Утреннее солнце, отыскав брешь в кроне векового дуба, коснулось грубого лица спящего под ним мужчины. Приоткрыв глаза, он тяжело выдохнул и потянулся, расправив крепкую спину. Рядом спал худощавый старик, с головой зарывшись в потертую волчью шкуру. Где то неподалеку раздавались мерзкие карканья растревоженных ворон. Мужчина, разминая шею, взглянул на сопящего рядом седого старика, затем перевел свой колючий взгляд на остывающие угли костра. Огонь, оберегавший их от хищников всю минувшую ночь, зачах, и уже не только не защищал, но и не грел. Сквозь зубы, выругавшись, мужчина приподнялся, и стал всматриваться в чащу, откуда доносилось карканье. Где то совсем рядом, раздался треск сухой ветки, сломавшейся под чьей- то неосторожной ногой. Мужчина вскочил на ноги и выпрямившись во весь свой не дюжий рост, ловко достал из набедренных ножен широкий нож.

– Остап, это я!– послышался голос из зарослей, сквозь которые показалась фигура плечистого, тучного здоровяка, размахивающего тушкой зайца. – Проверял силки у нор. У нас нынче мясной день! Скалясь глупой улыбкой, в которой не хватало зубов, радостно протянул он.

–Какого черта, ты ушел Фома?! Мы вроде договорились, двое спят, один сторожит. И за костром следит! – Недовольно раздувая ноздри, и пихая башмаком погасший уголь, заметил Остап.

–А чего, потух что ли? – обеспокоенно спросил здоровяк, и бросив на траву обмякшего зайца, поспешил к кострищу. – Вот ведь дела, только что дрова подбрасывал. – Раздувая угли, виновато оправдывался Фома.

–Ты так жрать захотел, что бросил все и пошел за дичью?

–Дык, я быстро же. Ну, отошел по нужде, заодно дай думаю, проверю силочки.

–А если б нас зверь задрал? Горевать, небось, не стал бы? – Прищурившись, бросил толстяку Остап. – На радостях сожрал бы зайца и довольный двинулся в деревню, рассказывать как героически уцелел в бою с волками… – Зло добавил Остап.

–Тьфу, на тебя. Желчный ты человек.– С обидой произнес Фома.

–А ты раздолбай!! – Недовольно вскипел охотник. – В следующий раз как буду в дозоре, вымажу тебя диким медом, пусть на тебя взгромоздится медведь, и как следует….. вылижет.

–Остап, полно тебе брюзжать.– Раздался сонный, скрипучий голос, из-под собачьей шкуры.

–Доброе утро Степаныч! – повернувшись к старику, сказал раздувающий угли Фома.– Остуди ты этого скрипушника. Всю плешь мне проел своими ворчаниями.

–Ты еще жаловаться вздумал?!– Сведя недовольно свои черные брови, буркнул Остап. – Иди вон освежуй зайца. Я сам костром займусь. Дуешь, дуешь тут, вся башка в пепле уже, а огня так и не развел.

Здоровяк цыкнул языком, кинул палку, которой ковырялся в углях, и тряся пузом, недовольно направился к зайцу.

Остап отодвинул неуклюже сложенные Фомой ветки, собрал угли в кучу, набросал поверх угольков сухого мха, и раздул огонек. Через пару минут, по всей округе стали раздаваться приятные потрескивания горящих дубовых веток.

Остап заворожено смотрел на огонь, неторопливо поглаживая закопченной ладонью жесткую черную бороду. Я зыки пламени, отражаясь в его угольно черных глазах, отплясывали свой магический танец, увлекая его все глубже в лабиринты размышлений.

–О чем задумался Остапушка? – подсаживаясь к костру, по-отечески ласково спросил старик.

– Да все о том же Степаныч. Никак покоя не дает вопрос, почему наши бабы вдруг нести перестали. Ведь в ваше время все было иначе. И вдруг перестали… Будто проклял кто. За тридцать лет ни одного дитя не народилось.

–Да. Не народилось.– Угрюмо согласился старик.

–Если так дело пойдет, поселение наше опустеет. Наверное, зря мы тут в лесах хоронимся. Может там за хребтом не так все и плохо. – Кивнув в сторону горной гряды, сказал Остап.

–Да неужто ты думаешь, что мы старики, прихоти ради вас молодых за хребет, да за болота не пущаем? Еще наши деды в те места хаживали. Кто за болота ходил, возвращались больными, и умирали. И еда, и вода там отравленная. И животные уродливые и деревья. А за тем горным хребтом, так вовсе нелюди живут. Отец мой с мужиками снаряжались туда. Ушли через тропу промеж скал. Трое их было. Вдалеке дым заприметили, решили разведать, кто костры жжет. Да не дошли. На полпути, догнали их люди, сидя верхом на быстроногих животных. Вроде как лошадами они их зовут. У нас в чаще, такие не водятся. Ну и давай хлестать кнутами наших дураков-путешественников. Двоих в первый же день запороли до смерти. Пытали кто такие? откуда? А у всех жены, дети, остались. Да неужто этим извергам их отдать на поругание? Так не сознались, упокой господи их душу. А отец мой дюже крепкий мужик был. Его особо пытать не стали, а продали какому- то местному владыке. Так оказался он в каменоломне. Несколько лет на износ надрывался там, пока однажды не сбежал. Когда пришел домой, мы с матерью его насилу узнали. Одна тень осталось от него. Вот он и рассказал истории о людях за тем хребтом. Не по человечьим законам они там живут. Одна погибель там, рвут друг друга, продают как скот. Проведали бы где наше селение, разграбили бы, сожгли а людей в рабство угнали. Поэтому и настрого запретили мы ходить туда кому либо. И дозор этот перед ущельем установили. Чтобы никто, вдруг не туда не от туда не проскользнул.

–А где та тропа, по которой за хребет мужики ходили?– участливо вмешался в разговор Фома, кряхтя насаживающий зайца на острую ветку.

–А тебе- то почто она сдалась? Забудьте вы об этой тропе. Уж лучше сгинуть мирно и тихо, в этой глуши, чем там, под плетями выродков!

Фома вздохнул, почесал свою лысину, пробивающуюся сквозь свалявшиеся длинные кудри, и поджав губы, молча, завертел зайца на костре.

–Слушай Степаныч. Ты ведь с нашим старостой давний приятель. Я вот спросить хотел, правда ли, что в тереме, возле нашей церкви, хранят сокровища. Круглые сутки ведь стерегут его.– Правя о камень нож, спросил Остап.

–Что за вздор ты такой несешь? Какое еще сокровище? Кто тебе эту чепуху набрехал Остап?– Удивленно глядя на него. Спросил Степаныч. Нет там никаких сокровищ. А что там охраняют, то вам знать не надо. Помню на моем веку один дурак из тех что терем сторожил, подсмотреть решил. Не побоялся ведь, что по закону, изгонят на болота. Ну и подсмотрел.

–И чего? На болота его прогнали? – Любопытно вклинился в разговор Фома.

–Нет не прогнали… Спятил он. С ножом на других сторожей кидаться начал. Полосонул нескольких, а скрутить его вчетвером они не сумели, силен стал, словно дьявол. Так и закололи его.

– Что еще за брехня?! Че он там увидать такого мог?! Хлопнув себя по коленке, возмутился Фома.

– Чего он там увидал, тебе знать не обязательно. Живите по закону, и не суйте нос куда не следует.

Фома, отрывая жареному кролику ногу, недовольно покосился на старика.

–Ладно тебе Степаныч, чего завелся? Господь с ним, с тем домом. Надо, значит пусть стерегут. Я вот смотрю солнце уже высоко, почему нас не меняют? – Взглянув на небо, недовольно буркнул Остап.

–Дело говоришь. Заерзав на месте, согласился Степаныч.

–Да ешьте а вы! Хорошо, что опаздывают, сейчас ведь придут и все мясо пожрут. – Набив полный рот зайчатины прочавкал Фома.

–Ну-ка тихо!– Подняв вверх руку, вдруг рявкнул Остап и насторожился.

Фома, с трудом проглотив кусок, замолчал и выпучив глаза, уставился на Остапа, затем медленно перевел взгляд в сторону чащи, откуда доносился странный нарастающий гул.

Полу-глухой Степаныч, тщетно вслушался в таинственный шум, настороживший молодежь. Однако вскоре, звук стал настолько отчетливым, что старик взволновано нащупал свой посох и поднялся с земли.

Треск ломающихся веток, топот, рык и фырканье, наполнили округу. Из чащи вдруг вырвались кабаны, олени.

Завидя обезумевшее бегство диких зверей Остап, Фома и Степаныч спинами вжались в дерево. Звериный поток, столь стремительно вырвавшийся из глухой чащи, не менее стремительно, скрылся с противоположенной стороны поляны.