И как только боль слегка отпустила, Вера Ивановна босыми ногами прошла по холодному гранитному полу. Каменный гранит промыли с порошком так, что переливался своим родным цветом. Дошла до своей кабинки, достала тапочки на заячьем меху, и пока возилась с туфлями, смазывая их «детским» кремом, боль как по волшебству отпустила её окончательно. И она с внутренним душевным трепетом, подошла к столу, заставленному подарочным сервизом. У неё представилась возможность рассмотреть посуду во всей её красе, и даже держать тарелку в руках рассматривая все изгибы росписи, так богато разрисованные на посуде. Ведь она более двух лет видела шикарный сервиз только за стеклом и на расстоянии. Сама посуда имела около четырех сот наименований предметов, была выставлена в зале и так была удачно расположена, что просматривалась со всех сторон, и привлекала, невольно, любого кто проходил мимо такой красоты. И такое богатство находилось в самой дальней комнате магазина «Юбилейный», Вера Ивановна ходила в магазин только ради этого сервиза как в музей, и ей думалось, что сервиз никто и никогда не сможет его купить.
Дело в том, что магазин «Юбилейный» предназначался исключительно только для новобрачных, и за покупками должны приходить либо жених, либо невеста со справкой из загса, подтверждающая статус жениха, невесты; кстати о своих возможностях в приобретении товара именно в этом магазине многие молодожёны даже не подозревали, и стало быть такую прекрасную возможность не использовали, оттого магазин «Юбилейный» большее время пустовал от посетителей и товары в нём лежали годами не востребованными. Так же существовало ограничение в приобретении товара, стоимость всех товаров не должно было превышать суммы в размере двух тысячи рублей, как раз стоимость сервиза. Сам магазин находился по выражению Веры Ивановны: «у чёрта на куличках». И чтобы до него доехать, у Веры Ивановны уходило два часа, время исчислялось от её квартиры и до самых дверей самого магазина, и при условии, что она не будет стоять на остановках в ожидании автобуса, а ждать порой приходилось и по пятнадцать, когда подойдёт нужный автобус.
Когда на собрании Вера Ивановна замолвила слово о сервизе. И где находится сам сервиз, то многие усомнились в наличии такого магазина, надо отдать должное присутствующим на том собрании, каждая вторая нашла время съездить в магазин «Юбилейный», дабы убедиться собственными глазами, что где-то есть и лучше и прекрасней чем у них. Убедившись в том что сервиз стоит того чтобы быть подаренным «нашей», под словом «наша» имелась естественно заведующая, Светлана Николаевна, всего первого этажа, а вопрос: «где берём деньги» в размере двух тысячи рублей даже не обсуждался, ибо полностью доверяли своему бригадиру, знали: «Елена Степановна лишнего не возьмёт». А Елена Степановна собирая деньги, исходя из способностей «самых шустрых», и возможностях «самых скромных» набрала нужную сумму и на сервиз и на «летних именинников». Происходило это примерно так, плюс минус на характеры. К одним работникам обращалась, что «и три рубля деньги, а главное не деньги, а участие». В основном такой подход касалось грузчиков за исключением «парочку шустрых», и уборщиц помещения, постоянно нуждающихся, не только в деньгах, но и во внимании: «доброе слово и кошке приятно» так говорится в одном фильме, где плеяда замечательных актёров спасает фантастичность фабулы замешанной на слепом отношении друг к другу. Вторая категория людей самая обширная и разносторонняя в своих проявления к ним обращалась вопросительно: «сколько не жалко для «нашей» и давали такую сумму, на которую она даже не рассчитывала. Такое разделение людей на категории, Елена Степановна составила для себя, и не распространялась на этот счёт с другими. А со «старших товароведов», согласно штатному расписанию было шесть человек по числу отделов находящихся на первом этаже. У старших товароведов, Елена Степановна добрала нужную сумму, чтобы хватило и на подарочный сервиз, и на букет роз, и на сумму в сто рублей для каждого «летнего именинника». И на торты из лучшего кулинарного магазина, благо магазин находился в двух шагах от них, в него очередь занимали за два часа до открытия. Само собой разумеется, чтобы и на стол и каждому по торту с названием «Мишка на Севере». Чтобы домой отнести и пусть родня так же порадуется и будет в курсе событий происходящих в магазине. Пока собирала нужную сумму, сделала распоряжения насчёт праздничного стола, сколько и чего из продуктов надо принести из дому, кто и как умеет лучше всего готовить блюда, которые могут удивить самого изысканного гурмана или самый редкий тип людей знающих, где и желательно в неограниченном количестве «достать» продукты, имеющие повышенный спрос в магазинах. Чёрная и красная икра, должна стоять на столе в избытки, и ещё что-нибудь такое чего в магазине и в помине не бывает, но производится в достатке и «уплывает» за границу как образцы красивой и здоровой пищи в стране. Многие даже не подозревали о существовании такого изобилия на производстве и полного его отсутствия в магазинах, а у них в бытовки возможное появление таких продуктов, если Елена Степановна хорошо постарается. В общем, Елена Степановна соображала и полностью соответствовала занимаемой должности бригадира.
Вера Ивановна взяла со стола самую богатую рисункам тарелку, прошла к креслу, и как можно удобнее расположившись в кресле, стала самым внимательным образом разглядывать роспись, чувствую глубокое удовлетворение уже оттого, что держит в своих руках такую красоту. А Алла Альбертовна с вдохновением рассказывала, о страданиях очередного ухажёра. И как ухажёр цитировал её Александра Блока/ Ночь, улица, фонарь, аптека,// Бессмысленный и тусклый свет//Живи ещё хоть четверть века-//Всё будет так. Исхода нет./. И потупивший взгляд скромненько соврал, что «Мой лёгкий набросок». Естественно она как воспитанная в лучших традициях нашего времени: «молчим, молчим и опять молчим», насчёт Блока ничего не сказала, и даже похвалила за пессимизм в поэзии. Смеялась над своими мужчинами в бытовки, и любила о них говорить в пренебрежительном тоне: «лживые мужчины более интересные в общении, чем правдивые» и «чем старше мужчина, тем более прозрачен он для меня», «щедрость мужчин удерживает меня от мысли, чтобы его сразу бросить и терпеть его дыхание на моей заднице», «мужчины чаще изменяют не потому, что влюблены в женщину, а оттого чтобы насадить ближнему своему». Цинизм её был беспределен, и пищу для своих шуточек находила в ресторанах, не в музей ведь ей ходить и разглядывать картины, от скуки зевая, прикрывая зевоту носовым платком.
Вера Ивановна, подумала: «… при её внешних данных и свободной от семьи, может себе позволить смену «перчаток», а потом рассуждать о пользе или о вредности мужчин… порхает как бабочка от цветка к цветку, а ведь три году тому назад лечилась от древнейшей болезни. Что не говори, а хороший муж, лучше всего на свете». Здесь её вялые размышления прервались Ниной Григорьевной, которая перемыла всю посуду и присела отдохнуть около неё, глубоко вздохнула и сказала: « Да хорошую вещичку подарим «нашей» на сто лет хватит радовать себя и внуков, жаль только, что немецкого производства». Нина Григорьевна была из тех, о которых говорят «дородная женщина», она буквально возвышалась над Верой Ивановной, при росте под метр девяносто плюс вес под сто килограммов, ещё и присела на самый высокий стул. Вере Ивановне пришлось на неё смотреть снизу вверх и она, таким же тихим, как у Нины Григорьевны, спокойным голосом ответила: – Спасибо вам за участие, за помощь без вас мы как без рук. А немцы другие из ГДР, а что мы о них знаем? Кроме их исторического фашизма да то, что культура ничего не значит в этом мире. Так бы и любовалась и любовалась такой красотой, а ведь я себе хотела купить этот сервиз да по деньгам видела, что не потянуть мне на такую роскошь. Какое нежное сочетание цветов. Здесь тебе и розочки красные, и голубенькие незабудки, и колокольчики сиреневые и мои любимые анютины глазки. А, какой насыщенный фон, не поскупились на краски. Не поймёшь, то ли зелёный переходит в синий, то ли наоборот. В том и сила искусство, когда не знаешь, то ли зло порождает добро, то ли добро не даёт спать злу. Много сусального золота, да и чёрный цвет сильней насыщает рисунки. Да, много пришлось вам помудрить, чтобы завладеть такой красотою. Напротив их присела Алла Альбертовна, слушая беседу, сказала: