— Карамелька?! Ты серьезно?!
— Карамелька — девочка гордая, но добрая. Прям как ты! Вы найдете общий язык.
Я пыталась отказаться, но Славка шутками-прибаутками накормил меня бутербродами, усадил в машину и повез еще дальше за город.
Все дорогу я волновалась, пока не вышла из машины и не увидела, как женщина в штанах, сапогах и куртке, выгуливает в загоне жемчужно-розовую красавицу с роскошной гривой.
— Карамелька — это Вика. Вика — это Карамелька! — широко улыбаясь, представил лошадку Славка, когда мы подошли ближе. И, пока я любовалась ею, всучил мне морковку и пару кусков сахарка. И откуда только взял? — Иди, поздоровайся. Не бойся, она смирная девочка. — Мягко подтолкнул.
Прежде никогда не имела дела с конями. И сейчас не знала что делать. Но Карамелька, уловив запах вкусняшек, вытянула морду — и все остальное случилось само собой.
Ее розовые бархатные губы нежно брали с моей ладони кусочки сахара, щекотя кожу. Я смеялась. Карамелька всхрапывала, но я ее и впрямь совсем не боялась почему-то.
А потом Слава сказал:
— Вижу, вы подружились. Поэтому нет смысла оттягивать решающий момент. Людмила будет вести Карамельку, поэтому, Вик, бояться нечего. Да и я рядом, — обнял за плечи и повел в загон.
День вопреки всему прошел чудесно. Мы катались, гуляли, устроили небольшой пикник, кормили лошадей. Я много узнала об ахалтекинской породе, к которой принадлежала Карамелька, и покидала поселок с грустью.
На обратном пути мы заехали в простую кафешку, перекусили чебуреками с мясом, сыром, картошкой, как самая обычная пара, а когда под вечер вернулись домой, в спешке собрали чемоданы и помчались в аэропорт.
Весь полет Слава держал меня за руку. И я почти оттаяла — поверила, что все плохое завершилось.
Понедельник выдался рутинным, самым обычным. Если только Вера Павловна и Маринка поглядывали на меня и, едва мы оставались в кабинете одни, начали допытываться:
— Ну как? Что у вас было? Ты сияешь, как солнышко! Рассказывай!
— Потом, — отвечала я и утыкалась в монитор. До обеда времени еще полчаса. Надо придумать что-нибудь романтичное и рассказать любопытным совушкам. Иначе до вечера они не доживут — лопнут от любопытства. И будет сей грех на моей душеньке.
— Викусь! — обратилась ко мне бух. — Коль разлюбезный шеф уехал в банк, думаю, никто не будет против, если на обед мы сбежим пораньше. — И посмотрела на меня красноречиво: мол, и не надейся отмолчаться!
— Может, Вячеслава Андреевича и нет в офисе, но не думаю, что он обрадуется вашей самодеятельности, когда вернется, — заявила высокомерно Агнешка. Хотя ее мнения никто не спрашивал.
— А ты и не ходи. Тебе выслужиться надо, — поддела Мышу Маринка. — Авось получится пять минут тет-а-тета сшефом, и вся жизнь в шоколаде.
Агнешка покраснела. Подозреваю, совсем не от скромности.
Бух фыркнула и встала из-за стола.
— Девочки, идемте. Агния — хорошая девочка, нас заменит. Уверена, шеф заметит ее старания, — и, взяв сумку, поторопила нас взглядом.
— Может, подождем? Всего-то десять минут осталось, — я посмотрела на часы.
— Я тебя умоляю! Лучше уйти раньше и вернуться раньше, чем уйти вовремя, простоять в очереди, отобедать стоя и вернуться с опозданием. Пекарня не резиновая!
Маринка, убежденная железными доводами, встала. Я тоже.
Мы уже взяли сумки, когда по коридору пронеслись громкие шаги.
Они мне сразу не понравились. Слишком резкие, наглые.
— Кажись, клиент идет, — вздохнула Маринка, сожалея, что наш гениальный план накрылся медным тазом.
Мы переглянулись и, не сговариваясь, решили повременить на пару минут. Авось не к нам, и мы со спокойной совестью уйдем на обед.
Однако дама, издавшая конский топот, миновала дверь наших соседей по офису и приближалась к нашей двери.
Я приготовилась к требовательной клиентке, из того сорта, что любят потрепать нервы: почему у упаковки уголок помят, смс-ка не пришла… Когда в наш офис вошла… та самая сучка Карина.
Увидев меня, она остановилась, скривила брезгливое лицо.
— А вот и потаскуха, прыгающая по чужим мужикам. И тут под столом отрабатываешь? Далеко пойдешь — бдсм страпон по твоей морде плачет, воровка! То-то деньги пропали! — прошипела она, будто мы были одни.
Я просто потеряла дар речи, не в силах не то, что слова сказать, промычать. Настолько ошарашена, унижена, подавлена. А еще так стыдно, что хочется сквозь землю провалиться.
— Так и знала! — зашипела змеей злющая Гнешка, цепляясь за стол тощими, похожими на крысиные лапы, руками. Ассоциация была такая у меня и прежде, но сейчас, переполненная злобой, она вылитая разъяренная крыса, у которой из пасти вырвали лакомый кусок.
Когда дело касается любимого мужчины и доброго имени, тут от одной бы отбиться сложно, не то что от двух. Я испугалась и «язык проглотила». Приготовилась, что сейчас меня раздерут, заклюют, но помощь пришла от Веры Павловны.
— Так, рты закрыли! — зычным голосом рявкнула она, женщина волевая, активная, громкоголосая, особенно если ее допекают. Повернулась к гостье и пошла на нее широкой грудью. — Это по вам, барышня, видно, какого вы ремесла. И не кричите — громче всех о краже кричит «вор»! — Бух скривила бровь, брезгливо прищурилось. Мне даже показалось, что ее короткие волосы нахохлились.
— На себя, посмотри, жирное, не дотраханное страшилище! — Карина не стеснялась — поток гадостей лился из нее, как из выгребной ямы. Агнеша довольно хрюкнула, за что сразу же получила ответку. — А ты, уродище прыщавое, косорылое хлебало захлопни! Да тут вообще, паноптикум какой-то! — Нервно и зло расхохоталась. — Да, пал! Очень пал, Славик. На дно! — развернулась, как заправская модель, вальяжно, грациозно и ушла, напоследок оглушительно хлопнув дверью.
Меня трясло, как в лихорадке. От стыда горели щеки. Как же стыдно! Схватив сумку, я рванула к двери и побежала.
Не знаю куда. Просто бежала, чтобы никого не видеть. Очнулась только, когда ощутила, как меня схватили под руки.
— Вика! Тише! Подожди! — голоса Маринки и Веры Павловны дошли до сознания не сразу. Я пыталась вырвать, убежать, но они буквально повисли на мне.
— Дура! Тут дорога! Из-за мужика кидаться? Тьфу! — суровые слова буха немного отрезвили меня. Но как же стыдно!
Снова попыталась убежать — не дали.
— Пойдем, — обняла меня за плечи Вера Павловна. — Как раз обед, а тебе рассказать так много хочется. — Вздохнула. — Тем более что шила в мешке таить уже бесполезно…
Скоро мы сидели в кафешке, за дальним столиком.
Я рыдала, не переставая, и она купила мне коньяка. Понадобилось две рюмки, чтобы я смогла хоть что-то сказать.
Никогда прежде столько не пила. Вот так наверно и спиваются от «счастья».
— Рассказывай, — сверкая глазами, выпалила Маринка. Ее тоже потряхивало, даже руки дрожат.
— Я была с Ним, — призналась я и опустила голову.
— В монастырь что ль ездила? — оторопело уточнила Вера Павловна.
— Чего? А, нет! В Москву, — я закусила губу. На нас и так косо поглядывали. — В смысле, с шефом. В Москве.
Маринка прищурилась и удивленно уточнила:
— Как сотрудница или как, гм, тоже сотрудница, но с более расширенными обязанностями?
— Второе, — покраснев, призналась.
— То-то Агнешка ядом подавилась. А эта-то сучка крашена как вопила! — с восхищением выдохнула Маринка, а Вера Павловна нахмурилась, застучала красивыми коготками по столу.
- Предохранялись? — спросила озабоченно. — Не мое дело, понимаю. Только ты, Вика, пойми правильно, он-то здоров как бык. Но есть вещи, которые могут случиться только с женщиной. И они похуже, чем ревнивая шалава! — от волнения она тоже пригубила коньяка. Из-за произошедшего у нас сегодня у всех ужасный день и препаршивое настроение.