Лара задумалась: а может, действительно смерть настигла Оскара в качестве наказания за нехорошие намерения? Но нет, этого как-то недостаточно, и вряд ли она сама собиралась выводить мораль такого рода. Оскара сгубили не дурные намерения последнего дня, а вся предыдущая жизнь, подчиненная одной-единственной идее фикс.

Как бы то ни было, а разбор, сделанный Лялей, ее весьма порадовал, и Лара ощутила чувство вины за то, что не может ответить тем же. Но стоит хотя бы попытаться.

К середине толстенного тома «Настоящей парижской любви» произошло первое знаменательное событие: предводителя шумной компании прожигателей жизни похитил его злейший враг, увез в дальние дали, чтобы разобраться с ним по-свойски; остальные же представители золотой молодежи, кипя негодованием, отправились спасать товарища. Тем временем похищенный изводил своего врага ледяным презрением, демонстративной скукой и отпускаемыми время от времени саркастическими замечаниями, отчего враг выходил из себя и грозился убить противника немедленно, не откладывая дела в долгий ящик. Только ангельское терпение врага, а также, вероятно, пресловутое лунное затмение, пробудившее в злодее поэтическую сторону его натуры, помогли герою остаться целым и невредимым и дождаться прибытия спасательной экспедиции. Вероятно, злодей и не слишком расстроился, обнаружив, что его скучающий враг дал деру, – он же всё равно не знал толком, что делать со своим утомительным пленником, – но была у антагониста весьма и весьма предприимчивая сестрица, и вот та уже не собиралась так просто сдаваться. Ляля уверяла, что козней той сестрицы хватит с лихвой на последующие несколько томов, – да и в предыдущем томе она отличилась… не хочет ли Лара прочитать начало эпопеи?

«Ну куда деваться, – подумала Лара. – Придется прочитать. Может, наконец и пойму, из-за чего вражда-то, собственно, разгорелась у них?»

Глава 6

Название первой части окталогии – «Незабудковый вальс», – вполне отвечало ее содержанию, ибо герои с первой и до последней страницы порхали с одного светского мероприятия на другое и танцевали, танцевали, танцевали… ближе к концу, впрочем, в бесконечную эту легкомысленность ледоколом врезалась обещанная злодейка, которая попыталась одного из героев отправить на тот свет, коварно поднеся бедолаге чашу с ядом. Впрочем, своевременное вмешательство мудрой тетушки спасло несчастную жертву. Отравительница была разоблачена и бежала с позором в свой злодейский замок, находящийся где-то на краю света. Столь незадачливых злодеев свет еще не видывал.

«Ну, как насчет третьего тома? – спросила себя Лара. – Тут поневоле задумаешься, надо ли и мне самой писать продолжение своей истории. Разве я не всё сказала в первой книге? Всё, что я могла сказать на тот момент… и пока мне добавить нечего, так что, чего доброго, повторяться начну».

Так, собственно, она и ответила на вопрос Ляли о возможном продолжении «Дождемся лунного затмения».

«Я, конечно, еще подумаю над этим, – добавила она. – Но не раньше, чем закончу повесть «Мемуары кота Барри», которую начала вот только что».

«Мемуары, написанные от имени кота – это очень хорошо, – написала Ляля. – Это может быть очень даже интересно. Но как показывает практика, гораздо лучше такие вещи воспринимаются, будучи изложенными в виде назидательных и поучительных писем, адресованных представителю подрастающего поколения. Возьми хоть «Письма кота Баламута». В связи с этим вопрос: как ты смотришь на то, чтобы ввести в повествование юного и несмышленого котика Миурмура, с которым мудрый, многое повидавший на своем веку Барри мог бы делиться жизненным опытом? Бедняга так нуждается в отеческой заботе и разумных советах! Мы были бы очень признательны».

Лара задумалась. Миурмур – так звали Лялиного кота, о котором Лара знала лишь то, что он молод, отличается не в меру завышенной самооценкой и вредным характером, а еще до безумия любит чипсы. Ввести в повествование его? Ну что же… можно попробовать. «Для меня это пустячок, а Ляле будет приятно», – сказала она себе.

И уже спустя пару дней в электронном ящике Ляли лежала первая глава «Мемуаров Барри», в которой состоялось судьбоносное знакомство Барри и Миурмура. Миурмур, испуганный грозным и неприступным видом старшего собрата, еще не подозревая, что за этой внешней суровостью и грубоватыми манерами скрывается щедрое и великодушное сердце, воображает, будто настал его смертный час и, дабы спасти свою шкуру, начинает вести себя льстиво и угодливо. Резкое замечание Барри, однако, задевает его самолюбие, и вот уже юный хитрец пыжится, напуская на себя важность, похваляется богатой родословной и выдает себя за отпрыска королевских кровей. Заканчивалась глава тем, что Барри взял врунишку под свое покровительство.

Лара сопроводила эту главу письмом с подробным комментарием, словно бы оправдываясь перед Лялей за то, что выставила ее кота в не самом выгодном свете. «Понятия не имею, почему так вышло, – написала она. – Оно само стало так разворачиваться, я лишь записывала то, что пришло…»

Но Ляля, против ожидания, ничуть не обиделась. Более того, она жаждала немедленно читать продолжение истории, и осчастливила Лару десятком фотографий Миурмура в разных ракурсах, а также подробной его биографией.

«Это тебе для вдохновения, сестра! – написала она. – Твори! Мы ждем с нетерпением – я и Миурмур. Удивляюсь я тебе: как ты можешь одновременно читать и писать? Юлий Цезарь позавидует такой способности! Я так не умею. Правда, пыталась, но потом с удивлением обнаруживала у себя в тексте чужие мысли, слова и интонации. Видимо, я чересчур восприимчива.

И как точно ты описала поведение Миурмура при встрече с более крупными и сильными котами, и даже кошками, которые превосходят его в размерах! Он ведь именно так и ведет себя: опускает очи долу, пригибается к земле, стелется, как гусеница… И что он много о себе воображает – это тоже правда! Хотя я думала, что его честолюбивые притязания ограничиваются титулом маркиза, а вот поди ж ты…»

Следующую главу кошачьих мемуаров Ляля восприняла заметно прохладнее – Миурмур в ней отошел на второй план, а Барри принялся повествовать о своих предках.

«Ну как Барри мог так запросто признаться, что его дед – обычный полосатый Васька? – недоумевала Ляля. – Это же уму непостижимо! Да уж, рассказывать – это совсем не то, что писать. Этак можно ненароком сболтнуть и то, что совсем не желал бы обнародовать. Увлекся Барри, сразу видно!»

«Но его дед вовсе не обычный полосатый Васька, – вступилась за кота Лара. – Да, он был дворовым котом, но очень смышленым, а трудные условия жизни лишь способствовали развитию его природного ума. Барри ничуть не стыдится, и даже напротив, гордится своими генами, полагая, что унаследовал живой ум своего дедушки…»

«Ну хорошо, допустим, – ответила Ляля. – Но почему же в этой главе нет ни слова о высокородном папá Барри, этом красавчике с сапфировыми глазами? Ведь он же был необычайно хорош собой, я не ошибаюсь? Что же это за концовка главы такая – «я родился», да и всё? Нет, так дело не пойдет!»

«Но, боюсь, дело обстояло именно так, – снова принялась оправдываться Лара, которая о «высокородном папá» Барри не знала ровным счетом ничего. – Его роль чисто эпизодическая. Американцы в таких случаях говорят «неизвестный Джон Доу»; ну а в кошачьих метриках значится абстрактное «Василий Васильевич Васькин». Что же касается внешности, то Барри как две капли воды похож на свою бабушку…»

Оправдываясь таким образом, она чувствовала себя довольно глупо.

«Правильно ли я поступаю, рассказывая историю Барри «как есть»? – задумалась она. – Что это – правдивость или недостаток воображения? И кому она интересна, эта правда? Почему бы не приукрасить?»

«Да потому что это была бы история совсем другого кота, а мне бы хотелось написать именно о Барри», – тут же ответила она сама себе.

Но странное дело: работа над книгой стала продвигаться всё медленнее и неохотнее. Ляля между тем требовала продолжения с удивительной настойчивостью.