали к себе иного подхода.

Все, что рисовала Анастасия, делала скорее для себя, чем для других. Первое полотно подарила родителям, неудачные картины отправляла в изгнание на дачу.

Иногда пробовала что-то новое: писала не кистью, а мастихином, не маслом, а пастелью. Муж, активно поддерживавший каждое безопасное, с его точки зрения, Настино увлечение, обходившееся ему дешевле кодировок и сеансов психотерапевта, предлагал новые варианты рисунков.

Акварель и восковые мелки, баллоны с краской, маркеры и черный грифель, – все эти предметы отлично уживались у нее на столе, прекрасно ложились в умелые руки.

Она успела позаниматься волшебной, чарующей росписью на воде, таинственным процессом, мало знакомым современным обывателям. Изобразила с десяток портретов, составленных из одних прямоугольных фигур, измазала несколько полотен акрилом. Густые краски, стекая по наклоненной поверхности, переплетались между собой, отпечатывались на холсте кусочком фантастической реальности, отражением внутреннего мира творца.