— Пошла вон! — зарычал разъяренно он.

— Ты еще приползешь на коленях и будешь умолять, чтобы я приняла твое колечко. Потому что только я знаю тебя настоящего.

— Пошла вон! А будешь мешаться под ногами — исчезнешь из Москвы и проснешься где-нибудь в Задрижопинске, в коровнике засраном.

— Козел!

Она попыталась еще влепить ему пощечину, но не вышло.

— Лупить будешь своего нового трахаля. Сдрисни, — Слава с силой вытолкнул ее и, гаркнув: — Уведите! — захлопнул стеклянную дверь.

Мы снова остались с ним одни, однако теперь, всего за пару минут, мой мир перевернулся и рухнул. Все таки какая же я наивная дура!

Он и в самом деле козел — избалованный козел!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Вячеслав

Да как Карина попала сюда?! Кто пропустил эту дрянь!? Узнаю — вышвырну с худшими антирекомендациями! Чтоб неповадно было на работе хернеймаяться! Не потерплю предательства, а значит, вся смена уволена. Мой дом — моя крепость.

Понимая, что сейчас произошло, глядя на Вику, смотревшую на меня опять с ненавистью и презрением, я готов был выть от бессилия.

Она сидела передо мной, такая знакомая, желанная и… Да что уж там себе-то глупо врать — любимая. Сначала рабыня для "постельных упражнении", а потом, неожиданно для самого меня, ставшая той особенной, ради которой во мне проснулся гребанный романтизм, как у юнца!

«Вот тебе и романтика, блять!» — от ярости я саданул по стеклу. Но оно крепчайшее, поэтому если и будет трещина, то только в моей кости.

— Сука! — выплюнул я зло. — Извини! — Уже обратился к Вике.

— За что?! — ледяным голосом отозвалась она, почти не своим, таким растерянным. — Ты честно назвал себя Сатиром, подразумевая, что ты козел. А я, идиотка, не верила, — она растянула губы в улыбке, но я видел, что она едва сдерживается, чтобы не расплакаться.

— Вика!

— Барбарис! Целый барбарисовый веник! — произнесла она, и слезы стекли по ее щекам.

— Вика! Это бывшая! Одна из…

— А сколько их у тебя? И сколько из них узнает, что стали бывшими, когда явятся без предупреждения?

— Вика! Мы с ней давно расстались!

В ответ она горько рассмеялась.

— Развяжи!

— Нет! Не развяжу, пока не выслушаешь!

— Что, стоп слово уже не действует?

— Тебе так больно?

— Знаешь, да! Очень. И вправду, такой пикантной боли я еще никогда не испытывала, — слезы уже текли по ее щекам градом.

Когда развязал ленты, она обняла себя руками, прикрывая обнаженную грудь.

Я сел рядом и попытался нежно коснуться, обнять ее, однако она начала вырываться.

— Вик! Викусь! — прижал ее к груди, как можно сильнее. А она разрыдалась так отчаянно, что я почувствовал себя редкостным гондоном и неудачником. Надо же — супер управленец, руководитель, надежда отца… Да я в своем домеоблажался!

Не думал, что все так выйдет. Что Вика окажется такой ранимой и искренней. Другие на ее месте поистерили бы да заткнулись, услышав об отступном подарке. Только с ней такое не пройдет. Вика пожелает презент мне же в задницу затолкать. И что делать? Думай, Слава, думай!

Извиняться сейчас бестолку. Тогда что?

— Как быстро ты забыла историю нашего тесного знакомства, — хмыкнул я, решив, что лучшая защита, это нападение.

Она кивнула.

— Забыла, — и так согнулась, что все позвонки проступили через кожу. Сердце сжалось от жалости. Никогда не думал, что любовь — это огромная жалость, когда готов сделать себе больно, лишь бы любимому человеку не было так тяжело. Я в принципе ни в чем не виноват. Карина-сука сама явилась, увидев, что в доме горит свет, но охрана и прислуга куда смотрели?!

Вика икнула, набрала в грудь воздуха и, всхлипывая, произнесла:

— А… а с чего… ты взял, что я… я что-то… забыла? Ты правда думаешь, что… это… можно забыть? Ты можешь… читать мысли?

— Раньше думал, что да, — кивнул я. — Давай выпьем и поговорим?

— Я бы предпочла перейти к постельным упражнениям и разойтись спать по разным комнатам, — едко выплюнула она.

Я вскинулся, сжал свой кулак так, что побелели пальцы. Вика даже на секунду испугалась, что я ударю ее за дерзость. И от этого его испуганного, как у затравленного зверька взгляда, мне стало гадко. Настолько, как еще никогда прежде.

Пришлось думать очень быстро, куда быстрее, чем на самых сложных переговорах. Я мог бы довести ее до оргазма, запросто. Остатки возбуждения еще блуждают по ее телу, истерика, нестабильное состояние — все это может сработать. Но что дальше? Вика — упрямая девочка и, если она решит закрыться от меня, закрыться от чего-то прекрасного, чего-то замечательного, что зарождается между нами… Никто и ничто не выцарапает ее из панциря.

— Сейчас я развяжу тебя, помогу одеться, и мы выпьем кофе, — осторожно произнес я.

Она промолчала. Но мне не требовался ответ. Сбежать она не сможет, просто потому что некуда. Ночь, машины у нее нет, а пешком идти… Это даже не смешно, а Вика не дура.

Помогать ей с одеждой было сложно. Она дичилась, вздрагивала и слишком часто моргала. Сдерживала слезы? Вероятнее всего.

— Позволь отнести тебя, — тихо сказал я.

— Это относится к отработке? — глухо спросила она.

— Нет.

— Тогда я предпочту дойти сама, — она не смотрела на меня, и это злило.

Больше всего я хотел встряхнуть ее за плечи и… Итрахнуть, да. Я монстр? Возможно, даже вероятно. Но прикол в том, что в моей крови продолжает гулять возбуждение, похоть. Вика была так хороша, пока нас не прервали. Но я могу удержать себя в руках, это не составит для меня труда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍На подходе к кухне мы встретили Ольгу, мою экономку, как ныне модно говорить. Я ради смеха называл ее менеджером по хозяйственным вопросам.

— Ольга, прекрасно, что мы встретились, — широко улыбнулся ей — Какая удача, что в столь позднее время вы не спите. Будьте столь любезны, уведомить весь персонал, что настало время собирать вещи. Сегодня вы все дискредитировали себя передо мной. Вы все — это значит, и вы тоже. Я буду набирать новый персонал в совершенно другом агентстве.

Женщина побледнела. Она прекрасно понимала, с какой формулировкой будет расторгнут контракт.

— Могу ли я как-то вас переубедить? — тихо спросила, заглядывая в глаза.

— Вы можете усугубить ситуацию, — процедил сухо. — Этой ночью меня кто-то предал. Продал, я бы даже сказал. Кому-то показалось недостаточно материальных благ, и этот кто-то решил нажиться еще больше. Но, что самое главное, и вы не можете со мной не согласиться, что этот кто-то продает меня не в первый раз. Я не собираюсь разбираться и искать виноватых. Идите, Ольга, несите благую весть людям.

Я был многословен, зато это позволяло удержать ярость в узде.

— Поняла, — уже бывшая домработница склонила голову и исчезла в темноте.

— Жестко, — хмыкнула Вика, наблюдавшая за нашим разговором не проронив ни слова.

— Карина — мое прошлое, — жестко произнес я. — И заметь, что я не спросил тебя, где твоя девственность.

— Достаточно далеко от сегодняшнего дня, — усмехнулась Вика. — Итак, кофе?

Вика

Кажется, я немного оклемалась. Господи, в каком же виде меня застала эта долбанутая сучка! И как же больно понимать, что Слава… что Вячеслав был с этой роскошной штучкой. Она реально роскошна. Уж не знаю, что там куплено, что накачено, а что пришито — Карина адски хороша.

Я повторялась. Мысль о том, что нас не сравнить, посетила меня еще тогда и не хотела покидать сейчас. Я словно заново слышала свой срывающийся голос, ощущала жажду твердого члена и эту оглушительную пощечину, которой обернулось вторжение чужачки.

«А ты, глупая курица, уже успела почувствовать себя героиней фильма «Красотка», не так ли?» — ехидно поддела саму себя. Размечталась о «долго и счастливо» с этим… Сатиром.