Что не мешало ей, впрочем, приукрашивать собственные впечатления от прочтения «Настоящей парижской любви» – для блага Ляли и для собственного спокойствия. Здесь правило «лучше горькая правда, чем сладкая ложь» почему-то не работало, зато, как это часто бывает, срабатывал принцип «Кукушка хвалит Петуха за то, что хвалит он Кукушку».

«Вряд ли Ляля выйдет в финал, – думала Лара. – На месте чтецов, отбирающих рукописи, я бы ее отсеяла. Надеюсь, у меня всё же поинтереснее. Вон как бодренько читает! Скоро до конца доберется, тогда как я всё еще не дошла до завязки сюжета. Если, конечно, у нее задуман хоть какой-то сюжет».

И Ляля, разумеется, дочитала раньше. Если ее и разочаровала развязка, виду она не подала.

«Да, в самые жадные руки сокровища не даются, это необъяснимый, но верный жизненный закон, – писала она. – Ты, во всяком случае, этого не хотела. Я тебя понимаю. У меня в романе «Переполох в джунглях» герои как раз сокровища искали, мы всё это уже проходили. Странно, что читатели обычно возмущаются: зачем ты убил того или этого? Как будто у нас есть выбор!

Но я одного понять не могу: зачем он вообще полез в эту ловушку? Ну ладно, то, что драгоценный камень фальшивый он, допустим, не увидел, но предупреждающую-то надпись ведь мог прочитать? На родном же языке написано! И вообще, мог бы с «нашими» заключить соглашение и вместе искать».

«Этот человек искал сокровища более десяти лет, – ответила Лара, – и никак не мог остановиться. Вряд ли его смогла бы вразумить какая-то там надпись, даже если бы он ее и прочитал. Но, думаю, и не заметил даже. Всё затмил блеск драгоценного камня, Оскар, едва его увидев, уже глаз не отводил и непроизвольно потянулся к нему рукой… Так всё и случилось.

И если бы Оскар даже заключил соглашение с «нашими», то всё равно вряд ли стал бы выполнять условия этого соглашения. Видишь ли, Оскар считал, что только он имеет право владеть этими сокровищами, именно потому, что посвятил их поиску огромную часть своей жизни. И к пещере с подсказкой он привел героев в надежде, что они как знатоки астрономии сумеют разгадать таинственный шифр, где нужно учитывать движение планет на небе, – а там уж он воспользуется результатами их труда… даже если прежде придется пойти на преступление.

Очень странно осознавать, что если бы не случайное упоминание о лунном затмении, то судьба Оскара могла бы сложиться совершенно по-другому. Ведь только подслушав разговор о затмении, он понял, что Джеймс – астроном, а значит, вполне может разгадать астрономический шифр из пещеры. Так что затмение сыграло в его судьбе роковую роль».

«Я думаю, затмение сыграло в судьбе Оскара роковую роль еще и потому, что он сам его не видел! – написала в ответ Ляля. – Мой-то злодей узрел, и видишь, как преобразился? Родная мать не узнает! И противостояние как-то сразу закончилось, и разговор перешел в мирное русло… так и для Оскара всё могло быть иначе.

Могло, но не стало, ибо невозможно наставить на путь истинный героя, если он из всех возможных вариантов развития сюжета упорно выбирает самый наихудший.

Я сейчас попытаюсь изложить свою концепцию судьбы, а также сформулировать свое отношение к ней. Как мне представляется, есть некий сценарий, написанный всеобщим Автором, и сюжетные повороты этого сценария, как правило, заранее нам неизвестны. И сценарий не фатальный, я думаю, а живой! Всеобщий Автор, разумеется, руководствуется благими намерениями и хотел бы всё устроить как можно лучше, но мы, люди, ведем себя подчас совсем как литературные герои: сопротивляемся, брыкаемся и постоянно норовим свернуть не туда. Спустя некоторое время, оглядываясь назад, мы видим довольно стройную картину, можем увидеть и развилки на пути, и понимаем, где именно ошиблись в выборе направления. Легче всего заметить такие вещи, конечно же, режиссерам, писателям и иже с ними, потому что они и сами творят по той же схеме, и в своей работе неоднократно сталкивались со своеволием персонажей. Многие, впрочем, отрицают наличие всякого сценария; те же, кто в него верит, обычно называют «судьбой»…

Чтобы облегчить нам путь, повсюду щедро разбросаны самые разнообразные знаки. Но есть среди них и ложные ключи, так называемые «ловушки». Сунешься туда – и голову откусят не хуже, чем Оскару. Как же быть тогда, как отличить истинные знаки от ложных? Думаю, в погоне за ними не стоит уподобляться твоему Теду – ты помнишь, как он доверял всякой своей мысли, и как в итоге выходило смешно всегда! Лучше, сталкиваясь с очередным «судьбоносным знаком», сделать вид, что в упор ничего не замечаем, и тогда настоящие знаки начнут всё настойчивее лезть в глаза, дублироваться так или иначе, стараясь привлечь к себе внимание. И тут уж надо не зевать, а, подобно твоему Джеймсу (молодец он все-таки!), оперативно подсекать рыбку!

Ну, что скажешь? Это мои мысли, можешь не соглашаться, конечно, но мне интересно, что ты сама думаешь по этому поводу?»

Лара пришла в восторг. Теория, изложенная Лялей, показалась ей настолько складной и продуманной, что даже и прибавить было нечего. Оставалось только удивляться, почему Ляля, имея в своем распоряжении такой блестящий логический аппарат, способная разрабатывать целые философские концепции, пишет столь невыразительные и водянистые романы. Даже обидно. И снова вот это ощущение: как будто два разных человека пишут…

«Очень здорово ты это сформулировала, – ответила она Ляле, – мне бы самой так никогда… Впрочем, мне пришло в голову, что и ловушки, наверное, попадаются не просто так, и не для какой-то особой проверки на жадность или стойкость. Взять хотя бы того же Оскара. Он уже много лет упорно шел по пути не развития, а деградации, и ни за что не остановился бы, если бы не вмешалась какая-то внешняя сила. Или, возможно, все эти годы в нем постепенно росло, накапливалось подсознательное желание прекратить всё это, так что он и шагнул навстречу своей смерти уже просто неосознанно, – кто знает? Но его гибель не была напрасной. Ведь Теда еще можно было спасти, и, прочитав дневник Оскара, он увидел в нем, как в зеркале, все свои недостатки, и свою дальнейшую судьбу, какой она сложится, если ничего не менять. Это и подтолкнуло его к решению прекратить дальнейшие поиски сокровищ, вернуться домой и даже поступить в университет, чтобы получить наконец приличную профессию. Хватит, мол, напрасно прожигать жизнь!»

«Отличное дополнение, сестра! – написала Ляля. – Не в первый раз уже убеждаюсь: вместе мы – сила!

Насчет Теда… М-да, тяжелое у него было потрясение, если он решил настолько взяться за ум. Впрочем, свежо предание… Против жажды приключений не устоит никто, раз уж есть такая склонность!

Но относительно того, что такие путешествия пробуждают тягу к знаниям… бывает. Ты будешь очень сильно смеяться, сестра, но… «Настоящая парижская любовь», самый конец.

Между тем я уже дочитала. Да, издательства что думают, молчат? Ничего, это у них предновогодний завал. Достанем!

Впрочем, концовочка хороша… Молодцы ребята! Виатрикс единственная совершенно не изменила себе – вот что значит цельная личность! Но у остальных-то произошли такие серьезные перемены в мировоззрении, что просто диву даешься…

Дневник Оскара Фоули – это «выход за рамки»; благодаря этому новому ракурсу на все приключения «наших» смотришь иначе, они сами на себя смотрят иначе, когда осознают, что, оказывается, за ними наблюдали всё это время, да еще и описывали их действия в книге (а дневник ведь, по сути, это та же книга). Тяжесть того, что, как мы уже знаем, неизбежно должно случиться в конце, всё время давит и давит во время чтения дневника, но без него это был бы уже совсем другой роман. Ужасно, что так получилось; я снова и снова убеждаюсь, что мне жалко Оскара. Мне он всегда казался не злым, я даже удивилась, когда он вдруг решил «убрать всех свидетелей». Но это и была его роковая ошибка, за то и пострадал.

Я собиралась в конце перейти к критике, но так и не нашла повода, мне всё понравилось. Нет, даже нельзя так сказать: я увлеклась и сама лично пережила всё, что происходило в романе. Теперь вот смотрю на карту мира, мысленно следую маршрутом героев, и так живо представляю себе все их приключения… И на остров, где они сокровища искали, смотрю так, словно сама его открыла. Так не хочется расставаться с ними! А что ты думаешь о продолжении, возможно ли оно? К сожалению, произведение кажется завершенным, и вполне может закончиться там, где закончилось, но… вдруг у тебя есть какие-то мысли?»