– В архив полицейский залез.

Бомж присвистнул, придвинулся к Максиму и зашептал:

– Эвон как. Я думал, украл чего. Что ты там забыл? Да не боись, здесь все свои. Одна голова хорошо, а две – сам понимаешь. Мы на пару с тобой что-нибудь сообразим. Давай, не ломайся ты, как девка. Говори, не молчи.

– Да я хочу с призраком разобраться! Он детей убивает. Его надо остановить! – выпалил Максим.

– Ты мне баки-то не заливай! Говори, как на духу!

– Да это правда! Я не вру!

– Ну, не хочешь – дело твое, – бомж обиженно отвернулся.

Максим лег на скамейку. Эх, рюкзак бы под голову! Ничего, и так сойдет.

В лицо ударил запах перегара.

– Слышь, парень! – бомж тронул Максима за плечо. – Ты не первый раз в кутузке, что ли? Спокойный, как полено. Натворил-то чего? Не молчи! Облегчи душу!

– Да говорю же, в архив залез. Надо узнать, где могила этого призрака. Вернее, его тела. Короче…

– Ну тебя. Сам выбирайся, как знаешь.

Щелкнул замок, и уже знакомый красноглазый капитан куда-то увел бомжа. Наверное, на допрос. Не в ресторан же!

Максим засмеялся сам себе, закрыл глаза и уснул прямо на жесткой скамье. Он, что было сил, бежал по длинному коридору за темным силуэтом ребенка. Малыш юркнул в боковую дверь, лязгнула сталь, и незнакомый голос выкрикнул:

– Гражданин Безымянный! На выход!

Максим открыл глаза. Над ним нависла массивная фигура полицейского. Из-за его широкой спины выглядывал капитан-крыса.

– Давай, собирайся! Быстрее! – торопил он.

Полицейские отвели Максима на второй этаж и втолкнули в кабинет. За полированным столом, улыбаясь уголками тонких губ, развалился в кресле полковник ФСБ Александр Фирсов.

– И как же ты, Максим, все «наседке» выложил? Ты же у нас телепат! – сказал он вместо приветствия, приказал капитану остаться и указал на стул.

Максим осторожно присел на краешек и вздернул плечи:

– Да я же всегда говорил, что у меня нет…

– Не мели вздор! – хлопнул по столу Фирсов. Улыбка исчезла с его лица.– Ну! Говори!

– Ваш… гм… осведомитель ни разу не солгал. Что мне от него скрывать? – Максим не сдержал улыбку. – К тому же чистосердечное признание облегчает вину…

– Но удлиняет срок. Дальше.

Максим рассказал все, умолчав лишь о том, что ходит в Зону. Незачем полковнику знать о его самовольных вылазках. И, кажется, Фирсов поверил. Его лицо застыло бесстрастной маской, толстые пальцы едва касались полировки стола, но глаза светились нетерпением и неподдельным интересом.

Едва Максим закончил, полковник достал из ящика стола бланк и ручку:

– Вот что. Дуй в архив. Ищи все, что нужно. Допуск я тебе выдам.

– Сначала пусть мне выдадут ремень и шнурки.

– Разумеется, – Фирсов заполнил бланк и протянул его Максиму. – Передай это в архив, пусть сделают запрос в транспортную полицию. Сначала найдем девочку.

– Почему?

– Не тупи! Сам же сказал: ее сбило поездом! Таких случаев полтысячи в год на всю страну! А с малолетками и того меньше.

Красноглазый капитан проводил Максима в архив.

– Если я понадоблюсь, товарищ Безымянный, я в вашем распоряжении.

– Вот это да! У меня есть собственный капитан полиции! Можете немного подождать?

– Конечно.

Максим протянул бланк запроса девушке в очках. Она что-то набрала на компьютере и тут же ответила:

– Готово. Всего в базе данных транспортной полиции города есть три погибших на железной дороге Марии.

Принтер зажужжал и выплюнул три листа бумаги.

– Так быстро! – изумился Максим. – Я бы даже не успел выпить кофе.

– Мы все-таки в двадцать первом веке, – девушка укоризненно покачала головой и протянула распечатки.

Первый лист Максим отложил сразу. Со второго, улыбаясь во весь рот, смотрела девочка с короткими, торчащими в стороны, косичками. Мария Никифорова. Девочка-призрак, мертвая одноклассница несчастного мальчика.

– Она! Она! – едва не заплясал Максим, глянул на полицейского и умолк, не в силах произнести ни слова.

Капитан уставился на фотографию. Красные глаза, казалось, ярко вспыхнули на побледневшем лице. По комнате пронеслась волна тревоги. Так беспокоятся только о собственных детях!

Через секунду полицейский овладел собой и глухо произнес:

– Эта девочка есть на школьных фотографиях отца. Эксперты-федералы выяснили, что самоубийства совершают внуки тех бабушек и дедушек, которые когда-то учились в одном классе. Но до причин докопаться так и не смогли. С тех пор я почти не сплю. У меня же двое детей. Сын и дочь.

– Почему ты мне сразу не сказал?

– Я не верю в призраков… не верил, пока не увидел досье. Да я и полковнику доложил только потому, что псих в архиве – случай из ряда вон выходящий. Он как твою фамилию услышал, здорово взъелся. Этого, говорит, быстро ко мне. Дыма без огня…

– Погоди-ка, – прервал Максим собеседника. – Как зовут отца?

– Моего?

– А чьего еще? Своего я и так знаю.

– Олег. Олег Шнырев. Я же Михаил Олегович.

Максима словно ударило током. Он схватился за голову, застонал и спросил:

– Самый отчаянный хулиган в классе?

– Да. Кажется, я понимаю, почему спасовали федералы. Они же материалисты до мозга костей!

Максим распахнул дверь:

– Поехали!

– Куда?

– На кудыкину гору! К тебе домой. Фотки смотреть.

Шнырев жил в пятиэтажке рядом с военным городком. Полицейский УАЗ-«бобик», натужно подвывая двигателем, вполз во двор и остановился на стоянке. Водитель-сержант распахнул двери. Максим вслед за капитаном поднялся на четвертый этаж и вошел в квартиру.

– Не разувайся, – буркнул Шнырев. – На улице не грязно.

За письменным столом сидела стройная девочка-подросток. Она что-то шептала и сосредоточенно выводила в тетрадке ровные буквы. Чуть вытянутое юное лицо, подведенные глаза, темные брови. Волосы собраны в хвостик. Почти красавица. Неужели она следующая?

– Папочка, ты так рано? – удивленно спросила девочка.

– Юль, я ненадолго. У меня дела, – ответил Шнырев и бросил Максиму: – Идем на кухню. Моя дочь готовится к олимпиаде по русскому языку. Не будем ей мешать.

– Она победит, – едва слышно прошептал Максим. Шнырев его, похоже, не услышал.

Капитан вскипятил чай и налил две чашки. Максим, не чувствуя вкуса, залпом выпил обжигающий напиток. Тело прошиб пот, футболка мгновенно промокла. Несколько солоноватых капель скатились на стол и расплылись на скатерти.

– Я сахар не успел положить, а ты все выхлестал! – укоризненно покачал головой капитан.

– Пить хочется. Жара ведь. С утра во рту – ни капли. Фирсов как-то не догадался…

Несколько секунд Шнырев смотрел на Максима круглыми глазами. Наконец, он прокашлялся:

– Ты что, все это время терпел? Мог бы, пока в КПЗ сидел, попросить воды!

– Да кому я нужен…

– Отписывайся потом за труп! Нас бы шеф во все дырки…

– С этого и надо было начинать! – хохотнул Максим. – Вот она, цена вашей заботы! Фотки тащите!

Шнырев наполнил еще одну чашку и принес фотоальбом. Максим, прихлебывая чай, перевернул несколько картонных листов с прикрепленными к ним пожелтевшими снимками. Наконец, он нашел то, что искал: фотографию пятого класса с подписями вокруг улыбающихся детских лиц.

– Это мой отец, – ткнул капитан в лицо веснушчатого мальчугана с темным провалом на месте передних зубов. – Подрался. Хорошо хоть, не коренные выбили.

– Странно, – сказал Максим. – Вроде Иван – самое распространенное имя. А в классе он всего один. Иван Архипов.

С фотографии печально смотрел самый обыкновенный мальчик. Прямые нечесаные волосы, ровная, едва заметная линия тонких губ. На лице застыла смесь напряжения и страха. Весь вид несчастного ребенка говорил, что жизнь причиняет ему невыносимые страдания.

– Жаль, у него не было пистолета, – вырвалось у Максима.

– Почему? – Шнырев даже подскочил.