«И все-таки хорошо, что я предложила делиться впечатлениями по мере прочтения романа, а не по итогу. Всегда можно найти, за что похвалить».
Сегодня в книге у Ляли, скажем, подавали медальоны из говядины, кольца кальмаров в белом вине, клубничный крюшон и белоснежное бланманже на десерт. «Обед был просто великолепный! – рассыпалась в комплиментах Лара. – Кормят вкусно, как всегда. А завтра мы с твоими героями пойдем в оперу. Я в предвкушении».
Правда, уже на следующий день ей пришлось посмеяться над преждевременностью своих выводов. Ни в какую оперу герои не пошли, хотя, надо отдать им должное, собирались, собирались долго и тщательно. Но так уж вышло, что один из персонажей вдруг обратил внимание на то, что «культурная программа» и, в частности, пресловутый поход в оперу, был навязан честной компании некоей тетушкой Магдой. «А кто такая эта тетушка Магда, и с какой стати она решает, как мне проводить мой досуг?» – строптиво воскликнул он.
В этот момент компания раскололась. Одни поддержали «культурный бунт», другие не видели ничего страшного в том, чтобы все-таки посетить мероприятие. Это был первый конфликт в Лялиной книге, произошел он на сто двенадцатой странице, но Лара напрасно надеялась, что повествование после этого хоть немного оживится. После непродолжительной борьбы революция победила. Никто не пошел в оперу, и конфликт был исчерпан.
«Ну что же она так скучно пишет? – досадовала Лара. – Скучно и длинно. Жалко-то как».
Письма от Ляли, впрочем, читать было куда интереснее. Иногда даже возникало ощущение, что их пишет совсем другой человек. «Возможно, всё дело в том, что романное пространство слишком огромно для Ляли, – подумала Лара. – Сказать-то ей, по сути, и нечего. Ну, ничего такого, что стоило бы растягивать на целый роман».
Вскоре, однако, выяснилось, что Ляля это свое «ничего» растянула не то что на целый роман, а на многотомную сагу, и Лара сейчас читает, оказывается, второй том эпопеи. Кроме «Настоящей парижской любви», были еще «Незабудковый вальс», «Большая гавайская прогулка», «Переполох в джунглях» и еще несколько, судя по названиям, масштабных мероприятий. Лара заметно приуныла.
«Видимо, нужно будет попросить почитать и всё остальное, – думала она. – Иначе кто же поверит, что мне понравилось?»
«А может, – мелькнула мысль, – сослаться на то, что много работы? Тем более что и впрямь намечается небольшой аврал…»
Формально Ляля была готова услышать и принять любое мнение. «Ибо кто тебе еще скажет правду, как не сестра?» – написала она. Но тут же, словно позабыв про этот расхожий штамп, добавила: «Но я всё равно надеюсь, что тебе понравится…» – и Лара ну никак не могла ее разочаровать. Словно предвосхищая возможные нарекания по поводу изобилия грамматических ошибок, Ляля и сама посетовала: «Ты уже, наверное, заметила, что мое слабое место – это странствующие запятые и ужасные ползучие тире, которые имеют свойство появляться в самых неожиданных местах. Долгое время я боролась с этой их особенностью, но, боюсь, они живут своей жизнью и вываливаются на бумагу, когда им вздумается, а вовсе не тогда, когда следовало бы. Извини».
Что на это можно было ответить? И Лара великодушно заверила Лялю, что ничего страшного, чтению это абсолютно не мешает, ибо – ох, опять эта маленькая ложь во благо! – «повествование настолько увлекательное, что на мелочи и внимания не обращаешь».
И тут же убеждала себя, что это действительно мелочи. «Не так уж важно, что и как Ляля пишет. Главное, что человек-то она хороший…»
А кроме того, Ляля читала ее роман «Дождемся лунного затмения», и писала такие подробные отзывы, каких Лара уже не чаяла получить от кого бы то ни было. Через все эти отзывы, однако, красной нитью проходил мотив «мы с тобой одной крови», и, похвалив Лару, Ляля обязательно вставляла: «Вот и у меня было так же в «Незабудковом вальсе», «вот и мои герои точно такие же», «ах, как мне всё это близко!» Лара и сама не заметила, как включилась в эту игру, чтобы сделать Ляле приятное.
«Сцена с гремучей змеей – мастерская сцена! – писала, к примеру, Ляля. – В моем романе, который ты сейчас читаешь, есть очень похожий эпизод, где по сюжету полагалось испугаться, и весьма, а моя героиня Аманда и ухом не повела!».
«А кто послужил прототипом для Аманды? – полюбопытствовала Лара. – Может быть, ты сама? Моя Виатрикс похожа на меня лишь отчасти, она гораздо более смелая и решительная, чем я, но вот с твоей Амандой у них много общего, как считаешь?»
«Прототипом для Аманды послужила сама Аманда, – отвечала Ляля. – Хотя понятно, что каждый автор выбирает героев «по себе». Но с Виатрикс они просто неприлично похожи, тут ты права. По некоторым их высказываниям, по призывам не сожалеть о том, чего не воротишь, можно… ну, я не знаю… часы сверять. Пусть это выражение и не совсем в тему, но, думаю, ты поняла, что я хочу сказать».
«Меня восхищает Саймон, – в следующий раз написала Ляля. – До чего милый мальчик! Где бы моим героям его возраста набраться такого послушания и скромности? У меня гораздо больше диких и крайне опасных, прикидывающихся ангелочками до поры до времени – это стиль, близкий Виатрикс.
Очень мне нравится момент, когда Саймон с Джеймсом рыбачат, а потом Саймон оборачивается и видит темный силуэт на горе, который тут же исчезает… Кто же этот загадочный черный человек?
Тед славный, я сразу поняла, что с ним будет весело. Только мне его жалко. Зря остальные его обижают, вечно посмеиваются над ним и не принимают всерьез… ну, он же такой импульсивный, так легко увлекается, его охранять и беречь надо! Да, он очень шумный, но он же добрый. И что Генри его всё время подначивает? Он не такой уж взрослый и благоразумный, каким хочет казаться, иначе не изводил бы Теда своими насмешками».
«Ох, эти двое в свое время доставили мне немало хлопот, – пожаловалась Лара. – Они постоянно пререкались и подтрунивали друг над другом, а однажды, когда я их намеревалась отправить вместе рыбачить на Змеиную отмель, то и вовсе чуть не подрались… в итоге разбежались в разные стороны, и это спутало мне все карты».
«Но это же замечательно, что герои живые! – отозвалась Ляля. – Думаю, именно поэтому они всем могут казаться в чем-то знакомыми: и похожи на кого-то, и сами по себе. И ты воспринимаешь их живыми, это заметно. Виатрикс совершенно права: до взрослых им всем далеко, нечего даже и притворяться! Как она здорово сказала: «Не хочу взрослеть!» Совсем как Пеппи. Или как Питер Пэн. Действительно, нет на свете хуже диагноза, чем стать взрослым! Это так ужасно!
Слушай, я тут волнуюсь: раз ты говоришь, что сюжет выстроен не твоей волей, и герои упрямо гнут свою линию, как бы ты их ни подталкивала в нужном тебе направлении… в общем, я всё отчетливее узнаю свой любимый мотив, любимый еще со времен Остапа Бендера и «благородных жуликов» О.Генри – «марш обреченных», как я его называю. Знаешь, это когда всё задумано и выстроено так гениально и удачно, что просто не может не сработать, но… сокровища не даются в руки, ускользают в самый последний момент! А если все-таки даются, то только после чудовищной жертвы какой-то… но гибель кого-то из твоих героев я исключаю, они не должны пострадать непоправимо. Значит, выживут. Но тогда сокровища… ну, не знаю, в чем тут дело, но для них хэппи-энд скорее – остаться в живых и благополучно ноги унести с этого острова! А может, что-то найдут, но сундук окажется пустым, в нем лишь зацепка на будущее? Только не подсказывай! Я смотрю на количество оставшихся страниц и понимаю, что искать им еще и искать…»
Глава 5
Ларе было приятно, что Ляля так переживает за сокровища. Хотя и странно. Почему ей так важно, чтобы их нашли? Не расстроится ли она, когда дочитает до развязки? И как она отнесется к гибели Оскара Фоули? Пусть Оскар и не принадлежит к числу основных героев, но он провел на острове в поисках пиратских сокровищ почти треть своей жизни, и судьба его Лялю, возможно, огорчит. Тогда придется признаться: хотелось, с самого начала хотелось осчастливить и обогатить героев, но не получилось. Действительно, всё пошло совсем не так, как планировалось. Но жалеть тут совершенно не о чем – всегда лучше правдивая и выстраданная концовка, чем искусственно сконструированная для блага героев и спокойствия читателя. Уж в этом Лара твердо была уверена.